Сусанна Георгиевская - Отрочество Страница 77

Олег Чаго нехотя встал и, дожевывая на ходу второй бутерброд с яйцом, уступил учителю место, а сам перешел во второй ряд и уселся за спиной у Елены Серафимовны.

Протискиваясь сквозь толпу, Даня шел к трибуне, к тому самому месту, где он издали приметил темное широкое пальто и поля соломенной старинной шляпки, затеняющие милое усталое лицо.

Уши его горели. «Смотри, это тот самый!» — сказал про него какой-то парнишка. «Ну как же, Яковлев!» — ответил другой. Дане стало почему-то ужасно неловко, как будто он чем-то оскандалился, а не пришел первым.

Вот наконец и она, Елена Серафимовна! Рядом с ней сидит Александр Львович.

Густо порозовев, Даня шагнул вперед и остановился. Он был до того взволнован, что даже забыл поздороваться. Счастливый, багрово-красный, стоял он против них, не смея поднять глаза, чтобы не встретиться с прищуренными от солнца, лукавыми глазами Александра Львовича.

— Поздравляю с победой, дружок, — улыбнувшись, сказала Елена Серафимовна.

Даня чуть слышно пробормотал:

— Спасибо.

— А я и не знала, что вы такой спортсмен.

— Это недавно… — опустив голову, ответил он.

Эх!.. Если бы здесь не было Александра Львовича, он бы сейчас же, тут же, рассказал ей, как это вышло. Да и не только это. Сказал бы еще очень много всякого разного — ну, в общем, что он твердо решил на всю жизнь заделаться археологом, что ему сильно недоставало кружка, книг, музея, Кима, ребят-кружковцев и ее, Елены Серафимовны… Он бы… он бы…

Но они были не одни, а говорить такое не с глазу на глаз человеку отчего-то бывает очень трудно. Поэтому Даня молчал и беспомощно переступал с ноги на ногу.

Заметив это, Елена Серафимовна пришла на выручку своему другу.

— Вас, кажется, ждут, — сказала она и едва приметно кивнула головой в сторону беговых дорожек.

Там, в двух шагах от Дани, стояло несколько девочек. А среди них была и белокурая «ведьма» — сестра болтливого толстощекого мальчика, уступившего место Александру Львовичу.

Даня обернулся в ту сторону и оказался лицом к лицу с Лидой Чаго. Она была окружена кольцом девочек и рассеянно обмахивалась платком.

Если бы Лида была не Лидой, он бы заметил, что щеки у нее яркопунцовые. Но она была Лидой, и ее лицо показалось ему нежнорозовым. Его обдало душистым ветром ее платка.

— Здравствуй, Даня!

— Здравствуй, Лида!

Глаза встретились и долго не отрывались друг от друга: застенчивые — черные и смеющиеся — голубые.

«Шестой» тактично расступился.

Они зашагали вдвоем по узенькой дорожке, удаляясь от центра стадиона. Она внимательно смотрела себе под ноги, разглядывая песок. Он теребил в руках травинку.

Чем дальше они шли, тем тише и тише становилось вокруг. Здесь стадион медиков был уже похож не на стадион, а на обыкновенный сад.

Из черной рыхлой земли пробивались нежные иголочки чистой и часто посеянной травы. На клумбах аккуратно кудрявились низенькие кустики рассады.

Две пары тапочек — маленькие и большие — степенно шагали по желтому песку. Вот дерево. Рука девочки легла на его толстый ствол. Кора была теплая. Жаркое солнышко еще не проделало с ней своего доброю и вместе злого летнего дела: она была глянцевитой и гладкой.

— Лида, — сказал Даня, — я с тобой хотел объясниться по одному вопросу.

— Да? — очень тихо сказала Лида.

— Ну так вот, в общем, насчет вот этого…

Она глядела на него, недоуменно моргая.

Он сосредоточенно порылся в кармане своих сатиновых трусиков (карман был заколот английской булавкой — острие много раз пробрало для верности темный сатин). Вытащив булавку, Даня бросил ее в траву и быстро поднес чуть ли не к самым Лидиным глазам небольшую стальную цепочку.

Вздрогнув и все еще моргая, она поглядела на ладони мальчика — на них тускло поблескивало несколько продолговатых металлических звеньев.

— Вот! — торжественно сказал Даня.

Она смотрела на него вопросительно, смутно угадывая, что для него эта простая, грубовато сделанная цепочка имеет какое-то особенное значение.

— Это якорная цепь! — негромко сказал Даня.

Она кивнула головой, полуоткрыв рот и внимательно вглядываясь в цепочку.

— Цепь от модели теплохода. Видела во Дворце пионеров, у техников, теплоход «Будь готов»? Его сделали ребята еще до войны. И наш Аркаша, мой старший брат… Он был танкистом… Его убили…

Даня помолчал, облизывая сухие губы.

Лида взглянула на него, чуть отклонив голову набок, потом ее рука осторожно коснулась его руки и легонько пожала ее. Мальчик с благодарностью посмотрел на девочку и продолжал спокойнее:

— Ну, а тогда он учился еще в шестом. Вот как мы теперь. С этой цепочкой у него долго не получалось, и отец ему помогал… Отец — замечательный инструментальщик. Ты даже не знаешь какой!.. И вот неделю тому назад я нашел в папином ящике с инструментом кусочек цепи… Это тоже делал Аркаша — тренировался, понимаешь? Я спросил у отца, и он мне рассказал. Тогда я попросил отдать ее мне. Отец говорит: «Бери»… Вот посмотри-ка, Лида!

И Даня быстро приподнял цепочку. Но Лида смотрела не на цепочку, а на него.

— Я разделю ее на три части, — шопотом сказал Даня: — Тебе, Саше и мне… Лида, если бы ты знала, какой Саша друг!

Она понимающе и очень серьезно кивнула опять.

Тогда Даня глубоко вздохнул и стал изо всех сил ногтями и зубами разжимать звенья цепочки.

— Осторожно, Даня, ты сломаешь зуб!

— Я никогда не ломаю зубов, — быстро ответил он и протянул Лиде три державшихся друг за дружку стальных звена.

Неожиданно прорвавшийся сквозь легкую кружевную тень дерева солнечный луч коснулся стальных колец, и они вспыхнули голубым огоньком.

Лида порозовела от радости:

— Спасибо! Но… но почему же именно мне?

— Потому что… потому что… Знаешь, Лида, я бы, между прочим, очень хотел, чтобы ты тоже сделалась археологом. Для себя я это уже твердо решил. Только археология! Ты еще не знаешь, какая это наука!.. Ну вот, например, тебе не приходило в голову, что стоит только дотронуться хотя бы даже и до простого камня руке созидателя-человека…

— Да, да, — серьезно ответила она.

«Исключительно умная девочка!» — восторженно подумал Даня.

— Даня, — сказала Лида невпопад, и было видно, что она занята какими-то своими, важными, особенными, счастливыми, мыслями, — я знала, Даня, что ты получишь много пятерок. Знала еще тогда, когда ответила тебе на первое письмо, но… но про цепочку, и что ты такой товарищ, и что ты можешь победить в беге с барьерами… И наши девочки говорят…

— Данька, — неожиданно появляясь на том конце дорожки, взволнованным и сердитым шопотом сказал Саша, — куда ты, чорт, задевался? Тебя ищут по всему стадиону… Евгений Афанасьевич сердится. Через пять минут начинается бег с эстафетой…

На старте взлетел флажок.

Устав, Елена Серафимовна рассеянно смотрела на стадион.

Первым выбегает на стадион худенький рыжеватый мальчик — видно, брат той самой девочки, которая сидит рядом с Еленой Серафимовной на коленях у отца.

Девочка подпрыгивает и кричит тоненьким, пронзительным голоском:

— Володька!

Ее крошечные ручки с игрушечными пальцами торчат из рукавов пальтишка. Она кричит и сердится, что браг не слышит ее голоса.

Оторвав глаза от девочки, Елена Серафимовна обращает взгляд на худого человека лет тринадцати, которого зовут Володькой.

В ярком солнечном свете его кожа кажется прозрачной, почти голубоватой. Его волосы коротко острижены над узким, с глубокой впадинкой затылком. Лицо, глаза, нос — все устремлено вперед. Она не слышит, но угадывает его тяжелое дыхание. Он бежит так стремительно, что, того и гляди, споткнется и растянется посреди дорожки. В руке он держит палочку.

— Что это? — тихо спрашивает Елена Серафимовна.

— Эстафета, — поясняет ей Александр Львович.

Володька добегает, к удовольствию своей младшей сестренки, до середины круга, и там его сменяет другой мальчик. Несколько шагов они бегут рядом. Новый мальчик выхватывает из Володькиных рук палочку.

Отдав палочку, Володька вытирает лоб рукой и, чуть пошатываясь, выходит из круга. Как видно, он сделал свое дело. Теперь по кругу бежит его сменщик, широкий в плечах, высокий, ладный мальчик. Его ноги мелькают, точно спицы велосипедного колеса.

— Кузнецов! — орет за спиной у Елены Серафимовны ее новый знакомец. — Смотрите, смотрите, бабушка: Кузнецов!

Как ее назвать, он не знал. «Гражданка» — было как-то неудобно, невежливо, «тетя» — не подходило к ней. Но мелькавшие по кругу ноги Кузнецова решили этот вопрос в пользу Елены Серафимовны. Перегнувшись к ней из второго ряда и в азарте дергая ее за рукав, он нашел нужное слово — «бабушка».

— Валька, рви, гони, валяй!..