Лев Кузьмин - Четверо в тельняшках Страница 7

Молочница улыбалась, она была рада-радёшенька. Мика с Никой, пунцовые от натуги, волокли увесистые рюкзаки.

Когда братья прислонялись к заборам отдохнуть, в рюкзаках что-то постукивало.

— Неужели столько галечных крабов набрали? — удивился Шурка и поглядел на братьев: — Вернули хоть стекло-то хозяйке?

Мика с Никой поспешно закивали: вернули, вернули, давно, мол, вернули.

А Дама вышагивала в новых сапожках и смотрела не столько на дорогу, сколько на свою обнову. Сапожки ей очень нравились.

Но когда две процессии, большая и маленькая, оказались рядом, Дама напустилась на маму:

— Сыночек-то ваш… Полюбуйтесь, что сделал с моими ребятками!

Мама испуганно посмотрела на Нику, который всё ещё нет-нет да и трогал шишку на лбу, но Дама показала на рюкзаки:

— Были у меня дети как дети, а теперь, по вашей милости, булыжники таскают, вот-вот надорвутся! Эх вы!

Тут Дама опять глянула на свои сапожки, запнулась и отстала.

А почтальон Ладушкин засмеялся:

— Ничего, ничего! Собирать камушки куда полезнее, чем есть конфеты! — и подмигнул молочнице. Та заулыбалась ещё радостнее.

Мама догнала Шурку и сказала:

— А всё-таки Ника с Микой — ребятишки ничего. Про ложку-то мамаше они не наябедничали.

Глава десятая

ПУТЬ-ДОРОГА

Не успел поезд тронуться, папа с мамой немножко поссорились.

Папа вошёл в купе и любезно сказал:

— Ты у нас — женщина, Шурка — ребёнок, поэтому устраивайтесь на нижних полках и спокойненько поезжайте. А мы с Яшей, так и быть, залезем на верхние.

— Привет! — сказала мама. — Я хоть и женщина, и в очках, но зато в китобойском колпаке! Нечего тебе хитрить — на нижней полке сиди сам. А верхние наши с Шуркой.

— Правильно, — согласился Яша Капитан. — Я и сам не полезу на верхнюю полку. Представляете, что будет, если она подо мной обломится?

Папа пробубнил:

— Ну и пожалуйста!

Он отвернулся к окну.

Но долго сердиться да глядеть в окно он не мог, не такое сейчас было время. Надо было готовиться к встрече с морем и к плаванию на «Медузе». Когда Капитан набил свою трубку табаком и вышел в коридор подымить, папа сказал:

— Давай, Шурка, тренироваться. Сделаем Яше сюрприз, а то он, наверное, думает, что мы на корабле только мешать станем.

И тут папа стал припоминать все морские команды, какие знал. А Шурка принялся их исполнять.

— Свистать всех наверх! — командовал папа молодецким голосом, и Шурка карабкался на верхнюю полку.

— Полундра! В трюме течь! — делал папа страшные глаза, и Шурка скатывался вниз, заглядывал под нижнюю полку. Под полкой звякала бутыль с молоком, Шурка проверял, хорошо ли она заткнута.

Мама тоже пробовала карабкаться то вверх, то вниз, но так быстро, как у Шурки, у неё не получалось.

— Да тебе и необязательно. На корабле ты можешь работать коком, — сказали папа с Шуркой, а сами до того разошлись, что решили заодно поучиться и морской походочке. Той самой, которой ходят моряки по палубам.

— Я знаю, — сказал Шурка, — моряки ходят вразвалочку.

— Ничего подобного! — заспорил папа. — Не вразвалочку, а враскачку.

Он посмотрел на дверь: не подглядывает ли Капитан? — и стал показывать, как ходят заправские моряки.

В купе было тесно, пол подрагивал на ходу, но папа три шага всё-таки сделал.

— Вот как ходят мореплаватели! Учись.

Дверь отодвинулась, в неё протиснулся Яша Капитан и засмеялся:

— Вот так парад! Я вижу, на моём корабле будет отличное пополнение.

Папа застеснялся, а Капитан сказал:

— Ничего, не смущайся. По крайней мере, у нас тут весело, не то что в соседнем купе. Я заглянул туда, и мне даже грустно сделалось.

— А кто там? — спросил Шурка.

— Пойди посмотри. Может, приятелей увидишь, — усмехнулся Капитан. Он ещё со вчерашнего вечера знал про все Шуркины приключения.

Шурка потихоньку вышел в коридор, одним глазком заглянул в распахнутую дверь соседнего купе.

Там внизу дремала Розовая Дама. Под головой у неё лежали новые сапожки. А наверху шелестели пакетами, что-то дожёвывали Ника с Микой. Они шёпотом спорили о том, куда станут девать денежки, когда продадут галечных крабов. Мика шептал:

— Этакую кучу деньжищ на шоколаде не проесть, надо купить собаку. Охотничью. Ну, знаешь, такую, у которой хвост крючком. И научить её по нюху собирать камни. Собака станет собирать, а мы продавать, Мы продавать, а она бегать и собирать.

— Нет, — не соглашался Ника. — Маманя выставит из дому и нас и собаку! Будем сами, как собаки, жить на лестнице.

— Нет, не выставит!

— Нет, выставит!

Братья дали друг другу по затрещине, успокоились, начали жалеть, что рано уехали из Даль-городка.

— Цветочное чудо так и не доделали. А ведь сколько труда положили, а?

— Доделаешь с нашей маманей! Не успела новые сапоги натянуть, как ей загорелось ехать обратно.

— Похвастаться захотелось.

— Конечно, похвастаться.

Шурка тихонько задвинул дверь, махнул рукой, пошёл в своё купе.

А там шёл пир горой.

Бутыль с молоком наполовину опустела; у папы на зубах похрустывали свежие огурчики; мама макала в соль красные помидоры; а Яша Капитан тюкал об столик варёное яйцо.

Шурка навалился на всё подряд.

Он не подозревал, что в дороге развивается такой аппетит.

Теперь в чём, в чём, а в этом-то он Мику с Никой понял прекрасно.

Капитан резал яйцо перочинным ножиком, подкладывал черепахе тонкие ломтики и говорил:

— Это что! Это всё вкусно, да не так… Вот приедем в Синеморск, я накормлю вас булябезом.

— Чем, чему — спросила мама и перестала жевать.

Шурка тоже перестал.

— Бу-ля-бе-зом! Это такой морской суп.

— Какое красивое слово! Почти как «вилливауз».

— Ну, что вы, — сказал Капитан. — Вилливауз — это совсем не то.

— Пусть не то, но всё равно это слово морское, красивое.

— Не спорю, но оно не такое вкусное, как булябез. Чтобы приготовить булябез, надо иметь семь сортов рыбы, шесть крупных луковиц, пять долек чеснока, четыре спелые помидорины, три кисточки укропа, два лавровых листика и один апельсин.

— Ух, — сказала мама. — Дайте карандаш, я запишу.

— Запиши, — сказал папа. — Когда вернёмся, угостим булябезом Ладушкина.

А Шурка только что-то проурчал, словно булябеза уже наелся, хотя во рту у него была всего-навсего помидорина.

В общем, ехали быстро, разговаривали весело — и завтракали.

Потом поговорили, поговорили — да и пообедали. А когда поужинали, Яша Капитан сказал: — Ну, вот и Синеморск близко!

Глава одиннадцатая

НАСТОЯЩЕЕ СИНЕЕ МОРЕ

Шурка, услышав про Синеморск, сразу прилип к окну, но, кроме зелёной горы, которая собой всё заслонила, ничего не увидел. Тем не менее папа и мама засуетились, похватали вещи и выскочили в тамбур. Так в тамбуре и стояли, пока поезд не остановился. А когда остановился, выскочили на перрон и — замерли!

Совсем недалеко, рукой подать, за пёстрыми городскими крышами, за густыми садами и парками, дышало и улыбалось настоящее Синее море.

Но оно было — золотым!

В него медленно опускалось оранжевое солнце.

По нему далеко и весело бежали белые паруса и многотрубные пароходы.

Папа постоял, папа посмотрел, папа ухватил чемодан, крикнул: «За мной, ребята!» — и припустил напрямки к морю.

Двое «ребят» — мама и Шурка с глобусом — понеслись вдогонку.

— Подождите! Подождите! — сипел Яша Капитан, но «ребят» и громовой голос не остановил бы.

Папа перелетал через канавы, папа прошмыгивал в дырки оград, папа нырял в калитки, пересекал незнакомые дворы и сады, Шурка с мамой едва поспевали за ним.

Они бежали через удивительный город, но ни на что не смотрели, ничего не замечали, они летели вперёд, вперёд, вперёд.

Только вскочив на попутный трамвай, Яша Капитан смог их настичь, да и то у самого Синего моря.

Там папа трахнул чемоданище на песок и, не снимая ни колпака, ни пиджака, зашлёпал прямо по воде.

— Да ты что, — ухватил папу за рукав Капитан, — пешком через море собрался, что ли? Смотри, потонешь!

— Ого-го! — размахивал папа колпаком. — Ого-го! И пойду! И не потону! И ничего со мной не будет!

Мама швырнула босоножки, Шурка сдёрнул кеды: «Ого-го! Ничегошеньки с нами не будет!» — и тоже зашлёпали босиком по тёплой морской воде.

Они бежали всё дальше, всё глубже.

Сначала вода была им по щиколотки, потом до колен, затем выше колен, потом по пояс.

Тут Яша Капитан не выдержал и, прыгая на одной ножке, стал разуваться.

— Сумасброды! Пойдут ко дну и даже «спасите» не крикнут.

А навстречу катилась волна.

Сначала, издалека, она была похожа на те волны из васильков, что колыхались у красного домика. Через минуту она стала гораздо больше. А через другую минуту поднялась выше папы, ударила его, и огорошенный папа, едва успев ухватить трубкув кулак, полетел кувырком.