Валерий Медведев - Непохожие близнецы (До свадьбы заживет) Страница 8

— Главное, мы же с ним три раза цену на него снижали, — сказал Тулькин. — Я уж в последнем письме написал: «Вернём сына, дайте хоть на эскимо!»

— Ну и что? — спросил Сутулов.

— Ну и что… — сказал Тулькин. — Ничего, и за двадцать две копейки не стали выкупать.

Все мои враги засмеялись. И вместе со смехом стали поносить меня на все лады.

— Не идёт! — сказал Тулькин. — Испугался.

— А дома у них кто-нибудь есть? — спросил Сутулов.

— Отец с матерью, наверно, слышите телевизор?

Все замолчали. Было слышно действительно, как у нас в доме работал телевизор.

Кто-то из ребят полез добровольно на дерево и вдруг закричал сверху:

— Братцы! Да он же дома! Он с какой-то девчонкой передачу смотрит!

— А где же родители? — спросил Сутулов.

— Родителей нет, одни сидят.

— Тем лучше, — сказал Сутулов, поправляя бороду и засучивая рукава.

Все полезли, кто на забор, кто на дерево. Я и сам вгорячах тоже чуть было не полез на тополь, услышав сообщение, что в нашем доме появилась девчонка, с которой я сижу рядом и смотрю телевизор.

— Дерябин, да ведь это твоя Кузовлева с Лёшкой сидит! — крикнул Мешков.

Вот тебе раз! Пока я устраивал себе своё собственное похищение, мой родной брат-тихоня и маменькин сыночек похитил у меня из-под самого носа Таню Кузовлеву! Мою первую любовь! А может быть, он тоже влюбился? Неужели близнецы не только в одно время рождаются, но и влюбляются тоже в одно время?

— Как же он успел и отвязаться и… — удивился Тулькин. — Я же его специальным неразвязывающимся узлом привязал?.. Вы от калитки не отходили? — спросил он Мешкова.

— Но, — ответил Мешков. — Ви вэр хир лайк э стоуне… Как камни, как вкопанные стояли! — объяснил Мешков, потом он уставился на стоявшего с самым дурацким видом Тулькина и спросил: — Ну что ты?

— Проявляю…

— Что проявляешь?

— Вам этого не понять… Свободу пространственного воображения!.. — пояснил Тулькин. — Как же он успел всё это сделать? И просить нас всех письмо подбросить, и похититься, и развязаться, и успеть с Танькой детектив по телеку посмотреть?..

— Да это не он смотрит телевизор с Кузовлевой, — осенился вдруг Вадим Лютатовский.

— А кто же? — спросил Сутулов.

— Его брат Сашка!.. А Лёшка с этим письмом делал отвлекающий манёвр, брату создавал обстановку!

— Да что вы, — возмутился Мешков, — он же ко мне с этим письмом подошёл… Подошёл как Лёшка, а потом я подумал, что это всё-таки Сашка!

— Какой Сашка! — теперь взъерепенился Дерябин. — Это он ко мне подошёл как Сашка, а потом я вижу, что это Лёшка.

— Тогда кто же сидит сейчас дома? — спросил Сутулов.

— Лёшка, — сказал Дерябин.

— Сашка, — сказал Мешков.

— А по-моему, они и сами не знают, кто из них сейчас сидит перед телевизором, — заявил Вадим Лютатовский. — У близнецов, говорят, это бывает.

— Сейчас, — сказал Сутулов, — погадаем. Если монета упадет на цифру, сидит Сашка. — С этими словами Сутулов подбросил в воздух монету, поймал, поглядел на разжатую ладонь и сказал: — Сашка! Это Сашка! Сейчас вызовем его на улицу и свернём нос налево, а придёт Лёшка, свернём ему нос направо, чтоб не путали нас… и чтоб наших девчонок у нас не отбивали!..

Но, несмотря на призыв Сутулова, никто не двинулся с места, даже влюблённый Дерябин и тот продолжал стоять, хотя Сутулов продолжал всех подбадривать.

«Молодец Сутулов, — подумал я. — Молодец! Так Сашке и надо! Своротят нос набок! И всё! И операцию не надо будет делать! Пусть не отбивает девчонок у своего родного брата! Ну, ну, братцы, ну, вперёд же, вперёд!..»

— Сашке своротить нос, конечно, можно, — усомнился Тулькин. — А вдруг это сидит с Таней не Сашка, а Лёшка, он мне как-то грозил, что у него такое секретное оружие есть, что, в случае чего, мы его до-о-олго помнить будем!

— Да это она не с Лёшкой сидит, это она с Сашкой сидит… — загорячился Лютатовский.

— Обоснуй! — оборвал его Сутулов.

— Да не будет она с Лёшкой сидеть! С Сашкой будет, а с Лёшкой нет… заявил Вадим Лютатовский.

— Докажи, — снова оборвал Сутулов Лютатовского.

— И докажу, — сказал Лютатовский. — Знаете, какой он ей фокус недавно показал. Я как раз в продовольственном магазине был, смотрю: у прилавка Завитай стоит с тяжёлым мешочком в руке. Я сразу подумал, что он здесь неспроста стоит. Он стоит, и я стою. Он смотрит в окно, и я смотрю. Он чего-то ждёт, и я тоже стою чего-то жду. Вдруг в магазин вбегает Кузовлева. Завитай задёргался, как будто его в электросеть включили. Кузовлева — к прилавку, Лёшка — к прилавку. Кузовлева — к кассе, а он успел её обогнать и встать перед ней. А я смотрю на Завитая и думаю: ну это всё неспроста, тем более что у него какой-то тяжёлый мешочек в руках. Доходит очередь до Лёшки, он говорит кассирше: «Четыре пятьдесят в кондитерский!» — и протягивает кассирше свой мешочек. И что же вы думаете было у него в мешке?

— Обыкновенный песок, — отгадал Сутулов.

— Нет, — сказал Лютатовский.

— Сахарный… — предположил Дерябин.

— Нет, — сказал Лютатовский.

— Зи голден санд! Золотой песок! — предположил Мешков.

— Ничего подобного! — ответил Лютатовский. — В мешке у него были копейки! Одни копейки. Четыреста пятьдесят штук копеек! Представляете, что началось в очереди?.. Одна Кузовлева только молча ждала, когда кассирша пересчитывала четыреста пятьдесят копеек, а очередь просто вся изругалась на этого Завитая!..

— Нет, чтоб уступить место лэди, — сказал Мешков. — Марфа Джентльмен.

— Я бы уступил, — сказал Дерябин.

— Он за свои штучки отца родного не пожалеет! — добавил Тулькин.

— Не пожалеет?.. — возмутился Дерябин. — Уже не пожалел! Фокусник несчастный!

Все возмущенно загудели:

— Штучкин-Мучкин!

— Капитан Копейкин! — сказал Сутулов.

«Эх, вы! — крикнул я, неожиданно выскакивая из темноты на свет. — Да разве это был фокус или штучка? Да вы знаете, почему я с этими копейками впереди Кузовлевой встал? Да я разве для того, чтоб её задержать, в очереди встал? Да я перед Кузовлевой встал со своим мешком, чтоб подольше возле неё постоять, пока кассирша мои несчастные копейки пересчитает. Да я бы ради Кузовлевой готов был мешок с целым миллионом копеек к кассирше притащить. Пусть бы она считала, а я бы всё стоял возле Кузовлевой, а очередь бы ругалась, а кассирша бы всё считала… а я бы всё стоял… а Кузовлева бы всё смотрела на меня спокойно и серьёзно, как тогда, а я бы всё стоял… А ты, Лютатовский, жалкий сплетник, гнусная скрытая камера…»

И все замолчали, как один… замолчали бы… если бы я вышел и сказал бы так… но я не вышел… я продолжал таиться в кустах. Я подумал, что если я так скажу, то они опять не поверят, что я — это я, они опять подумают, что так говорить может только Саша, а что я сижу там с Таней и смотрю телевизор, и когда я… то есть не я, а Саша выйдет из дома с Таней, то они, конечно, набросятся главным образом на него и своротят ему нос направо. На меня тоже, конечно, набросятся, но не главным образом, а разве Саша может от них отбиться, как это смогу сделать я? Да никогда в жизни!

Поэтому я продолжал сидеть в кустах, сжимая в кармане своё секретное оружие, и, скрипя зубами, молча наблюдал, как будут события развиваться дальше. Мне вдруг почему-то не захотелось, чтобы Саше сворачивали нос, всё-таки ему его нос ведь будут из-за меня сворачивать, а не из-за него…

— Ну что, будет после этого сидеть Кузовлева с Лёшкой? — спросил Лютатовский.

— Не будет! — согласился Сутулов.

— Не будет! — сказали Мешков и Тулькин.

— Не будет, — подтвердил Дерябин.

— Не будет! Не будет! — зашумели прихвостни.

— Вызываем? — спросил Сутулов.

— Вызываем! — сказали Мешков и Тулькин.

— Вызываем! — подтвердил Дерябин.

И они вчетвером подбежали к нашей даче и рывком открыли дверь. На траву упал параллелепипед света.

— Выходи, Леший! — крикнул Сутулов, грозя кулаком одной руки, а другой поглаживая свою фальшивую бороду.

— Эй ты, брат авантюриста! — крикнул Мешков. — Адвентчерс бразер! Герр аут! Выходи!

— Выходи! — сказал Тулькин. — Есть дело… Уголовное!..

— Выходи, выходи, — пискнул Дерябин, — брат капитана Копейкина!

Сутулов всё продолжал засучивать рукава.

Я сунул руку в карман, развязал на ощупь пластмассовый кулёк и, протолкнув в него руку, сжал лежавшую в кульке мокрую губку, пропитанную «жёлтой лихорадкой».

«Разделяй, Завитайкин, и властвуй!» — сказал я сам себе, и вышел на свет, и направился твердым шагом прямо по направлению к Сутулову.

Рассказ седьмой

НОС ИЗ ПЛАСТИЛИНА

Во время драки Дерябин всё-таки ухитрился и без моей просьбы дал мне своим «роялем» по голове. Голова болит до сих пор, но в смысле английского языка этот удар никаких знаний мне не прибавил, но это не имеет уже никакого значения. А Сутулов-то самбо только на словах знает, а на деле ничего подобного. Примитивно дрался, как питекантроп.