Зента Эргле - Операция "Бидон" Страница 7

— Не могли бы вы продать нам два килограмма масла? — спросил на всякий случай командир.

— Вы поздно пришли, вчера все отвезли на рынок, — ответил незнакомец.

Это был пароль. Янис ждал их уже несколько дней. Сам он в последнюю минуту вырвался из лап шуцманов и спрятался у лесника Калныня.

Наконец в лесу присмотрели безопасное место для партизанского лагеря, и радистка передала шифрованное сообщение в партизанскую ставку в Белоруссии. В окрестных лесах сами по себе действовали небольшие вооруженные местные группки. Все они объединились в партизанский отряд «Звезда», который очень скоро дал о себе знать. С рельсов пошли под откос военные эшелоны, взлетали в воздух склады боеприпасов. У шуцманов земля горела под ногами. Люди, которым угрожала опасность, убегали в лес к партизанам.

Незадолго до Нового года Янис с несколькими товарищами отправились за продуктами в деревню, хотелось хоть как-то отметить праздник. Расположились у знакомых. Поздно вечером смотрят, идут машины, одна за другой, и все полны солдат и шуцманов. От своих они узнали, что предполагается облава на партизан. Разведчики окольными дорогами поспешили в отряд, но повсюду уже стояли фашистские засады. К тому же, как назло, во все небо сияла полная луна, и видно было, почти как днем. Иногда, чтобы не заметили, приходилось пробираться ползком. И вот наконец партизанские посты. Пароль: «Вы волков здесь не видели?» Ответ: «Вчера всех перестреляли».

В лагере все спокойно спали. Пока подняли тревогу, пока снарядились, пока заминировали окрестность, на востоке уже занялась заря. Чтобы замести следы, пошли через реку. Воздух холодный, в воде плавают льдинки, но сушить одежду некогда. Со стороны бывшего лагеря уже доносится яростная стрельба. Партизанам пришлось нести с собой все свое хозяйство и раненых, поэтому идти быстро они не могли. А выстрелы все приближались.

Фашисты совсем рядом, за болотом, — сообщили разведчики. Андрис добровольно вызвался прикрывать остальных. С пригорка болото хорошо просматривалось.

Остальным удалось оторваться от преследователей. И долго еще поносился до них шум битвы.

Напрасно ждали на второй день возвращения Андриса. И только тогда выяснилось, что Анны тоже нет. Позже партизаны взяли в плен какого-то шуцмана, и тот рассказывал, что Анна и Андрис сражались до последнего патрона.

Фашисты предлагали им сдаться, обещали сохранить жизнь. Окруженные со всех сторон, Анна и Андрис взорвали себя гранатой.

«Здесь похоронены несбывшиеся мечты» — как это правильно!

Андрис сейчас, наверное, был бы знаменитым химиком. Возможно, именно ему удалось бы найти универсальное лекарство против рака или сделать какое-нибудь другое великое открытие, которое прославило бы его на весь мир. А Анна проектировала бы красивые города и дома. Если бы только они остались живы. Могу себе представить, как им не хотелось умирать. И все же они, не раздумывая, пошли на смерть, чтобы спасти остальных. Разве это не геройство? Наверное, самое великое, на какое только способен человек.

Мама рассказывала, что отец мой тоже был очень храбрым человеком. Добродушный, жизнерадостный, готовый всем помочь, он в 1941 году стал секретарем комсомольской организации района. В партизанском отряде он был комиссаром. Все шли к нему со своими бедами и заботами, для каждого находил он ободряющее слово.

По свою маму я, честно говоря, не могу представить партизанкой — такая она маленькая, худенькая… Не понимаю, откуда у нее брались силы тащить тяжелую санитарную сумку, вещевой мешок да еще винтовку. У меня всего лишь рюкзак за спиной, и то я задыхаюсь и охаю без конца.

Ральф тычется мокрой мордой мне в руки и помахивает хвостом, будто спрашивает, ну сколько можно разлеживаться? Скоро мы придем?

Я поднялся, отряхнул с себя хвою, и мы снова отправились в путь.

За холмом сосновый бор неожиданно отступил, давая место цветущему лугу и речке. На берегу стоял старый, сложенный из толстых бревен крестьянский дом, наполовину скрытый пышными зарослями сирени. К дому вела едва приметная заросшая клевером дорожка.

Дошли! Вот здесь нам и предстоит пожить какое-то время. Вокруг не было ни души. Двери и окна с внешней стороны забиты досками. Мне пришлось изрядно потрудиться, пока наконец удалось оторвать самую расшатавшуюся доску, выбить стекло и залезть в комнату. Воздух здесь был затхлый, пахло плесенью. Меня передернуло, и я поспешил распахнуть пошире окна.

— Ральф!

Одним прыжком пес очутился у моих ног.

— Здесь мы будем спать, — громко, подбадривая таким образом самого себя, заговорил я и бросил на старую деревянную кровать набитый соломой мешок. К потолку взвился столб пыли.

У второй стены стоял покосившийся шкаф. Скрипучие двери вели во вторую комнату.

Некрашенный, изрезанный дощатый стол, дырявые плетеные стулья, изъеденный древоточцами комод с выдвинутыми ящиками и несколько книг на настенной полочке — вот и вся обстановка комнаты. Все ценное было вывезено, остался только старый хлам.

Я подошел к книгам. Народный календарь 1941 года. В школьной тетради корявыми буквами записано: «В 1941 году на Синичкином лугу посажена дубовая роща площадью 0,22 гектара. В 1942 году на пожарище у кривой березы в квадрате 16 — сосенки 0,19 гектаров. В 1943 году вырублены сосны на площади 18 га». Цифра 18 была трижды подчеркнута…

Я положил тетрадь снова на полку, еще будет время все это просмотреть.

Ральф улегся на полу и что-то облизывал, тихо повизгивая.

— Отдать! — приказал я.

Пес сверкнул белыми зубами и зло зарычал. Что бы это могло означать? Не без труда отнял я у собаки маленькую зеленую бутылочку. Это были сердечные капли — «Кардиовален. 15.02.1970 г. Годно до 15.02.1971 года».

Я присвистнул. Этого года производство. Значит, здесь кто-то был и совсем недавно. А может быть, и сейчас еще живет? На какое-то мгновенье мне, честно говоря, стало не по себе.

В темной закоптелой кухне все было покрыто толстым слоем пыли.

Ральф беспокойно бегал вокруг и принюхивался. Он то и дело подходил ко мне, махал хвостом, повизгивал, всем своим видом показывая, что хочет сказать мне что-то очень важное. Но я ничего не понимал. Люди научились понимать язык дельфинов. Лучше бы сначала попробовали выучить собачий. Как жаль, что у меня нет такого феноменального чутья, как у Ральфа. А может быть, его можно развить, ведь развиваются же у слепых обоняние и слух? Надо будет поговорить с Интой, ведь ее мама врач.

А это что такое? На столе лежала коробка спичек и наполовину пустая пачка «Примы». Ральф прыгал вокруг меня и пытался вырвать сигареты из рук.

— Ну что ты беспокоишься? — остановил я своего друга. — Неужели ты не видишь, что здесь никого нет. Скорее всего кто-нибудь из лесных рабочих заходил сюда, и мы с тобой понапрасну паникуем.

Мой голос звучал в пустом помещении гулко и неуверенно, казалось, будто кто-то стоит у меня за спиной и все за мной повторяет.

Нечего много рассуждать, надо располагаться.

Глава 5. Мы устраиваемся. Да здравствует свобода!

Прежде всего я вытащил во двор матрац и высыпал из него заплесневелую солому. Потом позвал Ральфа, и мы направились в лес. Здесь рос мягкий и душистый папоротник, ничего лучшего для постели не придумаешь. Я набил полный мешок.

Застелил постель взятыми с собой простыней и одеялом. Из соседней комнаты притащил старый стол. Небогато, но жить можно. У партизан во время войны порой даже крыши над головой не было.

Вынул рюкзак и просмотрел все свои продовольственные запасы. Две банки туристского завтрака, мисочка с маслом, полкило колбасы, пять вареных яиц, полбатона, сахар, щепотка соли. Надо протянуть до субботы.

Я уже проголодался, да и Ральф тоже, нанюхавшись мясных запахов, просил есть. Кусок колбасы, который я ему отрезал, исчез в собачьей глотке, будто его и не бывало. Я решил сварить из туристского завтрака суп, чтобы вышло побольше.

В углу кухни я нашел старый котелок с отломанным краем. Пошел на берег речки и очистил его белым песком. Ничего, терпеть можно. Сушняка в лесу — сколько хочешь…

И уже скоро в котле весело булькала вода. Суп без картошки и макарон получился довольно жидким, но есть можно, особенно, если заедать хлебом с маслом.

Продовольственные запасы я положил в кладовку, на верхние полки. На этом все мои дела были закончены. Прекрасно. Я разыскал в саду солнечный уголок, надел купальные трусы и растянулся на мягкой траве. Ральф разлегся рядом со мной и закрыл глаза. Ну теперь-то я загорю, как негр, даже мама не узнает меня через неделю. Инта позеленеет от зависти, она каждое лето страшно хочет загореть, но ничего из этого у нее не выходит: только вылезают большие, с копейку, веснушки по всему лицу — и весь загар.

По небу плыли белые горы облаков. Одно точь-в-точь походило на парусный корабль. Эх, если бы можно было в него сесть и обойти вокруг весь земной шар! Глупости! На космическом корабле куда быстрее и надежнее.