Николай Вурдов - Робинзоны студеного острова Страница 7

Почти всю ночь под дождем и ветром, под неумолкавший рев волны устанавливали мы палатку (ее срывало два раза).

Потом я долго дрожал, не мог согреться под промокшим одеялом, и только к утру уснул.

Утро на другой день было великолепное! (Погода на Новой Земле меняется поразительно быстро. Потом нам объяснили, что это от близкого соседства сравнительно теплого Баренцева и холодного Карского морей). Шторма как будто и не бывало. Небо было совсем безоблачным и таким же голубым, как в погожий летний день у нас в Архангельске. Солнце светило и грело вовсю. А море! Каким оно было красивым, смирным, ласковым!

У всех сразу поднялось настроение. Ребята умывались у берега морской водой: мыло в ней не мылилось, вода щипала глаза, разъедала ссадины на руках.

Не любуйся на гладкую воду —Острый камень лежит под водой, —запел Сергей Колтовой.Не надейся, моряк, на погоду,А надейся на парус тугой, —подхватило несколько голосов.

— Завтракать! Завтракать, орлы! — бодрым веселым голосом объявил Петрович.

Как большая семья, сели мы за длинный, только вчера еще сколоченный стол. Ребята как-то по-новому всматривались друг в друга, ведь нам предстояло делить все радости и горести новой жизни.

Новая бригадная повариха Ильинична, пожилая, рыхлая, добродушно-шумливая женщина, щедро накладывала в миски вкусно пахнущую кашу, разливала сладкий чай.

— Ну, ребята, поздравляю вас с началом работы! — обратился к нам Петрович после завтрака. — За этим мы сюда и приехали, за два моря. Сейчас пойдем на птичий базар. Запомните: яйца собирать — не грибы собирать. Чуть зазевался, разинул рот — загремишь со скалы без парашюта. Главное здесь — осторожность, осторожность и еще раз осторожность.

Всегда спокойный, солидный, Петрович был в празднично-торжественном настроении и, чувствовалось, волновался. Его настроение передалось и нам. Не терпелось скорее приняться за дело.

Веселой гомонящей толпой мы поднялись на верх острова, он был почти совсем плоский, а по бокам обрывался крутыми скалами приблизительно сорокаметровой высоты. Только в одном месте кольцо скал прерывалось крутым спуском к берегу моря, туда, где стояли наши палатки. Мох, лишайники покрывали остров, местами прорываясь пятнами обнаженного каменистого грунта. Кое-где проклевывались желтенькие цветочки, кое-где стлались по земле карликовые березки — вот и вся растительность.

С восточной стороны острова, километрах в пяти, тянулись голые сопки и скалы Новой Земли, а на западе уходило за горизонт спокойное бесконечное море. Время от времени где-то вдали на его поверхности рождалась пологая волна, не спеша двигалась к берегу, ударялась о скалы и откатывалась назад, а за ней уже надвигалась другая. И так равномерно — одна за другой, одна за другой. Море как будто дышало.

Птичий базар удивил, оглушил, ошеломил! Там стоял не умолкающий ни на минуту птичий гам, он заглушал даже шум прибоя и слышен был далеко. Тысячи птиц рядами сидели на узких карнизах скал, они гнездились даже на самых ничтожных выступах камней. Одни сидели, другие летели к морю, третьи — с моря. Казалось, птиц здесь, что комаров на болоте.

Основные обитатели птичьего базара — кайры и чайки разных видов — гнездились колониями: отдельно кайры, отдельно чайки.

Кайра — птица чем-то похожая на маленького пингвина. У нее черная спина и белая манишка на грудке. Туловище у кайры вальковатое, ноги отодвинуты далеко назад, а пальцы соединены плавательными перепонками. По земле кайра передвигается медленно и неуклюже, взлететь может только со скалы и с воды. Она отлично плавает, а нырять может на глубину до десяти метров, под водой передвигается с помощью крыльев. Весит кайра до двух килограммов, мясо ее съедобно. Единственное яйцо кайра кладет прямо на скалы, оно имеет такую форму, что не скатывается с камней. Яйцо кайры равно по весу двум куриным и не уступает им в питательности. Местные промышленники собирают яйца кайры также и для приманки песцов.

Из чаек больше всего на птичьем базаре чаек-моевок. Это трехпалые птицы длиной около сорока сантиметров. Голова, шея, низ тела у них — белые, спина и крылья — голубовато-серые. Чайки для своих птенцов устраивают гнезда из ила и водорослей.

Легкие подвижные чайки хватали рыбу прямо с поверхности воды, занимались они и разбоем: налетали на возвращавшихся с моря кайр и отбирали у них добычу. Пираты, да и только! Иногда крупные чайки пытались разбойничать и в гнездовьях кайр. Вся колония кайр приходила в беспокойство, гам усиливался и, казалось, доходил до предела, разбойника с позором изгоняли. Во время этой суматохи сотни яиц летели в море, невзначай уроненные всполошившимися хозяевами.

Можно было без конца смотреть на кипучую жизнь базара, но Петрович не любил безделья. Он посадил всех нас на землю недалеко от края скалы и, расхаживая, как заправский лектор, долго рассказывал о правилах, которые надо соблюдать при сборе яиц, страховке, самостраховке, говорил о внимательности, осторожности и не менее важных других вещах.

Признаться, мы слушали его довольно рассеянно: легко ли слушать, когда в уши рвется беспрерывный гам, а перед глазами такая картина, которую и в кино-то не увидишь?!

После «лекции» Петрович перепоясался веревкой и, сунув се конец нам, кряхтя полез было вниз — показать, как надо ходить по скалам, но тут ребята подняли такой шум, что даже кайр перекричали.

— Что мы маленькие, что ли?

Пришлось бригадиру отказаться от своей затеи.

Он разбил всех на группы по три человека и каждой отвел свой участок. Я попал в одну группу с Темой Кривополеновым и Володей Ермолиным.

Теме шестнадцать лет, лицо его всегда подвижное, озорное, а в глазах так и прыгают чертенята. Безобидно разыграть товарища — любимое его занятие. А в общем-то он парень толковый, не робкий, в случае чего может постоять и за себя и за товарища.

Володе Ермолину тоже шестнадцать. У него тонкое интеллигентное лицо, сдержанные манеры. Володя одевался аккуратно, даже немного щеголевато, носил синие брюки с металлическими заклепками на карманчиках, кожаную куртку на застежке «молния», кепку «лондонку». Ребята не удивлялись: у многих отцы были моряками и привозили домой заграничные подарки.

С величайшим старанием перепоясали мы веревкой Тему. Он подошел ко краю скалы, заглянул вниз и, отшатнувшись, дурашливо взвизгнул:

— Ой, мамоньки! Ой, боюсь!

И хотя Тема дурачился, по слегка побледневшему лицу было заметно, что ему и в самом деле немного не по себе. Сорокаметровая, почти отвесно падающая скала, у подножия которой билось о камни море, внушала страх. Край скалы как бы притягивал к себе, от взгляда вниз кружилась голова.

— Не строй клоуна, тут не цирк, — серьезно заметил ему Петрович.

Тема подтянул брюки, лихо подмигнул нам и стал спускаться вниз на скалы. В руках у него была плетеная корзина для яиц.

Мы с Володей крепко держали веревку и по сигналу Темы потравливали ее. Было страшновато за товарища, который находился где-то внизу над гомонящей бездной.

Петрович беспокойно ходил от группы к группе ребят, ворчал, поучал, покрикивал.

Мы уже успели поднять корзину с собранными Темой яйцами, как вдруг веревка, к которой он был привязан, ослабла и свободно повисла. Мы с Володей тупо уставились друг на друга. Страшно было представить, что могло произойти.

— Уп-пал, р-разбился, — с трудом выговорил Володя и вдруг, решительно махнув рукой, мол, была не была, стал спускаться на скалы, даже не обвязавшись веревкой.

— Куда? Назад! — раздался грозный окрик Петровича.

Бухая огромными рыбачьими сапожищами, потный, встревоженный, он подбежал к нам.

— Что случилось?

Мы кое-как объяснили.

— Те-о-ма! — закричали мы все трое.

— Чего голосите, черти? — неожиданно раздался его голос совсем рядом, из-за выступа скалы. — Выбрали веревку, обормоты, верблюды необученные. Хоть на пузе поднимайся наверх.

Мы с радостью слушали сердитую ругань Темы. А вот показался и он, с корзиной яиц, живой и невредимый.

Петрович облегченно вытер выступивший на лице пот.

Тема был здорово разозлен и, видимо, хотел по-свойски поговорить с нами, но, увидев яростные глаза Петровича, мигом остыл.

— Почему без веревки гулял милый мальчик? — зловеще тихо спросил его бригадир.

— Мешает она там. За скалы цепляется. Камни сверху сыплются, — неуверенно оправдывался Тема.

— Мешает?! — взорвался Петрович. — А ну марш в палатку, помогай картошку чистить. Там тебе никто не будет мешать.

— Ну что ты, Петрович! — пустил в ход подхалимскую улыбку Тема. — С кем и чего не бывает в первый раз! Я больше не буду отвязываться.

Но всегда покладистый добродушный Петрович так посмотрел на него, так затряс бородой, что было видно: на этот раз спорить с им бесполезно. Тема покорно поплелся к палатке.