Люси Монтгомери - История Энн Ширли. Книга 1 Страница 8

— Нет, не надо мне твоих выдумок. Расскажи про то, что было на самом деле. Начни с начала. Где ты родилась и сколько тебе лет?

— Мне в марте исполнилось одиннадцать, — ответила Энн, смирившись с необходимостью говорить о том, что происходило на самом деле. — Родилась я в Болингброке, в Новой Шотландии. Моего отца звали Уолтер Ширли, и он был учителем в средней школе. Маму звали Берта Ширли. Правда, Уолтер и Берта — прелестные имена? Я так рада, что у моих родителей такие красивые имена. Было бы очень обидно иметь отца, которого звали бы, например, Джедедя.

— По-моему, неважно, как человека зовут, лишь бы он хорошо себя вел, — сказала Марилла, решив воспользоваться случаем, чтобы преподать девочке урок морали.

— Не знаю, — задумчиво ответила Энн. — Я как-то читала, что роза пахла бы так же хорошо, даже если бы имела другое название. Но я в это не верю. Мне кажется, что роза не стала бы таким замечательным цветком, зовись она чертополох или крапива. Наверное, мой отец был бы хорошим человеком, даже если бы его звали Джедедя, но ему было бы трудно жить с таким именем. Ну, так вот. Мама тоже преподавала в школе, но когда она вышла замуж за папу, то, конечно, оставила работу. Ей хватало забот о муже. Миссис Томас говорила мне, что они ничего не понимали в жизни и были к тому же ужасно бедны. Они поселились в крошечном желтом домике в Болингброке. Я никогда не видела этого домика, но представляла его тысячи раз. Мне кажется, что под окнами росла жимолость, а у самой калитки — ландыши. Да, и на окошках висели кисейные занавески. Это так украшает — кисейные занавески. В этом домике я и родилась. Миссис Томас говорит, что я была ужасно некрасивым ребенком — тощая, маленькая, одни глазища. Но мама считала, что я красавица, а мама ведь лучше знает своего ребенка, чем женщина, которая приходит убираться в доме, правда? Во всяком случае, я рада, что нравилась маме. Мне было бы очень грустно думать, что она во мне разочаровалась, — она ведь недолго прожила после моего рождения. Мама умерла от лихорадки, когда мне исполнилось только три месяца. Жаль, что я даже не успела научиться называть ее мамой. И совсем ее не помню. А папа умер через четыре дня после нее — тоже от лихорадки. И я осталась сиротой, а наши соседи не знали, что со мной делать. Так, по крайней мере, говорит миссис Томас. Я и тогда никому не была нужна. Такая у меня, видно, судьба. Папа с мамой приехали в Болингброк издалека, и соседи знали, что у них нет родных. Наконец миссис Томас сама решила взять меня, хотя она жила очень бедно и ее муж ужасно пил. Она меня и вырастила. Потом мистер и миссис Томас переехали из Болингброка в Мэрисвилл, и я так с ними и жила, пока мне не исполнилось восемь лет. Я ухаживала за ее маленькими детьми — у миссис Томас было четверо детей меньше меня, и я вам скажу, дел с ними по самую макушку. А потом мистер Томас попал под поезд, и его мать позвала миссис Томас и ее детей жить к себе. Но меня она взять отказалась. Миссис Томас опять не знала, что со мной делать. А тут пришла из поселка миссис Хэммонд и сказала, что возьмет меня, раз я хорошо умею ходить за детьми. Ну, я и стала жить у нее в домике, который стоял в лесу на полянке среди пеньков. И никаких других людей там не было. Я, наверно, не вынесла бы такой жизни если бы не мое воображение. Мистер Хэммонд работал неподалеку на лесопилке, а у миссис Хэммонд было восемь детей. У нее три раза рождалось по двойне. Я вообще-то люблю маленьких детей, но двойняшки три раза подряд — это уж чересчур. Когда родилась третья пара, я так и сказала миссис Хэммонд. Мне было очень тяжело таскать их на руках. С ними я прожила два года, а потом мистер Хэммонд умер, а миссис Хэммонд раздала детей по родственникам, а сама уехала в Штаты. Меня отправили в приют в Хоуптауне, потому что тогда я совсем никому не была нужна. Меня и в приют-то не хотели брать, говорили, что он переполнен. В приюте я прожила четыре месяца, а потом приехала миссис Спенсер.

Энн вздохнула, на этот раз с облегчением. Видно, ей нелегко было рассказывать о том, что она никому не нужна.

— А в школу ты когда-нибудь ходила? — спросила Марилла, заворачивая лошадь на дорогу, идущую вдоль берега залива.

— Не очень много. Ходила в последний год жизни с миссис Томас. Когда я поселилась у миссис Хэммонд, то школа оказалась очень далеко. Зимой мне туда было не дойти, а летом в школе каникулы. Так что я училась только весной и осенью. Но, конечно, в приюте я ходила в школу. Я хорошо умею читать и знаю наизусть много стихов. Я очень люблю стихи. А вы?

— А эти женщины — миссис Томас и миссис Хэммонд — они хорошо с тобой обращались? — осведомилась Марилла.

— Да как сказать… — замялась Энн. Ее личико вдруг вспыхнуло от смущения. — Они старались хорошо со мной обращаться, а когда человек хочет быть к тебе добрым, то не так обижаешься, если у него это не всегда получается. У них ведь своих хлопот много. У одной муж пил, а другая без конца рожала двойняшек. Но вообще-то они старались меня не обижать.

Марилла больше ее ни о чем не спрашивала, и Энн молча любовалась красотами окрестностей. Марилла, глубоко задумавшись, рассеянно погоняла кобылу. Ей вдруг стало ужасно жаль девочку. Бедная, как же ей не повезло: никто ее не любил, жила она в нищете, выполняла недетскую работу. Марилла была достаточно проницательной женщиной, чтобы из короткого рассказа Энн понять, каково той приходилось на самом деле. Неудивительно, что она так обрадовалась, узнав, что у нее будут приемные родители и настоящий дом. Жаль, что ее придется отослать назад. А может, осуществить странную фантазию Мэтью и оставить девочку у себя? Он явно этого хочет, а девочка как будто добрая и неглупая. «Болтает, правда, много, — размышляла Марилла, — но от этого ее можно будет отучить. Опять же она не говорит ничего грубого и не употребляет нехороших слов. Воспитанная девочка. Родители у нее, видно, были порядочные люди».

— Как красиво море! — воскликнула Энн. — И как величественно парят чайки! Вам никогда не хотелось стать чайкой? А мне бы хотелось, если бы я не была девочкой. Как это прекрасно — парить над синей водой с утра до вечера, а ночью улетать в гнездо. А что это там за дом виднеется — такой большой?

— Это отель «Белые Пески». Но летний сезон еще не начался. Летом сюда приезжает много американцев. Им тоже нравится этот берег.

— А я уже испугалась, что это дом миссис Спенсер. Мне не хочется, чтобы мы так скоро приехали. Это будет конец всему.

Глава шестая МАРИЛЛА ПРИНИМАЕТ РЕШЕНИЕ

Однако вскоре они таки подъехали к дому миссис Спенсер. Когда хозяйка открыла ворота, на ее добром лице отразилась радость, смешанная с удивлением.

— Господи, вот уж кого не ожидала увидеть! — воскликнула миссис Спенсер. — Но все равно я очень рада. Заводите лошадь. Как дела, Энн?

— Дела так себе, — без улыбки ответила девочка.

— Ну ладно, мы немного у вас побудем, чтобы дать лошади отдохнуть, — сказала Марилла, — но я обещала Мэтью вернуться пораньше. Дело в том, миссис Спенсер, что произошла ошибка. Вот я и приехала выяснить, как это получилось. Мы просили вам передать, чтобы вы привезли нам из приюта мальчика лет десяти-одиннадцати. Так мы сказали Роберту.

— Правда? — изумленно воскликнула миссис Спенсер. — А Роберт прислал к нам свою дочку Нэнси, которая сказала, что вам нужна девочка. Правда, Флора? — обратилась она к своей дочери, которая тоже вышла на крыльцо.

— Да, она сказала: девочку, — подтвердила Флора.

— Мне очень жаль, — сокрушалась миссис Спенсер, — но это не моя ошибка, мисс Кутберт. Мне сказали девочку — я и привезла девочку. У этой Нэнси один ветер в голове. Я ее не раз ругала за то, что она никогда не слушает, что ей говорят.

— Нет, это мы сами виноваты, — обреченно вздохнула Марилла. — Нужно было самим к вам приехать, а не передавать серьезную просьбу через третьи руки. Так или иначе, ошибка уже совершена, теперь надо ее исправлять. Можно ли отправить девочку обратно в приют? Они возьмут ее?

— Я думаю, возьмут, но, кажется, нам не надо этого делать. Вчера ко мне приходила миссис Блуветт и сожалела, что не попросила меня привезти ей девочку, которая помогала бы ей по дому. У нее большая семья, а служанку найти нелегко. Энн как раз ей подойдет. Все складывается как нельзя лучше.

Но Марилла, судя по выражению ее лица, совсем не была уверена, что все так уж хорошо складывается. Ей представлялся случай избавиться от девочки, но, казалось, ее это совсем не радовало. Она видела миссис Блуветт, худую и вечно сердитую женщину, всего раза два или три в жизни, но много слышала о ней: «Сама не присядет за день и другим не даст». Служанки, которых она уволила, рассказывали страшные истории про ее скупость и вспыльчивость. И дети у нее нахальные и драчливые. Марилле стало не по себе при мысли, что она обрекает Энн на жизнь у этой мегеры.