Анатолий Алексин - Коля пишет Оле, Оля пишет Коле Страница 8

Я Еремкиным тоже обо всех бедах Анны Ильиничны много раз рассказывала, даже прибавляла кое-что для большего впечатления. Но есть, я заметила, такие люди: им о чужой беде говоришь, а они в этот момент только о себе, только о своих делах думают. И даже рады, что несчастье с кем-то другим случилось, а их стороной обошло. Расскажи им, что где-то землетрясение, а они будут думать: «Как хорошо, что вблизи от нас нет ни гор, ни вулканов и земля под ногами не шатается!..» Расскажи, что человек умер, они даже фамилии не узнают, а первым делом спросят: «Отчего?» И скажут один другому: «Вот видишь, надо к врачу пойти провериться!»

Я Еремкиным про Анну Ильиничну рассказывала, а они в этот момент (по лицам их видела!) думали только об одном: «Как хорошо, что у нас на двоих большая комната — высокая, светлая и не при кухне!» Ну, а когда они услышали, что мы хотим Анну Ильиничну вселить к ним в квартиру, сразу же о справедливости заговорили. Не по закону, мол, и несправедливо, чтобы в хорошую квартиру дома строителей въезжали люди, которые на стройке не работают. Еремкины все законы наизусть знают, но только, я заметила, всегда так выходит, что законы обязаны срабатывать в их пользу, и справедливость они как-то всегда к своим интересам умудряются приспосабливать.

Они стали всюду заявления строчить, и выходило, будто они о правах строителей беспокоятся. А на самом деле они просто не хотят, чтобы сразу трое детей въезжали в квартиру. То есть старшая-то дочь Анны Ильиничны уже взрослая, школу кончает, а двойняшки их очень перепугали. Они ведь и со двора ребячьи голоса спокойно слушать не могут, все передергиваются: «Покоя нет! Отдохнуть невозможно!..»

Я однажды услыхала, как Еремкина говорила своему мужу:

«Когда этот крик издалека доносится, и то хоть убегай на край света. А тут он будет под самым ухом. К тому же учти, что они двойняшки и, значит, вопить будут сразу в два голоса!»

Я могла бы, конечно, ответить ей, что очень хорошо знаю этих двойняшек, что они никогда не орут в два голоса и вообще никак не орут, потому что они совсем не избалованные девочки. Но с Еремкиными разговаривать бесполезно, и я решила их перехитрить. Перед самым моим отъездом мы письмо от имени «Отряда Справедливых» в стройуправление написали, и все поставили свои подписи: мол, мы дети строителей, а Анна Ильинична работает в нашей школе — значит, и она имеет к строительству самое прямое отношение. В жилищно-коммунальном отделе с этим согласились. И Еремкины приумолкли.

Но, приехав сюда, я вдруг подумала, что они, может быть, снова развернули наступление на Анну Ильиничну. Я Белке, как своей лучшей подружке, перед отъездом поручила за этим следить, она ведь член нашего «Отряда Справедливых». Но Белка все-таки девчонка, и потом она очень доверчивая, восторженная, Еремкины ее могут обмануть.

А ты все-таки парень, мужчина, с тобой им будет труднее…

В общем, ты должен помочь Белке. Или, вернее, пусть она тебе помогает. Только не смущайся, пожалуйста, когда они станут восклицать: «Мы будем бороться за правду!» Они так всегда говорят, когда им нужно за самих себя постоять. И вообще красивые слова для них вроде дымовой завесы… Так что ты к словам Еремкиных не прислушивайся. Ты лучше их планы разгадай — и расстрой! Очень на тебя надеюсь.

Это и есть мое испытание. Если справишься с ним, такой сюрприз получишь, о каком даже и не мечтаешь! Хотя я об этом уже писала.

Ну, вот пока и все. Действуй, Колька!

Я тебе такое длинное письмо посылаю, что оно вполне может сойти за два (видишь, от тебя научилась подсчитывать!), целых три дня его сочиняла. Так что я немного передохну, а ты пиши — сообщай, как идут дела.

Коля пишет Оле

Здравствуй, Оля!

Я сегодня почти всю ночь не спал. Я слышал, как дикторша пожелала всем спокойной ночи, а утром услышал, как заиграли позывные — «Широка страна моя родная…», и дикторша бодрым голосом сказала: «Доброе утро, товарищи!» И тут же я сразу подскочил к окну, потому что мне показалось, что кто-то уже вселяется в вашу квартиру. Но потом оказалось, что это просто грузовик привез в магазин продукты.

Я теперь ни о чем другом ни одной минуты не думаю, а только все время размышляю, как мне победить Еремкиных. И если меня сейчас вызовут к доске, я наверняка схвачу двойку. Но не потому, что я ничего не знаю, а потому, что мои мысли заняты совсем другим. Да, забыл сказать, что я начал писать это письмо на уроке физики. Учитель (ты его не знаешь, потому что мы в прошлом году физику еще не проходили) сказал мне только что:

«Незлобин, можешь не записывать то, что я рассказываю, все это есть в учебнике!» Но я все равно продолжаю «записывать», потому что хочу поскорее тебе все рассказать.

Я, Оля, никогда не ожидал, не думал, что ты мне дашь такое ответственное задание. Я думал, ты ерунду какую-нибудь поручишь, а теперь я просто… Кончаю писать: учитель стал прогуливаться между партами и сейчас приближается ко мне.

Продолжаю писать тебе уже дома… Нелька с умным видом тарабанит на пианино, и мне очень хочется рассказать ей о твоем задании. Ведь она думает, что я ни на что на свете не способен и что мне никто ничего важного не может поручить. И ее мать, Елена Станиславовна, тоже так думает, и даже мой отец. Вот бы и они тоже узнали!.. Но не беспокойся, пожалуйста, я им ничего не расскажу: вдруг они проболтаются Еремкиным, и тогда все погибнет. Я все решил делать в глубокой тайне.

И только Белке сегодня на перемене рассказал о твоем письме: ведь ты сама разрешила мне обратиться к ней за помощью.

Белка выпучила на меня свои зеленые глазищи, и даже веснушки ее, и рыжие волосы засверкали от удивления.

— Тебе, — говорит, — Оля поручила это дело?! Тебе?!

— А что ж такого особенного? — ответил я. — Мы же с ней переписываемся.

— Переписываться с тобой ее просто насильно заставили. Но чтобы она поручила тебе такое дело? Не верю!

Тогда я достал твое письмо и показал ей, словно пропуск какой-нибудь предъявил или пароль произнес. Она стала это письмо вертеть в руках, со всех сторон разглядывать и даже к окну, на свет его понесла, будто я мог обмануть ее и подделать твой почерк. Потом вернулась и говорит:

— Потрясающе! Она целых три дня писала тебе письмо! Одно письмо — целых три дня! Я бы и трех минут не стала на тебя тратить. Мне всего-навсего открыточку прислала, а тебе целый пакет! Что-то там, на Севере, с ней происходит… Климат, наверно, влияет! Говорят, там очень тяжелый климат.

Ты ведь знаешь Белку: тарахтит, руками размахивает.

— Чем это ты, — говорит, — завоевал такое Олино доверие? Ведь она же тебя ненавидела и презирала! И вдруг… Потрясающе! Ничего не пойму!..

Я ответить ей ничего не мог, потому сам еще недавно считал тебя предательницей, а чем заслужил твое доверие — понять не могу.

Потом Белка немного успокоилась, пришла в себя и сказала, что у нас ничего не получится, потому что Еремкины предупредили: как только твоя мама уедет, они запрут ваши комнаты, никого в них не пустят и будут с утра до вечера «бороться за правду». Они хотят бороться до тех пор, пока эта самая их «правда» не победит.

А Анна Ильинична никуда не ходит и не хлопочет. Белка рассказывает, что она так прямо и говорит: «Если надо будет, о нас сами вспомнят…» Но ведь бывает и так, что надо вспомнить, а не вспоминают. Ты об этом тоже писала. И я со вчерашнего вечера все время соображаю, как бы помочь Анне Ильиничне. Но мне бы нужно было не со вчерашнего дня, а, может, раньше тебя, Оля, об этом подумать. Потому что я ведь еще в прошлом году был у Анны Ильиничны дома. И все видел…

Это вот как было. Нелька однажды забрала с собой ключи от квартиры, забыла оставить их у соседки. Она у нас часто разные вещи забывает и путает, но ей все прощается, потому что она талант, дарование и делает это не просто так, а по рассеянности. Елена Станиславовна говорит, что все талантливые люди «с некоторыми отклонениями от нормы». Ну вот, у Нельки там очередной раз что-то отклонилось от нормы, и она унесла с собой ключи.

А дело было зимой, и я целых два часа слонялся возле подъезда. Анна Ильинична шла мимо — двойняшек своих из детского сада вела — и говорит: «Что это ты в сосульку превратился?» И забрала меня к себе наверх. Чаем поила, валенки мои на батарею поставила… Я тогда разглядел, как они живут. Старшая дочка на подоконнике задачки решала, муж за столом к экзаменам готовился, а двойняшки прямо тут же, рядом, на кровати своих кукол баюкали. Анна Ильинична все время на кухню выходила, потому что мы в комнате еле-еле помещались. И я с тех пор как увижу где-нибудь строительные леса, так сразу думаю: «А вот бы хорошо в этот дом Анне Ильиничне переехать! В отдельную бы квартиру! Или хотя бы в общую, но только чтобы старшая дочка на подоконнике уроков не делала, а двойняшки на кровати в куклы свои не играли…» Честное слово, я так всегда думаю! Но сам не догадался, что можно помочь…