Худайберды Тухтабаев - Свет в заброшенном доме Страница 7

Разык-ака улыбнулся:

– Ты хочешь сказать, должен быть ловким, как кошка?

Усман обрадовано кивнул. Учитель велел Хамрокулу поставить ему пятёрку.

– Теперь, дети, перейдём к новому материалу…

Но ребята зашумели, застучали крышками парт, требуя рассказать анекдот, как Насреддин воевал на фронте. Я тоже присоединился к ним. Потому что знаю: дядюшка Разык лучший рассказчик в деревне. Когда он начинает в кругу взрослых «травить анекдоты», все покатываются со смеху. Если мы не воспользуемся случаем сейчас, потом, возможно, будет поздно.

– Да, да, давайте анекдот!

– Без Насреддина мы не успокоимся!

– Ну ладно… – махнул рукой учитель. И хитро прищурился, как обычно делал перед тем, как рассказать анекдот. – Муллу Насреддина призвали в армию. Командир начал учить новобранцев кидать гранату, колоть штыком и обороняться. Одно время глядит, Ходжа лёг ничком на дне окопа и лежит себе. «Афанди, вы что там валяетесь?» – поинтересовался командир. «Я учусь умирать», – ответил Насреддин.

Посмеялись. Разык-ака начал урок. Сегодня сорок два воина должны прорвать оборонительную линию противника и занять безымянную высоту. Учитель с таким увлечением показывал нам, как атаковать, как защищаться в штыковом бою, кидать гранату, что мы на время забыли про голод и почувствовали себя настоящими солдатами.

– Вста-ать! – закричал вдруг Разык-ака. Мы повскакали с мест, крича и толкаясь, бросились из класса, построились на школьном дворе. У нас на вооружении сорок деревянных винтовок, десять гранат и два пулемёта, внешне не отличающихся от настоящих. Изображая ртом выстрелы или взрыв, можно истребить несметное количество фашистов.

– Лицом к дувалу[21] Мухтарали-аки! – скомандовал командир школьного войска. Мы повернулись к стене Мухтарали-аки, то есть направо. Распределили роли: правому ряду выпало защищать высоту, левому – штурмовать. Командиром защитников назначили Хайита Башку, атакующих – верите ли?! – меня. Поделили оружие.

– К высоте номер один ша-го-ом марш! Мы зашагали, громко печатая шаг. Чем не воины?!

– Раз-два-три! – пытается командовать в такт нашим шагам Разык-ака.

– В единстве сила наша! – выкрикивает кто-то.

– Расправь крылья для полёта! – откликается другой.

– Мало ел каши! – острит третий. Командир наш прыгает на костылях, едва поспевая за нами.

Метрах в трёхстах от нашей школы расположена небольшая высота. На предыдущих уроках мы вырыли вокруг неё настоящие окопы, соорудили площадки для установки пулемётов.

Тут мы и остановились. Командир ещё раз пояснил нашу задачу и закончил так:

– И защитники и атакующие должны бороться за эту высоту так, чтобы врагу не достался этот драгоценный кусок нашей Родины. Задача ясна?

– Ясна! – заорали мы.

– У меня вопрос! – поднял руку Акрам.

– Давай.

– Будет ли выдана двойная норма картошки тому, кто отличится в бою?

– Будет выдана.

Мы заняли свои места: неприятель залёг в окопах, выставив на нас дула винтовок и пулемётов. Я со своими молодцами залёг у подножия высоты.

В небо взвилась ракета – белая тряпка, в которую завёрнут камень. По правилам, мы должны были открыть огонь из всех родов оружия, но вдруг мимо меня мелькнул с криком «ур-ря!» Усман, понёсся к неприятельским позициям. С той стороны раздались беспорядочные выстрелы. Командир школьного войска, взобравшийся на высоту, закричал:

– Усман, ты погиб!

– Нет, не погиб! – ответил тот.

– Падай, ты расстрелян в упор!

– Не попало в меня ничего, убей меня бог!

– Падай, тебе говорят!

Мне очень жалко стало братишку, нет, не потому, что его расстреляли, я помнил, что всё это игра, просто я знал, почему он побежал первым. Усман хотел отличиться в бою, завоевать двойную норму картошки, но теперь убит раньше времени. Я прополз метров сто, вскочил на ноги:

– Вперёд, за Родину!

Мы ринулись во вражеские окопы. Вначале мы фехтовали ружьями, потом почему-то отбросили их и пошло-понесло на кулаках. Враги и свои смешались, пыль столбом, крики. Кто борется, кто валтузит друг друга, кто катается по земле, обнявшись с неприятелем.

– Пора вам отступать! – надрываюсь я.

– Держи карман! – отвечают мне.

А драка продолжается, доносятся крики:

– Отпусти, отпусти, задушишь!..

– Сейчас я тебе в рот кляп затолкаю, чёрт!

– Вот тебе, фашисту, вот!

Передо мной вдруг вырос наш Султан (он был в неприятельских рядах), тигром вцепился в меня. А он знаете какой сильный?! Я стараюсь и так и эдак – никак не могу выбраться из-под него.

– Дурак, отпусти!

– Отдай ключи от амбара – отпущу!

– Отпусти, говорят!

– Ключи отдай!

К счастью, в этот миг командир школьного войска застучал в дырявый медный таз – сигнал к отходу. И вовремя, не то, боюсь, мы с братом подрались бы всерьёз.

Вскочив на ноги, я отдал приказ оставить поле боя. Подхватили раненых и отошли к своим позициям. Командир подошёл к нам.

– Спасибо, бойцы, хорошо дрались! А теперь, уважаемые солдаты, на приступ ещё одной высоты – котла с картошкой, вперёд арш!

Письмо от папы

Скажу вам, с уходом отца на фронт мы страшно тосковали. Ни смеха в доме, ни шуток. Одна тягостная, липучая тоска. Аман с наступлением вечера выходит к калитке, садится на землю и ударяется в рёв: «Па-па-а, когда вы приедете, принесёте хлебушка?!» Накормлю я его кое-как, уложу спать – начинает вторую часть своего плача: «Па-па-а, когда вы вернётесь, расскажете мне сказку?!» Соседи его спрашивают, почему плачет, он отвечает: «А что мне делать, у меня другой работы нет». Иногда прямо у калитки засыпает, с куском хлеба в руке, мокрым от слёз лицом…

Мама всё ещё на поле пропадает. Как говорит Султан, она усыновила трактор, чистит его, вылизывает, домой придёт – скажет: «Прилягу-ка ненадолго», – и засыпает мёртвым сном. Иногда мне тоже становится невмоготу. Измучаюсь, не знаю как, бегая то в поле, то в школу, крутясь по хозяйству, – сил не остаётся. Тогда сяду где-нибудь в укромном уголке, выплачусь от души и вроде отойду немного.

Как-то раз лениво переругивались мы с Зулейхой, как вдруг с треском распахнулась калитка и во двор влетел взволнованный Султан.

– Ака, акаджан, давай гони суюнчи[22].

– За что суюнчи?

– Гони, потом скажу.

Знаю я его – упрётся как осёл, слова не вытянешь. Отпер амбар, дал Султану пригоршню сушёного урюка.

– Письмо от папы! – объявил Султан.

– Письмо?! – вскричала Зулейха.

В задней комнате, за остывшим сандалом[23] сидели остальные дети. Услышав наши крики, они высыпали во двор. «Папа приехал, папа приехал!» Я тоже был так рад, точно отец сам вошёл в калитку. Наш двор наполнился ликующими возгласами, счастливым смехом.

Мы гурьбой вошли в дом, зажгли коптилку, расселись вокруг сандала.

– «Здравствуйте, дорогие, – начал я читать. – Из дальних краёв сообщаю, что я, Мирзапалван, сын Ахмадпалвана, пребывающий под водительством мудрого командования, нахожусь в полном здравии.

Шлю пламенные приветы нашей второй половине Кароматбиби, днями и ночами не слезающей с трактора, умному сыну Арифджану, служащему матери сыном и дочерью, а братьям и сёстрам меньшим – братом и отцом, а также богатырю Султанбаю, скромненькой и малословной дочери Бибизулейхе, в которой отец души не чает, мастеру рисовать Усманджану дорогому, сыну-поэту, любителю сказок Аманджану родному, меньшенькой нашей дочурочке, щебетунье Рабиибиби, а также дядюшке Парпи, опоре нашей, ставшему отцом мне вместо отца родного, чьим заботам поручены мои птенцы, свету моих глаз, матери моей второй, тётушке Тухте поклоны мои низкие, самые наилучшие пожелания. Да пусть вам будет известно, что по сей день не довелось мне повстречать ваших сыновей Анарбая, Бурибая или Дехканбая. Наверное, они бьются на другом поле битвы. Гостинцы, что передавала им драгоценная тётушка, ношу с собой в мешке, при встрече непременно передам.

Долго не писал вам по той причине, что, прибывши в Ташкент, я разминулся с земляками, некому было написать письмо за меня.

Мы находились в пути целый месяц, днём и ночью ехали, вот теперь остановились в маленьком городке. Учимся стрелять из винтовки, заряжать пулемёт, ходить в атаку. Командиры мною довольны, говорят, способный. На днях, когда мы пошли в невсамделишнюю атаку, я всю дорогу нёс на плечах пушку, которая заряжается с дула. Большой командир похлопал меня по плечу: мол, хороший ты солдат. И на том благодарю аллаха.

Дорогой мой сынок Арифджан, я знаю, что тебе тяжело, но даже если так, ещё раз прошу тебя: берегите маму, не огорчайте её, ей тоже нелегко приходится, бедняжке. Помогайте чем можете, пока она не кончит сев.

Продали ли корову? Ведите её на базар несколько дней недоенной, тогда у неё будет тугое и большое вымя. Ещё, сынок, надо разрыхлить землю под виноградником, иначе лозы не дадут новых побегов. Знаешь, я оставил на нише, что в гостиной, фотокарточку, где снят с Ахунбабаевым на стройке Большого Ферганского канала. Она завёрнута в бумагу. Уберите карточку в сундук, целее будет.