Леэло Тунгал - Кристийна, или Легко ли быть средней сестрой Страница 8

Когда я спросила у бабули, выживет ли Имби, та замахала на меня руками и закричала:

— Что за речи! Уходи, злая девочка!

Когда врач прибыла, Имби была вся в пятнах. Бабуля вычитала из медицинского справочника, что у Имби краснуха. Папа прочитал в новейшей книжке, что краснуха вылечивается довольно быстро, достаточно, чтобы ребёнок побольше вертелся. Но бабуля закричала, что этот самый Спок шарлатан, а не врач — в старом медицинском справочнике сказано, что последствия краснухи могут привести к тому, что у Имби никогда не будет детей, а это с точки зрения бабули уже нечто!

Доктор осмотрела плачущую Имби и велела нам тоже раскрыть рты и сказать «Ааа!». Накануне Хелен учила меня азбуке, поэтому я сказала не просто «Ааа», но «АБВГД!». Но хоть бы кто восхитился, что ребёнок знает большую часть алфавита ещё до школы.

Доктор сказала, что у ребёнка, очевидно, какая-то аллергия: некоторые младенцы не выносят апельсины, некоторые — яйца. Посмотрела исподлобья на Деву, которую я держала на руках, и добавила:

— Кстати, в последнее время участились случаи аллергии на собачью и кошачью шерсть!

— Значит, мы должны обрить Деву наголо? — рассмеялась я. — От головы до хвоста?

Но никто не улыбнулся, и мне ничего не ответили.

— А что я твердила! — воскликнула бабуля. — Младенец и животное не могут жить в одной квартире!

— В старину, — начала деревенская бабушка, но не договорила, махнула рукой, потому что доктор стала убирать свои инструменты в саквояж и объявила однотонным голосом, как по радио:

— Давайте ребёнку побольше кипячёной воды и ромашкового чаю. Если станет хуже, снова вызывайте скорую помощь.

И тогда… Тогда все взрослые в один голос решили, что Дева отправится с бабушкой в деревню — там у неё будет свобода и свежий воздух.

— Ничего, летом вы увидитесь, — утешил меня отец и попытался запихнуть Деву в большую сумку.

Деревенская бабушка испугалась, что её с собакой не пустят в автобус, но отец обещал, что он сам поговорит с шофёром.

Я и плакала, и умоляла, и хныкала, и обещала сделать всё, что прикажут: обещала всю жизнь ходить без часов и до гробовой доски носить штаны с начёсом, только бы меня не разлучали с Девой. Но мой голос заглушали плач Имби и причитания бабули. Никто не слушал меня и не верил мне, когда я кричала, что уйду из дома и никогда больше не вернусь.

Когда я прощалась с Девой, то прошептала ей: «Потерпи немножко, скоро я приеду за тобой, и мы вместе уйдём в широкий мир счастье искать».

Когда папа ушёл провожать Деву и деревенскую бабушку, а Имби заснула, бабуля сказала чуть спокойнее:

— Как видно, кризис миновал. Очаг заболевания удалён из дома, и я со спокойным сердцем могу идти на репетицию хора. Дорогая Кристийна, ты ещё меня когда-нибудь поблагодаришь за то, что избавилась от разносчика микробов и глистов.

И тогда я сказала ей, что она сама разносчица микробов и глистов, и что у всего её хора жуткие глисты, и что они хоть лопнут, а человеческих голосов из себя не выжмут, и пусть бабуля заберёт свою вонючую коробку и наполнит её глистами и…

Так что большую часть своего дня рождения я простояла в углу. Мама вздыхала, глядя на меня, но говорила, что если бабуля решила наказать меня часовым стоянием в углу, то она как бабули-на дочь не может ничего изменить, это было бы не бедагогично. Я никак не отвечала, даже не плакала, так как твердо решила, как только смогу, убежать из этого бедагогичного дома и навеки расстаться со своей семьёй. Я чувствовала, что моя любовь иссякла. Может быть, мне удастся найти новую семью, как отцу Клаарики.

Но тут Имби проснулась и снова заревела. У неё высыпала сыпь и на щеках, и мама схватила пальто, чтобы бежать на улицу к телефонной будке и вызывать скорую помощь.

— Кристийна и Хелен, приглядите за малюткой, не давайте ей плакать, — попросила она в дверях.

Я подумала, что так им и надо, если я умру здесь в углу. Хелен немного побыла с Имби, но затем ей надоело, и она заявила, что должна готовиться к завтрашнему диктанту, и ушла за свой письменный стол. Что мне оставалось делать? Я вышла из своего бедагогичного угла и сунула Имби пустышку.

Когда Имби снова задремала, я решила немедленно бежать из дома. Быстро оделась, сунула в ранец свои подарки и пачку печенья, написала на открытке, которую нарисовала Хелен, «Пращайте на фсегда!!!», положила открытку на кухонный стол — и вдруг услышала, как лифт остановился на нашем этаже. Я бросилась в родительскую комнату и едва успела спрятаться в шкаф, как услышала, что мама говорит с кем-то чужим. Новый врач оказался мужчиной. Я слышала, как он расхваливал Имби:

— Хорошая девочка! Ой, какая хорошая! Теперь откроем ротик! Молодец!

Потом я услышала мамины слова:

— Это случилось так неожиданно, ребёнок до сих пор ничем не болел… — И больше я не слышала ничего.

Очнулась я на руках у папы, в комнате было ужасно светло и холодно, хотя на мне было пальто, и волосы под шапкой мокры от пота.

Мама подбежала ко мне, обняла меня и расплакалась. Она вытирала слёзы рукавом, качала головой и спрашивала:

— Ну зачем ты так? Как ты нас напугала! Доченька, милая, как ты могла?

— А теперь разденемся и пойдем спать, — серьёзно сказал отец и начал меня вынимать из пальто. Я поначалу ничего не понимала — всё было как во сне. Понемногу я вспомнила, что произошло. Вспомнила, что Девы больше нет со мной, и что бежать не удалось — вероятно, я заснула в шкафу. И снова расплакалась.

— Знаешь, Кристийна, — сказал папа, относя меня в кровать, — оказалось, что Дева ни в чём не виновата.

— Конечно, не виновата! У Девы ни одного прыщика, даже на носу. Эти врачи придумывают всякие дурацкие болезни, — пробормотала я.

— Оказывается, у Имби появилась сыпь от слишком жирного деревенского молока, она просто не привыкла к такому. Так что…

Вот тут я не смогла сдержать слёз. Одна напивается жирным молоком, которое ей пить нельзя, а другую ни за что, ни про что выгоняют из дома!

— Прости, — сказала мама. — При первой возможности папа съездит в деревню и привезёт Деву. Ты пойми…

— А теперь спи. Уже полпервого. Мы из-за тебя обзвонили все больницы и все отделения милиции и сами устали, как выжатый лимон, — сказал папа.

— Видишь, Хелен уже спит, и Имби успокоилась.

Из-за меня звонили в больницы и в милицию? У меня мама просила прощения? Мне снова захотелось плакать, но эти слёзы были хоть и горькими, а ещё и немножко радостными.

Может быть, и в самом деле Деву вернут из деревни? Тогда я никуда не уйду из семьи. Кто знает, лучше ли будет новая семья?

Мечты

Как странно, что у каждого человека — свои мечты! Нет, я понимаю, что если чукча мечтает о новой шубе, то негр — о новых шортах, а индеец — о красивом головном уборе, ведь они живут так далеко друг от друга, и каждый на своё лицо. Но вот, к примеру, наша семья живёт в одной стране, в одном городе, в одной квартире, ест каждый день общую пищу, но мечты у всех разные, хотя гости говорят, что мы все на одно лицо. Мама как чукча: мечтает о теплом пальто на поролоне, толстом пальто, но чтобы она сама в нём толстой не казалась. У Хелен негритянская мечта: она постоянно клянчит у бабули, чтобы та ей достала джинсы-варенки, у всех девочек они уже есть, только у неё нет. Папина мечта мне известна: он копит деньги, чтобы купить «запорожец» или даже автомобиль. Хелен говорит, что хотя у «запора» четыре колеса, настоящим автомобилем он не считается: мол, у стола четыре ноги, но это ещё не значит, что он слон. В их классе отцы многих девочек имеют машины, но «запор» только у одного. Конечно, Хелен хочется важничать перед другими девочками машиной — ей всегда нравится, когда ей завидуют. А по мне пускай папа покупает «запор» — это же сколько денег мы сэкономим на одних только автобусных билетах!

Моя мечта немного похожа на мечту индейца. Да, раньше я мечтала об альбоме для стихов, но потом, когда получила его, задумалась: а что мне с ним делать? Клаарика нарисовала мне в альбом три картинки, а бабуля написала: «Слово — серебро, молчание — золото», вот и всё. Ну и что мне делать с этими каракулями и золотым молчанием? А моя новая мечта прекрасна: она красная, с серебряными накладками, и стоит почти три рубля. На голову её не наденешь, но на шее у Девы она будет просто прекрасна. Такой ошейник один на всём свете, и он оказался в хозяйственном магазине, где мы с мамой покупаем стиральный порошок. Я много раз говорила папе и маме о своей мечте, но все бесполезно: отец копит деньги на машину, а мама из-за Имби не ходит на работу и не получает зарплату. А ведь ошейник каждую минуту могут купить! У меня сердце кровью обливается, когда я думаю о том, как какой-нибудь злой дядька в чёрном пальто купит своей злой чёрной собаке этот ошейник, который создан для нашей Девы. Бабуля, правда, призналась, что испытывает угрызения совести перед Девой, но ошейник для неё все равно не купила.