Наталья Долинина - Мы с Серёжкой близнецы Страница 8

— Тише, — говорит мама. — Надежда Петровна услышит. Какой ты! С тобой невозможно спорить. Доказывать ты умеешь. А я всё равно знаю: ты просто не хочешь получить квартиру. Потому что тебе ничего не хочется для нас делать. Ты свой дом не любишь…

— Да прекрати ты! Я бы для одного того переехал, чтобы увезти тебя от Надежды Петровны. Вместо того, чтобы её воспитывать, сама мещанкой становишься…

Я вижу: Серёжка поднимается на кровати.

— Вот что! — говорит мама. — Я, значит, мещанка! Ты, значит, меня разлюбил, да?

А папа уже кричит:

— Ты подлецом меня хочешь сделать!

— Мама! Я пить хочу! — говорит Серёжка.

— Ну вот, докричался, что дети проснулись!

Принесла мама Серёжке воды, а я закрыла глаза, как будто сплю. Мама на меня не посмотрела, а то бы обязательно догадалась. Она ушла опять к папе, а я шепчу:

— Серёжка, ты за кого?

— Ясно, за папу.

— И я тогда за папу.

Слышим, мама заплакала. Папа ей:

— Ну вот. Теперь в слёзы. И ведь почему плачешь — сама знаешь, что неправа. Ну, правда?

Мама молчит. Он, видно, к ней подошёл. Серёжка мне:

— Спи. Теперь помирятся.

— Ну, давай вытрем слёзы. Глупая ты у меня. Как Машка.

Ничего я не глупая. Всегда они так!

— Я же хочу, как лучше, — говорит мама.

— И я тоже. Поняла ты? И шубу купим. Подумаешь — шуба. Мы три шубы купим. Хочешь?

— Что ты со мной, как с маленькой.

— А ты и есть маленькая. Маленькая моя. Любимая.

— Господи, — говорит Серёжка. — Поспать не дадут.

Они замолчали. Мы с Серёжкой стали засыпать. Потом опять слышу:

— Ты мне самый родной. Я бы без тебя…

— Маша, — шепчет Серёжка. — Ты знаешь, если бы папа с мамой были близнецы, то папа был бы на двадцать минут старше.

— Почему?

— Потому, что он умнее.

Что ли, он этим хочет сказать, что он умнее меня? Ещё новое дело!

Часть третья. Весна

Саша Бубнов

Что-то наш Серёжка опять задумал. И Бубнов, конечно, с ним. Только, наверное, это Бубнов задумал. Идёт к нам и тащит в авоське что-то тяжёлое. Мне Серёжка всё равно расскажет. Уроки они кое-как сделали, грязи навели — ужас! И я с ними. Тороплюсь, думаю — сейчас гулять пойдём. Но Серёжка меня совсем не взял.

— Сиди, — говорит. — К тебе твоя Беликова придёт. А я пошёл.

Схватил зачем-то две бутылки — и бежать. А мне интересно: что это у них в авоське?

Галя пришла и спрашивает:

— Ваш Серёжка с ума сошёл или что?

— Почему с ума сошёл?

— Он меня прямо извёл на переменах: не забудь, говорит, к Машке прийти. Ей, говорит, скучно одной сидеть. А у меня, понимаешь, говорит, дела. Какие дела у него?

Вот до чего дошло! А я и не знаю ничего. Ну, раз так, залезли мы в Серёжкин ящик и нашли стекляшку — толстую такую, красивую. И тяжёлую. Очень даже может пригодиться. Я её Гале подарила. А потом взяли скакалку и пошли во двор. Там девчонок много — стали скакать. Я скачу, а сама всё прислушиваюсь. Вроде мне Серёжкин голос слышится. Да, точно Серёжкин. И Бубнова. В подвале они.

— Отойди, — говорит Бубнов. — Сейчас взорвётся.

— Ничего, ещё минут пять осталось.

Я, конечно, бросила скакать и побежала в подвал. А дверь заперта. Я в окошечко — там маленькое есть окошечко: в него кошки лазают и мальчишки ходят. И кричу:

— Серёжка, ты здесь? Чего вы делаете?

А Серёжка как закричит на меня:

— Уходи сейчас же! Взорвёшься!

Все девчонки за мной прибежали и стоят сзади. Но близко не подходят. Только Галя подошла и говорит:

— Маша, чего же мы к ним не лезем? Там интересно!

— Ещё как интересно! Вот сейчас взорвётся Серёжка, что тогда будет?

И немножко я всё-таки заревела. Смотрю — и Галя ревёт. Ей Бубнова, наверное, жалко. Она теперь с ним дружит. Но вдруг слышу, Серёжка кричит:

— Вот и не взорвалось! Это мы неправильно делали. Воздух прошёл. Плохо закупорили бутылку.

А Бубнов:

— Правильно всё. Нам девчонки помешали. Ну, в следующий раз мы не так сделаем. Его, во-первых, подогреть надо. Снесём к вам и поставим под плиту. В субботу будете пироги печь, духовка разогреется, и наш карбид тоже тёплый станет. Вот тогда и взорвётся как следует.

— В кухне?

— Зачем в кухне? Мы его вынесем.

— А если не успеем?

— Успеем! Большое дело — карбид вынести.

Я кричу:

— Серёжка! Вылезайте оттуда! Взорвётесь!

А Бубнов:

— Ну что это за девчонка! В первый раз такую вижу. Нет покою. Бежим на тот участок! Галька, не ходи за нами! Я тебе потом покажу хороший взрыв.

И, слышно затопали — побежали. Куда? Неизвестно. Я Гале говорю:

— Ты как хочешь, а я всё-таки полезу за ними.

— Конечно, — говорит Галя. — Идём. Только там темно. Фонарик надо.

Побежали мы домой, нашли папин фонарик и полезли в подвал. Страшно же там! Кошки из углов выскакивают, как ведьмы; паутина везде, палки какие-то, бутылки, кирпичи ломаные. Потом Галя на дворникову лопату налетела, и — бац! — шишка на лбу. Всё облазили — нет ни Бубнова, ни Серёжки. Где у них другой участок?

Пришлось идти домой. А там уже мама пришла с работы. У неё голова болит, она легла на диван и просит нас потише. А мы, конечно, рады, что она нас не видит, потому что мы страшно вымазались в подвале. Мы только ждём, чтоб она заснула, — тогда можно будет хоть как-нибудь пальто отчистить. И в это время являются Бубнов с Серёжкой. В таком виде! Мы рядом с ними просто какие-то чистюли! А мама встала с дивана и поглядела на Серёжку. Что тут началось! Как она закричит:

— Несчастье вы моё! Ну что за уроды! Даже заболеть нельзя! Вот раз в жизни хотела полежать — так разве дадут! Что это за собачья жизнь, никакого отдыха! Всем можно болеть, а мне нет, да?

И пошла, и пошла… Серёжка знает, что она сейчас разойдётся, так и стукнуть может. Они с Бубновым тихо, тихо — и в кухню. А нам с Галей некуда деться, приходится слушать. Мама когда кричит, такая некрасивая делается! И всё у неё получается, как будто мы нарочно, ей назло пачкаемся. Хорошо только, что она у нас отходчивая.

Покричала-покричала и говорит:

— Ну, садитесь обедать. Только вымойтесь сначала.

Серёжка мне шепчет:

— Маша, это ещё не всё. На нас акт составили.

И правда, только всё успокоилось — папа пришёл; сели мы обедать — является тётенька из детской комнаты. Показывает на Бубнова и Серёжку.

— Ваши эти дети? — спрашивает.

— Наши, — отвечает папа.

А они встали из-за стола и молчат.

— Что случилось? — говорит мама.

— Да вот пришлось на них акт составить. Представьте: сидят в подвале, что выходит на улицу, и обливают прохожих из водяного пистолета.

Значит, они совершенно в другом подвале были!

— Ну вот, пожалуйста! — говорит мама.

А Бубнов Серёжку отодвинул — и к тётеньке:

— Это на меня надо акт составить. Это я придумал. И мы не обливали, а стреляли. И не во всех людей, а только в шпионов.

Тут все взрослые засмеялись, а папа говорит:

— Помешались на шпионах. Да откуда вы узнали, что это шпион?

— Мы по ногам смотрели, — объясняет Серёжка. — У кого ботинки заграничные и носки в полосочку.

Всё-таки тётенька велела папе подписать акт и ушла. А папа стал с Серёжкой и Бубновым разговаривать. Мы с Галей давно посуду вымыли, сидим в уголке, а папа всё им говорит чего-то, говорит… И вдруг Бубнов ему:

— А что вы от меня хотите? Это, может, ваш Серёжка соображает, а я разве могу соображать?

Папа очень удивился.

— Почему же ты соображать не можешь?

— Потому что у вашего Серёжки есть папа, у меня никакого папы нету. И маме со мной некогда. Она с утра как уйдёт — так я и остаюсь безнадзорный.

— Кто тебе сказал, что ты безнадзорный?

— Кто да кто… Люди говорят. Рот не заткнёшь. Был бы у нас папа хоть где-нибудь далеко — другое дело. А наш папа, наверное, подлец.

Галя меня толкает, а мне самой слушать стыдно и страшно. И про Галю думаю: ей-то не очень это всё приятно. Видно, Бубнов слишком расстроился, если такое говорит. И папа, я чувствую, не знает, что ему ответить. Но потом всё-таки сказал:

— Смотри, как ты здорово во всём разбираешься! Люди говорят, рот не заткнёшь! Да ещё и подлец! А может, твой отец — самый лучший на свете человек, а?

— Ну, как же? Он бы тогда здесь был.

— А может, его в живых нет. Он, может, герой — людей спасал и сам погиб. Откуда ты знаешь? Он небось не стал бы без разбору людей водой обливать.

Бубнов замолчал чего-то. И папа молчит.

— Папа! — говорит Серёжка. — Мы, знаешь, ещё карбиду достали. Хотели опыт сделать, но не получается.

— Ну, давайте сделаем, — говорит папа. — Где у вас карбид? Несите сюда. Сейчас подумаем.