Евгений Клюев - От мыльного пузыря до фантика (сборник) Страница 7

И будущее отнюдь не разочаровало их: виноград собрали в большие новые корзины, торжественно повезли на автомобилях, а потом виноградины очнулись уже в бутылках, глотками сока – прозрачными и ароматными. И была зима.

Как раз тогда Бабушка купила Дедушке бутылку виноградного сока, в которой был закупорен и наш с вами глоток. Дома она познакомила Дедушку с виноградным соком, сказав:

– Это виноградный сок.

И Дедушка сразу признался:

– Я ужасно его люблю.

И все глотки сока тоже вмиг полюбили Дедушку и захотели немедленно напоить его собой.

– До чего же вкусно! – восклицал Дедушка, понемножку отхлёбывая виноградный сок из тоненького стакана. – Сразу вспоминается лето и дальние страны. И южное солнце, и южное море… И белый кораблик на волнах, и молодость, молодость!

– Выпей сок сразу, а то забродит. Сок не может стоять долго, – предупредила Бабушка.

В который раз вспоминая обо всём этом, Глоток Сока даже всплакнул за холодильником. Никому-то он оказался не нужен: так и остался в бутылке!

– Стоять долго я не могу, – думал он. – Раз меня забыли – я заброжу. Это неизбежно.

И Глоток Сока действительно забродил…

Он забродил по кухне унылыми шагами – и Бабушка, позабыв о нём окончательно, спросила Дедушку:

– Кто это там бродит по кухне?

– Я не знаю, – отвечал Дедушка, – я сплю.

А Глоток Сока бродил. Когда ему надоело бродить по кухне, он вышел в прихожую, побродил там, потом отпер дверь ключом, который всегда торчал в скважине изнутри, и отправился бродить по лестнице.

– Кто это там бродит? – спрашивали друг друга соседи.

И отвечали друг другу:

– Мы не знаем, мы спим…

Между тем Глоток Сока вышел на улицу. Он бродил по снежной Москве – сначала по центру, потом по окраинам. Он уходил всё дальше и дальше, бродил по лугам и полям, по просёлочным дорогам… Куда он брёл? Ах, Глоток Сока и сам не знал: была зима, и от холода ему не хотелось думать.

Но вдруг в мире стало теплее – и Глоток Сока понял, что забрёл куда-то очень далеко. Он стал осматриваться и постепенно узнал местность, в которой вырос. И ему вспомнилось лето и южное солнце, и южное море… И даже белый кораблик на волнах, и молодость, молодость!

Вокруг, как и в те времена, были виноградники: они тянулись до самого горизонта – без конца и края. Крупные зрелые виноградины с удивлением смотрели на путника, в котором, конечно, уже не могли узнать родственника, и переговаривались между собой:

– Откуда он бредёт, этот путник?

И тогда Глоток Сока обратился к ним.

– Дорогие мои, – сказал он тихо, – я бреду издалека. Я забродил в кухне, где обо мне забыли два хороших человека: они были очень немолоды – и у них ослабела память. Так что я забродил и бродил долго. И, пока я бродил, я понял, может быть, самое важное в жизни: никто не должен забывать ни о ком! Потому что, если кто-нибудь о ком-нибудь забудет, тот забродит, забродит, забродит… и забредёт далеко-далеко, и потеряется там.

Сказав это, Глоток Сока вздохнул и побрёл дальше, чтобы окончательно заблудиться и потеряться в мире, а виноградины не поняли, о чём говорил с ними путник. Они ведь думали, что так и будут зреть и зреть – пока не превратятся в огромные золотистые шары, а там… – неизвестно, как именно представлялось им будущее, но будущее это казалось им прекрасным.

А Глоток Сока остановился под южным солнцем, у берега южного моря, и скользнул в воду, чтобы раствориться в ней бесследно.

Но южное море, приняв в себя Глоток Сока, тоже забродило, забродило, забродило и – грозное, могучее – побрело по большой земле и зашумело на весь мир:

– Никто не должен забывать ни о ком!

Никто не должен забывать ни о ком!

Словно целый парусный флот

И настанет новый день, и подует тёплый ветер – и тогда, друзья мои, я поведу вас вперёд. И мы увидим дальние страны, и пальмы, и тигров, и павлинов. Мы поплывём, словно целый парусный флот – и дети будут махать нам с берега! – Бумажный Кораблик закашлялся и не смог продолжать.

– Болтун! – вздохнула Вторая Половинка Красного Кирпича.

Вторая Половинка Красного Кирпича была здесь старожилом и помнила эти места ещё с тех времен, когда ни Бумажного Кораблика, ни окружающих его не было и в помине. А было лето, было сухо, и люди строили дом – вон тот прекрасный прямоугольный дом, в западную стену которого легла родственница Второй Половинки Красного Кирпича – Первая Половинка Красного Кирпича, чем Вторая Половинка Красного Кирпича очень гордилась. Это ведь вам не шутка – иметь такого родственника, который, может быть, один держит всю стену, причём западную!

О себе же Вторая Половинка Красного Кирпича рассказала только, что её специально отложили – для самого важного строительства в будущем. Ей поверили – она расслабилась и обнаглела.

– Мне принадлежит будущее, – заявляла она всем и каждому. – Взгляните на этот прекрасный прямоугольный дом из красного кирпича – великолепен, не правда ли? Но тот дом, в основание которого положат меня, будет ещё прекраснее и ещё прямоугольнее!

Вторую Половинку Красного Кирпича с почтением слушали, пока однажды на пустыре не появился некий странный субъект. Он был первым в истории пустыря, кто произнёс:

– Какой скучный прямоугольный дом!..

Оказалось, что это всего-навсего Бумажный Кораблик с двумя трубами: как-то после дождичка, в четверг, его пустили плавать по луже да и забыли. Он сразу очень не понравился Второй Половинке Красного Кирпича, а потом не понравился гораздо больше, потому что тотчас же начал нести всякую чушь: про пальмы, про тигров, про павлинов… И его слушали! Причём слушали все: и Спичечный-Коробок-с-Единственной-Спичкой, и Пластмассовый-Шарик-от-Детской-Игрушки, и Деревяшечка-без-Роду-и-Племени, и Зелёный Листок Неизвестного Растения…

– Никуда вы не поплывёте! – сразу же предупредила их Вторая Половинка Красного Кирпича. – Вы навсегда останетесь тут, пока не погибнете – причём раньше всех погибнет ваш Бумажный Кораблик. Смотрите, он и сейчас уже весь размок.

А дела Бумажного Кораблика и правда были плачевны. Второй день моросило – трубы его покосились, корпус клонился к воде. Он постоянно черпал носом из лужи – и от этого у Бумажного Кораблика начался насморк и кашель. Впрочем, на третий день дождь перестал – и пустырь посетило последнее солнце осени.

– Бумажный Кораблик! – воскликнул Спичечный-Коробок-с-Единственной-Спичкой. – Кажется, настало время. Я уже так давно хочу увидеть дальние страны!

– И я! – подхватила Деревяшечка-без-Роду-и-Племени. – Эти дальние страны стали даже сниться мне по ночам…

– А мне бы только поглядеть на пальмы! – нетерпеливо бормотал Зелёный Листок Неизвестного Растения. – Я, кажется, нахожусь с ними в отдалённом родстве.

Пластмассовый-Шарик-от-Детской-Игрушки ничего не сказал: он только вздохнул, но как тяжело!

– Осталось недолго, – бодро откликнулся Бумажный Кораблик. – Вот только подует тёплый ветер…

– Даже если он и подует, – вмешалась Вторая Половинка Красного Кирпича, – вам с места не стронуться! Взгляните лучше на этот прекрасный прямоугольный дом. Кстати, тот дом, для которого сохранили меня, будет ещё прекраснее…

– …и ещё прямоугольнее! – грустно прошелестел Бумажный Кораблик.

Тёплый ветер подул, но совсем слабо. А солнце светило несколько дней и полностью высушило лужу. На вязком дне лежали теперь уже молчаливые её обитатели – только иногда, при очередном лёгком колебании воздуха, доносился из лужи еле различимый шелест:

– …Мы поплывём, словно целый парусный флот, – и дети будут махать нам с берега!

Но колебания воздуха случались так редко…

А ещё через несколько дней лужа опять наполнилась водой. То, что лежало на дне, всплыло на поверхность, но – увы… Спичечный-Коробок-с-Единственной-Спичкой едва держался на плаву, Зелёный Листок Неизвестного Растения наполовину погрузился под воду, дела Деревяшечки-без-Роду-и-Племени и Пластмассового-Шарика-от-Детской-Игрушки тоже были неважнецкие, а уж что касается Бумажного Кораблика… Он превратился просто в комок мокрой бумаги – ни тебе труб, ни вздёрнутого носа.

– Ну и флот! – кряхтела Вторая Половинка Красного Кирпича. – Шли бы вы уж лучше ко дну: мне стыдно за вас перед моей родственницей, которая, как известно, одна держит на себе всю западную стену. А это непросто! Но мы, кирпичи, крепкая порода: что бы ни случилось в мире, мы всегда остаёмся такими же, как были…

– …прекрасными и прямоугольными! – прохлюпал комок мокрой бумаги почти из-под воды.

– Никогда, никогда не увижу я дальние страны! – воскликнул вдруг Спичечный-Коробок-с-Единственной-Спичкой. – Я тону…

– И я тону, – почти захлёбываясь, прошептал Зелёный Листок Неизвестного Растения. – Прощайте, пальмы!

– Мне больше не снятся сны, – посетовала откуда-то снизу Деревяшечка-без-Роду-и-Племени, а Пластмассовый-Шарик-от-Детской-Игрушки ничего не сказал: в нём оказалась маленькая дырочка – и он чуть ли не доверху был заполнен водой.