Георгий Северцев-Полилов - Княжий отрок Страница 7

Матура посоветовал князю взять с собою поменьше людей и везти не особенно дорогие дары хану.

— Разжалобится хан нашею беднотою, дань малую возьмет да и детей твоих возвратит.

Совет Матуры пришелся Ярославу по сердцу. Не близкий путь до Орды, ехать приходилось больше месяца.

— Вернемся ли еще до снега! — гадая, заметил князь.

— Сердце мое чует, княже, что все благополучно будет и раньше нашу Тверь увидим, — сказал Григорий.

— Дай Бог, чтобы вышло, как ты говоришь!

Княжий поезд, бряцая тяжелыми доспехами и оружием, выбрался из города на широкую приволжскую дорогу. Ехали лесом. В опушенном молодою, яркою зеленью лесу звонко раздавалось печальное кукованье кукушки.

— Эх! — досадливо заметил Всеволод. — Как бы нам несчастья проклятая птица не накуковала!

— Полно тебе держать тяжелые думы, — заметил Ярослав, — едем мы по-доброму, по-доброму и назад вернемся.

— Ведь наш путь владыка благословил, — сказал в свою очередь Григорий.

И снова среди путников укрепилась уверенность в благополучном исходе похода.

Пустынные были в те времена берега Волги. Грозный бич, татары, разлившийся широкой рекой по Руси, сильно страну обезлюдил. Редко встречались кое-где сиротливо ютившиеся избы, обитатели которых при появлении вооруженного отряда прятались в подполья, убегали в лес. Нигде не слышно было песни, поля лежали неподнятыми и заросли густо травой.

Печально смотрел Ярослав на опустелые нивы, на обезлюдевший край.

«Так ли я делаю? — думал он про себя. — Враг разорил нашу Русь, обезлюдил ее, а я к нему же еду на поклон, на унижение позорное».

И князь грустно опустил голову.

— О чем закручинился, княже? — участливо спросил его любимый отрок.

Князь не хотел выдавать своих мыслей и уклончиво ему ответил:

— Так, что-то… не по себе…

XI

Долго, с продолжительными роздыхами, ехал князь со своими дружинниками.

Столица ордынского хана лежала там, где перед устьем разветвляется Волга, на левом ее берегу.

Недалеко и Орда. Стали попадаться на пути и татарские сторожевые, спрашивавшие у проезжих ханский ярлык на проезд.

Но вместо ярлыка Всеволод вынимал из тяжелой кисы, висевшей у седла, деньги и давал ханским сторожам подачки.

— Это вернее всякого ярлыка, — говорил старый дружинник князю, — жадна татарва до денег, нет в них ни совести, ни чести, за деньги все продадут.

Приходил и конец долгому странствованию. Добрался, наконец, Ярослав с дружиною до ханской столицы.

Снова пошли расспросы: «Кто такой? Откуда? По какому делу?..» Татары подозрительно смотрели на князя.

Чтобы пробраться к самому хану, приходилось щедрою рукою рассыпать на все стороны деньги.

Только на третий день после приезда допустили князя к одному из ханских приспешников.

Татарин сидел на ковре, поджав под себя ноги, и чуть взглянул на стоявшего перед ним князя.

— Сказывают нам, что ты зовешься князем Ярославом, братом Александра. Никто тебя здесь не знает, може, ты облыжно говоришь?

— Нет, я и есть Ярослав, — смело ответил князь.

— На тебя хан давно уж гневаться изволит, что ты, долго с поклоном не едешь, — продолжал татарин, подозрительно поглядывая на Ярослава, — да и жалобы на тебя от других князей были.

— Времени не хватало, княжество устраивал…

— Времени не хватало, чтоб с поклоном к хану приехать, а на ссору с князьями хватало?

Ярослав молчал, хотя ему и тяжело было перенести такое обращение татарина.

— Приходи через день опять сюда, — презрительно бросил ему ханский приспешник, — да бакшиш побольше не забудь захватить с собою.

Князь промолвил:

— Будет исполнено!

— Я скажу о тебе хану, — смягчился собеседник. — Но пока ты не докажешь, что ты действительно Ярослав, допустить тебя к хану нельзя будет.

Снова пришлось ждать. Не пожалел князь щедрых даров и ханским приспешникам, и ханским женам — всех богато одарил, чтоб задобрили они хана.

У Ярослава рвалась душа поскорее узнать про своих детей, но ничего нельзя было сделать без разрешения на то хана.

— Сказывали мне, княже, — говорит Всеволод, когда князь вернулся в отведенную ему ставку, — что наши княжичи с княжной проживают тут недалеко.

— Где, где? — встрепенулся князь.

— Один наш полоняник обещал провести к ним, коли хочешь.

— Пусть ведет сейчас, — вскрикнул Ярослав. — На скучился я, намучился без дорогих моих птенчиков. По кличь полоняника ко мне!

Дружинник ушел из ставки и скоро вернулся с полоняником.

— Устрой ты мне, чтобы я мог повидаться с детьми, — стал просить князь

— Устрою, все улажу, государь мой, князь, только ты исполни мою просьбу, вызволи и меня из полона, больно уж я по своим тоже детишками и жене истомился.

— Все, все исполню, только веди меня поскорее! — порывисто говорил Ярослав.

— Пойдем тогда! Ступай только тише, чтобы нас не услыхали.

И они оба вышли из ставки.

Над ханским станом лежала темная ночь. Хорошо знакомый с местностью полоняник шел вперед по дороге. Ярослав за ним.

— Здесь, — прошептал князю вожатый, останавливаясь перед богатой ставкой. — Входи смело, — продолжал он, — дети твои одни здесь.

Князь не стал медлить и, быстро отдернув полог, вошел в ставку.

До него донеслось тихое дыхание спящих.

— Темно здесь…

Князь пробирался ощупью.

Трепещущей рукой ощупывал он головы спящих детей, наклонился, чтобы поцеловать их, как вдруг услышал голос своего провожатого:

— Князь, князь! Спеши, сзади идут.

Но князь не успел выйти из ставки, к ней подошла небольшая группа татар. С изумлением взглянули они на стоящего перед ними русского воина.

— Кто ты? — спросил находившийся впереди всех старик в богатой одежде, грозно поглядывая на князя.

— Ярослав, князь тверской, — ответил последний.

— Что тебе тут нужно? — продолжал татарин. — Не со злым ли умыслом каким сюда ты пришел?

— Меня привела сюда отцовская любовь к детям! Ведь это мои сыновья и дочь.

— А чем ты нам это докажешь? — снова спросил татарин более мягким голосом.

Гордо взглянул на говорившего Ярослав и указал на детей:

— Спроси их сам, они тебе скажут, отец ли я им.

Все вошли в ставку. Зажгли огонь. Дети проснулись, испуганно поглядывая на стоявших.

— Ну, спрашивай их, — сказал старик.

Князь подошел к старшему ребенку и, ласково посмотрев на него, промолвил:

— Узнал ли ты меня, Святослав?

Глазки ребенка заблестели, он с радостным криком бросился к отцу на шею:

— Тятя, тятя!

Разгладились суровые морщины на лице старого татарина, подошел он к Ярославу и сказал:

— Верно, что это твои дети… Вот-вот, и у меня такие же малыши… ласковые… Верю и тому, что ты князь тверской, Ярослав.

Это был сам хан. Видно, в добрую минуту счастливо встретился князь с ханом. Милостиво на другой же день принял хан от князя дары, выдал ярлык на княжение, нетягостную дань назначил и отпустил с князем его детей и старика полоняника. Не пропали даром щедрые подачки. Помогла князю и его молчаливая покорность.

XII

Дети значительно подросли, три года пребывания среди татар наложили на них свою печать. Они бойко говорили по-татарски, но не забыли и русский язык, так как в Орде было много и русских полоняников.

В Орде жилось детям хорошо, благодаря их малолетству и приказу самого хана, их никто не обижал. Родимый Переяславль они почти забыли, только ласки матери и сама она были живы в их памяти.

Рады были дети отцу, хотели и домой из Орды ехать. Оба княжича, несмотря на свои малые годы, уже хорошо ездили верхом. Ехали они на небольших лошадях. Маленькую княжну Анну отец передал отроку Григорию, который бережно вез ее на своем седле.

Надежда князя скоро вернуться домой оправдалась. Все было еще в полном цвету, когда путники наши выехали из Орды. Благодатный юг не напоминал им, что стоит конец лета.

Южные степи, побуревшие под горячими лучами летнего солнца, после дождей зазеленели, радуя глаз изумрудом травы.

Судьба благоприятствовала Ярославу. Обратный путь из Орды в Тверь проходил без всяких приключений.

Только уж в русских пределах путников встретил первый снежок. Чем дальше на север подвигался князь, тем сильнее сказывались признаки зимы.

Стоял уже ноябрь в самом начале; до Твери осталось не больше сотни верст.

Радостно бьется сердце князя, он уж почти дома, на своей земле, и дети с ним едут. Не одиноки теперь будут его хоромы.

В то тяжкое время татарского ига каждый князь, едущий в Орду на поклон к хану, мог ожидать для себя всего худого, даже смерти. Свое благополучное возвращение из Орды Ярослав объяснял заступничеством святых угодников Козьмы и Дамиана, во имя которых им был воздвигнут собор в Твери.