Нисон Ходза - Путешествие без карты Страница 7

Хозяйка чайной, немолодая эстонка Эльза Балад, была женщиной молчаливой, но расторопной. Постоянные посетители чайной — извозчики — любили матушку Эльзу: не случалось от неё отказа накормить человека в долг.

Три земляка матушки Эльзы — извозчики Яков Тальман, Карл Шок, Аугуст Эзорине — были непременными посетителями чайной. При виде их замкнутое лицо Балад светлело. Она ставила на поднос три кружки пива, тарелку с солёными ржаными сухариками, полдюжины раков и спешила к столику земляков.

Иногда Эльзе помогала семнадцатилетняя дочь. Белокурая красавица Оттилия была подвижна, расторопна и, в отличие от матери, разговорчива.

По праздничным дням в чайную заглядывал молодой латыш, рабочий гвоздильного завода Адам Каршеник. Почему-то так получалось, что вместе с Каршеником в чайной оказывались все три эстонских извозчика и обслуживала их тогда юная Оттилия. Иногда она даже подсаживалась к их столику, и между ними начинался разговор на эстонском языке.

— О чём вы говорите? — допытывалась Эльза.

— О всяком, — неохотно отвечала Оттилия. — Они по всему Петербургу ездят. Много интересного видят…

Оттилия не могла сказать даже матери, что группа эстонских рабочих создала в Петербурге подпольную большевистскую ячейку и чайная Балад является местом их конспиративных встреч. Не говорила Оттилия и о том, что иногда ей приходится выполнять задания большевиков. Но молчаливая матушка Эльза была умной, наблюдательной женщиной. Она догадывалась о многом и только делала вид, что верит словам дочери.

В январе тысяча девятьсот шестого года, в годовщину Кровавого воскресенья, на митинге в университете Каршеник встретился с большевиком Игнатьевым. Каршеник знал, что товарищ Григорий, — таково было подпольное имя Игнатьева, — является одним из руководителей боевой технической группы большевиков.

— Надо поговорить! — бросил на ходу Игнатьев.

Каршеник нагнал его у Дворцового моста. Игнатьев заговорил не сразу, словно не замечая, что Каршеник рядом. Только перейдя мост, Игнатьев заговорил, не поворачивая головы к латышу.

— На будущих баррикадах мы должны стрелять не из охотничьих ружей, не из самодельных револьверов. — Игнатьев замедлил шаг и повернулся к Каршенику. Он хотел видеть, какое впечатление произведут на латыша его дальнейшие слова. — У нас должны быть пулемёты и пушки.

Каршеник поразился и, как всегда в минуты волнений, начал говорить по-русски неправильно, но быстро.

— Пушку делаются большой завод. Пушку карман влезет? А?

— Пушка в карман не влезет, — согласился Игнатьев. — Но пушки и пулемёты находятся в воинских частях. А среди солдат и матросов есть смелые, решительные революционеры.

— Солдат в шинель пушку завернёт? А часовой? Значит, делать казарме штурм? Чем делать? Охотничьим ружьями? Это зря люди губить? А?

— Штурмовать воинские части сейчас мы не будем. Но вооружаться должны уже сегодня. В ближайшие дни мы можем заполучить «бабушку».

— Кого заполучить? — не понял Каршеник.

— «Бабушку». Так мы назвали эту пушку. Её надо доставить и спрятать в надёжное место. Боевой центр большевиков решил поручить доставку и хранение пушки вам.

— Мне? — растерянно спросил Каршеник.

— Не вам, а эстонской боевой группе. Мы учитываем, что вы связаны с эстонскими извозчиками.

— Где, как мы добудем эту «бабушку»?

— Всё узнаете в субботу. Придёте по известному вам адресу ровно в десять вечера. А сейчас разойдёмся в разные стороны.

В этом году масленица выдалась ранняя, в первой половине февраля. Чайная матушки Эльзы пропахла аппетитным запахом блинов. Посетителей было много: за четвертак Балад подавала пять душистых блинов с маслом, два ломтика кеты, мисочку сметаны.

Закрыв вечером чайную, Оттилия принялась убирать посуду. Усталая за день мать сидела у стойки, опустив беспомощно натруженные руки. Она смотрела, как сноровисто работает Оттилия, и неотступная тревога за дочь вытесняла хозяйственные заботы завтрашнего дня.

— Отдохни, Оттилия, — сказала Эльза. — Столы вытру я.

— Иди домой! — резко отозвалась Оттилия. — Через полчаса ко мне придут гости. Ложись и не жди меня, я вернусь к полуночи…

Матушка Эльза тяжело вздохнула, вышла в кухню и по узкой скрипучей лестнице поднялась к себе. Гости… К Оттилии придут гости. Она догадывалась, что это за гости и почему они придут так поздно. Страх за судьбу единственной дочери давно уже лишил Эльзу привычного покоя. Ей часто снились сумбурные сны с одинаковым концом: в чайную врывались люди в чёрных масках и увозили куда-то её красивую девочку.

После ухода матери Оттилия быстро накрыла на стол: семь приборов и тарелки с закусками. Перед каждым прибором стоял графин с водкой и только у одного — графинчик с красным вином.

«Кажется, всё», — сказала себе Оттилия и тут же услышала тихий стук в дверь: пришли гости.

Четверых Оттилия знала давно, о пятом слышала от Каршеника — эстонский большевик Богеберг. Шестого не раз видела в лицо, но никогда с ним не разговаривала. Иван Гущин был ночной сторож извозчичьего двора. В полночь он закрывал на ключ ворота, и никто без его ведома не мог ни въехать, ни выехать со двора. Знала Оттилия и другое — эта встреча затеяна ради Ивана Гущина.

— Пожалуйте, дорогие гости, — улыбалась Оттилия. — Раздевайтесь и за стол. Сейчас принесу блины.

— Спасибо! — поблагодарил за всех Яков Тальман. — Вот привели с собой нашего друга Ивана Антоновича Гущина. Хороший человек, каждое воскресенье в церковь ходит.

— Рада познакомиться. Вам почётное место, господин Гущин. — Оттилия указала на стул у торца столешницы.

— Благодарствую, — пробасил Гущин, косясь на графин с водкой, и огладил двумя руками густую рыжую бороду.

Все уселись. На столе появились миски с блинами.

— Угощайтесь, господа! — сказала Оттилия. — Блины на столе, закуска на виду, графин у каждого прибора. Чтобы никому не ждать, пока другие наливают.

— Разумно! — одобрил Гущин, наливая водку. Наполнили свои стаканы и остальные гости.

Оттилия наливала себе рюмку красного вина.

— За дорогих гостей! — провозгласила хозяйка первый тост.

— Разумно! — снова сказал Гущин и залпом опорожнил гранёный стакан. Не отстали от него и другие.

— Ох, и крепка водочка! — похвалил Каршеник. Карл Шок от удовольствия даже крякнул и сдобрил блин ложкой сметаны.

Едва проглотив первый блин, Аугуст предложил снова наполнить стаканы:

— За здоровье нашей дорогой хозяйки!

Пятиствольная пушка системы Гочкиса.

— Разумно! — выкрикнул Гущин. — Чтоб до самого донышка!

После второго стакана все оживились. Начались громкие разговоры, а между Гущиным и Каршеником даже разгорелся спор: какой царь знаменитей. Каршеник называл Петра Первого, а Гущин восхищался Александром Третьим.

— Большой размах в душе имел сей государь, — доказывал

Гущин. — Мог без закуски выкушать четверть водки. До него такого царя не было и не будет!

— Согласен! — выкрикнул пьяным голосом Тальман. — Выпьем за упокой души этого славного государя!

Вскоре графины опустели, но Оттилия принесла из буфета ещё шесть полных графинов.

— Раз-з-зумно, — пробормотал Гущин. — Раз-з-умно. Он попытался наполнить стакан из нового графина, но руки его дрожали, водка расплёскивалась по столу, лилась на новые плисовые штаны. Сидевший рядом Богеберг перехватил графин и сам наполнил до краёв стакан Гущина.

— Я… это… раз-з-з-зумно… — Гущин отпил полстакана, обвёл всех тяжёлым осоловелым взглядом и опять потянулся к стакану. — Я значит… без закуски, как почивший в бозе государь император Александр Третий. — Трижды икнув, он осушил стакан, снова икнул и свалился со стула.

— Готов! — сказал Шок. — До утра не очухается. Надо действовать. — Он стал на колени и ощупал карманы храпевшего сторожа.

— Не нахожу! — сказал растерянно Шок. — В карманах его нет!

— Значит, в тулупе! — Каршеник подошёл к вешалке, сунул руку в карман овчинного тулупа Гущина и вытащил большой тяжёлый ключ.

— Он самый, от ворот, — признал Аугуст. — Давай его мне.

У ворот сидеть буду я.

Получив ключ, Аугуст заторопился.

— Скоро двенадцать. Пора закрывать ворота.

Каршеник подошёл к Оттилии.

— Спасибо тебе. Прошло как по писаному. А?

— Я очень, очень боялась, — призналась Оттилия.

— Чего боялась?

— Вдруг он догадается… поймёт, что у вас в графинах не водка, а просто вода… А ещё я хочу… — Она виновато улыбнулась. — Хочу спросить… если можно: зачем вы его напоили?

Приветливое лицо Каршеника посуровело:

— Ты выполнила своё революционное задание, и всё! Ничего больше знать тебе не надо. Таков закон подпольщиков. Запомни на всю жизнь!