Н. Ковалева - Зима и лето мальчика Женьки Страница 7

Алена не сразу поняла, в чем ее обвинили. Только когда схлынул одобряющий гул, она осознала: ее в лицо обвинили в непотребстве.

— Вы что?! Вы считаете?.. Да нет же, нет! Женя, он, просто… Я… Я люблю его… То есть тут другое… Просто…

— Просто, Алена Дмитриевна, вы завели любимчика. Причем противоположного пола, — вставила Лариса Сергеевна.

— Да! И это уже повод для дисциплинарного взыскания. Сложившиеся устои и правила поведения педагогов запрещают выделять кого-либо. Вас, кажется, я предупреждал, — директор победно глянул на девушку.

— Я думаю, Алена Дмитриевна все поняла, — Лариса Сергеевна излишне бережно обняла девушку за плечи и попыталась усадить на стул.

Алена скинула холодные руки:

— Я не буду молчать! Не буду!

И опрометью кинулась из кабинета. Дверь, подхваченная сквозняком, оглушительно хлопнула.

Владлен Николаевич догнал девушку в гардеробной:

— Алена Дмитриевна, я хочу услышать ваши условия.

— Условия? — спросила Алена, путаясь в рукавах пальто.

— Я прагматичный человек и понимаю: мальчик вам очень дорог. И чтобы все это осталось между нами…

Пока он подбирал слова, Алена представила, с какой скоростью одолел два лестничных пролета этот прагматичный увесистый человек. По круглому лицу директора, по широким порам лба сползали капельки пота. Он выдернул из кармана серого пиджака аккуратно сложенный платок и протер лоб, но под глазами осталось влажно, и казалось, что директор плачет.

— Я хочу, чтобы наказали виновных.

— Да молчит ваш Бригунец! Молчит! Он даже на имя свое не отзывается.

— На имя? Почему?

— Очередная блажь. Придумал себе кличку, — пожал плечами Владлен Николаевич. — Давайте поговорим где-нибудь в другом месте. Хоть в спортзале.

Алена, не дожидаясь приглашения, устроилась на груде матов. Директор тяжело опустился рядом:

— Алена, вы не сможете его усыновить. Но забрать на все лето — пожалуйста. Прямо сейчас. Мы переведем его в 4 класс. К сентябрю все забудется, как страшный сон.

— Это на всю жизнь. Его в область переводить надо, чтоб ни одна живая душа не узнала.

Владлен Николаевич вздохнул: если бы все было так просто! В городе-то с переводом намучаешься. Нужны веские основания. Очень веские. На последнем совещании в гороно просили уплотнить комнаты. Как уплотнять? У него по тридцать человек в спальнях! Все мыслимые и немыслимые нормы уже нарушены, благо СЭС глаза закрывает. А детей не убывает. Мир рехнулся. Бабы спятили: рожают, бросают. Перевести! Куда?

— В школу дураков… — хмыкнул он вслух невеселым мыслям.

— Что?

— Я говорю, осуществить перевод можно только в школу для умственно отсталых детей. Обычные детдома переполнены. Здания строились еще в пятидесятых, тогда не предполагали такого наплыва отказников. Иные и вовсе размещены в приспособленных помещениях. Государство, конечно, делает все возможное, но построить новые пока не в силах.

— Женю? В спецшколу?! — Алена не верила своим ушам.

— Да. Подготовим документы. Оценки у него далеки от отличных. Поведение опять же… Медицинская комиссия особо не приглядывается. Достаточно наших справок. Так что считайте, мы договорились. Если вас устраивает такой вариант, ради Бога — с сентября ваш Бригунец будет учиться в другом месте. Возможно, там мальчику будет лучше.

— Он же нормальный!

— Вы утверждаете или спрашиваете? Если спрашиваете, я отвечу. Их нормальность, равно, как и ненормальность, весьма относительна. Это в войну в детдом попадали сироты из семей с прекрасной наследственностью. Сейчас, извините, контингент другой. Вы бы отказались от ребенка?

— Нет, — Алена еще не понимала, куда он клонит.

— Вот! Потому что вы нормальный, ответственный гражданин нашего общества. Ваш ребенок будет полноценным. А отказники — это мина замедленного действия. Наследственность. Пьяное зачатие. Случайные связи. Наше воспитание не восполняет в полном объеме то, что дается ребенку в семье. Отсюда и подобные инциденты. В конце концов, они всего лишь стая, которую мы приводим в более или менее цивилизованное состояние. В Союзе шестнадцать процентов бездетных пар. Но очереди на усыновление я не вижу. А когда находятся желающие, они копаются в детях, как в овощах на рынке. Из пяти принятых в семьи одного непременно вернут. Алена Дмитриевна, не идеализируйте Бригунца! Поверьте, когда вырастет, он станет вторым Кастаевым. Мальчишка достаточно упрям, дерзок и независим для этого.

— Кастаевым? — Алена опешила. Сколько раз она собиралась рассказать директору о том, что происходит за завтраком, на зарядке, а он, оказывается, все знал. Но если знал, то почему?..

— Вы хотите спросить, почему я до сих пор не принял никаких мер по отношению к Кастаеву? Да не смотрите вы так! — Владлен Николаевич говорил уверенно и вместе с тем проникновенно, ему самому нравился взятый тон. — Кастаев вечен! У меня шестьсот воспитанников. И двадцать четыре педагога. По три десятка душ на каждого. Если уделять хотя бы по полчаса одному, получается, что пятнадцать часов в сутки мы должны находиться здесь. Но что такое полчаса? И без внутренней иерархии, а она складывается в каждом подобном воспитательном учреждении, мы бы просто не справились. Дисциплина держится на Кастаевых. А мы уже руководим ими. Система отлажена. Хотя сбои и бывают. Наказать его можно, но как это сделать, чтобы не нарушить иерархии? Слабого вожака стая не признает. Заметьте, Алена, я с вами откровенен.

Девушка качнулась вперед и по-детски обхватила коленки.

— И жду того же от вас, — продолжил директор. — Чего вы хотите? Добавить часы? Прекрасно! С сентября вы будете работать на полторы ставки. Выделить квартиру? Я поставлю вопрос в горсовете. У вас, кажется, диплом с отличием? Значит, свободное распределение? И детдом наш вы выбрали сами. Надо ценить, — директор усмехнулся. — Души прекрасные порывы…. Не молчите, моя милая.

Владлен чиркнул зажигалкой и затянулся:

— С вашего позволения.

А чего хотела Алена?

Она хотела, чтоб директор замолчал. И еще встать и выйти. Но продолжала сидеть на жестких брезентовых матах, обхватив колени. Наверное, Владлен Николаевич говорил верные слова, и здешние дети не были ангелочками с крыльями. Только каждый из них — немножко Женька. Разве мог он быть волчонком, миной замедленного действия, дикарем, из которого нельзя вырастить человека, можно лишь придать цивилизованный вид? Да даже Кастет — наверняка и у него в душе было что-то светлое, только никто не потрудился это найти, а сейчас было уже поздно.

— Так что мы решим, Алена Дмитриевна?

— Я хочу, чтобы его перевели в другой детдом, — упрямо повторила девушка.

— Опять двадцать пять. Я не знаю, как бороться с вашим упорством. Понимаю, юношеский максимализм. Я сам таким был четверть века назад. Я тоже спасал мир и каждого обездоленного ребенка.

— Вы?! — усмехнулась Алена.

— Я. Потом сел в это кресло. — Владлен привычно хлопнул по подлокотникам, и рука глухо шлепнула по матам.

Ему стало досадно: где-то в пяти кварталах отсюда был дом, ужин, горячий душ, а он сидел чуть ли не на полу и доказывал капризной девчонке очевидные вещи. Он не мог думать о каждом воспитаннике, физически не мог. И можно ли вообще быть хорошим для всех? Сама система воспитания изначально не была гуманной: эти общие спальни, эта полная изолированность от нормальной жизни. Когда-то Владлен Николаевич предлагал создать на базе их детдома иную модель воспитания. Он даже пытался найти братьев и сестер своих воспитанников, чтобы объединить их под одной крышей. Тогда у детей была бы хотя бы иллюзия семьи. Идею зарубили, а она была хороша: комнаты на шестерых воспитанников, естественная забота старших о младших, сохранение внутрисемейных связей, дополнительные часы по ведению домашнего хозяйства, приусадебный комплекс, возможность трудового воспитания… Ах, какая была идея!.. Ее посчитали бредовой. Владлен и сейчас помнит строки приказа: «Объявить выговор за недоверие к системе государственного воспитания».

— Ах! — он махнул рукой. — Хотел бы я вернуться к этому разговору через двадцать лет. Так что вам надо? Я еще не услышал от вас, чем я могу вам помочь. И выслушайте один совет: Кастаев заканчивает обучение. Здесь пробудет до сентября — и в училище. Кто там придет за ним? Скорее всего Тюгаев, возможно, Вольский. Хотя, хотя… Ладно. С ними я поговорю, они не допустят травли. Вы же этого боитесь? Ну?

— Да, — проронила Алена.

— Так вот завтра вы можете забрать своего Бригунца на все лето. Полгода достаточный срок, чтобы все забылось. А на следующий год возьмете руководство в его классе. Будет у вас на глазах. Выходные и праздники тоже в Вашем распоряжении. Ради Бога, играйтесь!

— Я не играюсь, — возразила девушка.