Василий Клёпов - Мыс Доброй Надежды Страница 8

— Эх ты! Да я на твоём месте давно бы отучил его от ловли птиц.

— Как? — подняла на него красивые глаза Нина.

— Выпустить их надо.

Петя схватил самую большую клетку, вытащил её в сад и открыл. Нина, бледная, выскочила за ним и захлопнула клетку.

— Не дури! Ты что это? Да Коля с ума сойдёт!

Птицы сбились в кучу и, отчаянно пища, бились о проволоку. Петя снова открыл клетку, но Нина сердито захлопнула её и крикнула:

— Уйди! Ты что здесь, хозяин, что ли?

— Я-то хозяин, — сердито заговорил Петя, — а вот ты прислуга. Приставили тебя убирать за птицами, да? Вот ты и стережёшь их, как собака. Николая обвиняешь, а сама — такой же Николай. Николай в юбке! Эх ты, а ещё пионерка!

— Ах, ты ещё и обвинять меня будешь!

Она со стуком открыла клетку, и птицы начали выпархивать одна за другой. Нина провожала их взглядом, потом махнула рукой и вытащила из бани другую клетку.

— Выпускай! — прошептала она. — Будь что будет!

Птицы садились на ближайшие деревья, встряхивались и улетали. Нина открыла в бане окно и стала выгонять птиц и оттуда. Петя помогал ей.

— А это что за баре сидят здесь по одному? — спросил он, показывая на маленькие клетки.

— Это заманки. На их крик и летят птицы в ловушки. Такие провокаторы, что просто ужас! Сами сидят в клетке, так надо, чтобы и другие попались.

Один из зябликов в клетке пропел свою коротенькую песенку.

— Ах, ты ещё и заманивать будешь? — засмеялся Петя и — вынес заманку на улицу. — Ну, давай лети, нечего провокациями заниматься. Зяблик полетел, а через несколько минут Петя уже слышал, как он звенел где-то в саду.

— Ну вот и всё, — с улыбкой произнёс он. — А ты знаешь, кто вам плакат на дверь нарисовал? Мы с Юркой.

— Да? То-то там твоя ошибка была. «Занимаемся» вместо «занимается».

— Честное пионерское?

— Ага, — кивнула Нина. — Хорошо, хоть Антонина Тихоновна не видела, а то бы было тебе на орехи…

Выходя от Звездиных, Петя в самой калитке столкнулся с Николаем. Тот, угрюмый и мрачный, глянул на Петю и прошёл к дому.

— Ну что, Коленька? — встретила его на крыльце Евдокия Афанасьевна.

— Ничего… — буркнул он, потом, словно спохватившись, добавил: — Дали три дня сроку… Сказали, если не устроишься на работу, судить будем…

— Выслать ведь могут, — забеспокоилась мать. — Теперь всех, кто не работает, высылают куда-то… Ты уж устраивайся на работу, Коленька.

— Ладно, устроюсь, — сказал тот и зашагал к бане.

Когда Петя увидел, что Николай двинулся к бане, он так и замер, прижавшись к забору. Что-то будет сейчас?

В глубине двора раздался тонкий девичий визг, потом послышалась ругань, и на дорожке показалась бегущая Нина. Вслед ей со свистом пронеслась маленькая проволочная клетка и ударилась о забор.

— Сюда, Нина! — крикнул Петя и распахнул калитку.

Он схватил девочку за горячую руку и увлек за собой под гору…

У птичьего городка они встретили Юру, Валю и Артёмку.

— Силки Николай ставил, — сказал Петя. — Ну мы ему сейчас с Ниной устроили штучку, да? Всех птиц выпустили! А вот кто же это плакаты на калитке у Григорьевых и Ковшовых наклеил?

— Я, — со смехом сказал Артёмка и, вдруг погрустнев, взял Петю за руку. — Не знаю, что и будет, Петух. Пока я плакаты наклеивал, Паша взял рогатку да ка-ак стрельнет! И попал Серёже в глаз. Вот такой, — приложил он ладонь ко лбу, — глаз сделался. Даже страшно! Серёжа и видеть этим глазом перестал.

Пока Петя разговаривал с Артёмкой, Валя, оглянувшись назад, шепнул Юре:

— Тебе яйца реполова и желтобровки нужны?

— Конечно, нужны… — ответил Юра, но тут же добавил — Только не из птичьего городка.

— С ума сошли вы с этим городком! Мы же не будем разорять гнёзд, а только возьмём два яйца. Птицы ещё снесут.

— А Петя? — опасливо проговорил Юра.

— Петух и не узнает.

— Тогда давай действуй, — улыбнулся Юра, и они с видом заговорщиков пошли вместе с ребятами.

На проводах сидела какая-то птица. Валя поднял камень и, размахнувшись, швырнул в неё.

— Зачем? — вскрикнули сразу Петя и Нина.

— Это же сорокопут! Такой вредный, что и не говори. Он сидит сейчас и высматривает, где гнездо какой-нибудь птицы. А потом полетит и потаскает и яйца и птенцов. Это такой разоритель гнёзд, что вы и не представляете!

— Выходит, что он даже хуже вас с Юркой, — серьёзно проговорил Артёмка.

Через несколько шагов ребята оглянулись. Сорокопут снова сидел на проволоке. Петя заметил, что у него пепельно-серая голова с чёрной полоской у рта и белая грудь.

— У, сорокопут! — сказал он и метнул в него камнем.

Низко, над самой землёй птица улетела в кусты.

В тот же вечер, приготовив уроки, Улыбины пошли за водой. На длинную палку повесили два ведра, и так, с вёдрами посередине, Петя — впереди, Юра — сзади, шли сейчас мимо домиков посёлка. Они миновали усадьбу Бочкарёвых, длинный огород Звездиных, в конце которого выглядывал их дом, крытый черепицей домик Артюнянцев и поравнялись с огородом Лары Кузнецовой. Бабушка Лары, нагнувшись, полола что-то, а Лара поливала помидоры.

Петя поставил вёдра на землю и позвал:

— Лариса! Лара!

Девочка положила ковш в ведро и подошла к забору.

— Ты долго ещё поливать будешь?

— Последнее ведро…

— Тогда иди сейчас на мыс. Мы только воду отнесём. Я тебе что-то покажу…

Братья торопливо, расплёскивая воду, принесли вёдра, как вдруг Юра схватился за живот и сморщился:

— Ты иди, я полежу немного.

Петя побежал по дорожке, где впереди уже белела кофточка Лары.

— Ты всё-таки скажи, Петя, что ты хочешь мне показать? — спросила девочка.

— Сейчас узнаешь, — загадочно улыбнулся Петя.

Солнце быстро опускалось в море. Они торопились и не заметили, как дошли до гнезда пеночки, но та сама выскочила из домика.

— У неё здесь гнездо! — вскричала Лара.

— А ты откуда знаешь? — насторожился Петя.

— Они всегда так притворяются, — Лара изобразила, как притворяется пеночка: она опустила одну руку и побежала, прихрамывая. — Вот и тащит за собой крыло, и тащит, как будто лететь не может.

Тогда Петя показал ей пеночкину кибитку. Лара нагнулась и сказала с улыбкой:

— Ой, да здесь три яйца!

— Пять, — поправил Петя.

— Нет, три…

— Нет, пять…

— Да что я, до пяти считать не умею? Вон видишь — три.

— Как же так? Тут совсем недавно мы с Моргунком видели пять яиц.

— Нашёл мне тоже на кого ссылаться? — засмеялась Лара. — С Моргунком!

Петя повёл её к гнезду реполова, но и там не было двух яиц.

— Ну погоди, Моргунок! — пригрозил Петя. — Я тебе покажу! — и только сейчас ему стало понятно, почему Юра так себя вёл. — Ишь ты, у него животик заболел! Юрке я тоже задам, — добавил он.

— Нет, надо обсудить Валин поступок сборе отряда, — сказала Лара. — Может, хоть голос товарищей на него подействует.

На том они и решили.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Новый Пржевальский. Юра перепуган. Врать или не врать

А Валя в это самое время, разложив на столе свою коллекцию, определял, куда положить яйца реполова и пеночки. У него был много всяких коробочек, даже спичечных. И все они были настолько переполненными, что новые яйца уже некуда было класть.

— Мам, — сказал он, — может, ты освободишь мне пару коробочек.

— А откуда я их возьму?

— Да у тебя же есть одна от духов, а потом ещё в шифоньере лежит… Из-под печенья… Там у тебя всякие нитки да иголки собраны.

Марфа Петровна отложила нож, которым чистила картошку, вытерла руки и подошла сыну.

— Что опять нашёл, сыночек?

— Два яйца вот: пеночки-желтобровки и реполова. А положить их некуда. Да и потом, что это у меня за коробки — один стыд!

— Ох, горе ты моё, горюшко! Сколько у нас в посёлке ребят, и ни один ведь не собирает яйца. Только ты! Днём тебя нет, всё по лесу рыщешь, приходишь исцарапанный, грязный, рваный, только успевай зашивать. И ночь сидишь и колдуешь над этими яйцами.

— Мама, ты же знаешь, что я буду учёным. Орнитологом, то есть, учёным по птицам.

— Учёным! Ты бы хоть в школе-то учился, а то…

— Что? Что? — вскочил Валя. — Скажешь, плохо учусь? Посмотри отметки!

Он достал из сумки дневник и, перелистав его, положил перед матерью.

— Смотри! Ни одной тройки за весь год! Одни пятёрки! Чего тебе ещё надо?

Марфа Петровна знала, конечно, что сын учится хорошо. Уж сколько раз она ходила в школу, и Антонина Тихоновна всегда хвалила её сына. Первый ученик! Но вот эта его страсть к собиранию яиц не нравилась матери.

— Я знаю, Валя, учишься ты хорошо, — обняла она сына. — Но вот то, что ты такой жестокий и с птичками воюешь — это очень плохо! Брось ты, сынок, это дело!

— Пржевальский и Северцов тоже были жестокие люди… А смотри, какие дела сделали для Отечества.