Жаклин Уилсон - Сахарная вата Страница 9

– Как вам удается так часто переезжать с места на место и ничего при этом не разбить? – спросила я.

– Я же волшебница. Я просто делаю вот так – цап! – Роза взмахнула своими длинными, с серебряным маникюром, пальцами. – Все вещи силой моей магии приклеиваются к стенам.

Я удивленно моргнула, глядя на Розу. Папа тоже.

А Роза посмотрела на нас и рассмеялась.

– Да нет же, разумеется, магия здесь ни при чем, я пошутила! Просто заворачиваю каждую вещь в пузырчатую пленку, – объяснила она.

– А где вы спите? Я нигде не вижу кровати, – спросила я.

– Флосс, не надоедай миссис Розе, – сказал папа. – Неприлично задавать так много вопросов.

– Да ничего страшного, – ответила Роза. – Видишь тот диван? Поднимаю сиденье – и моя кровать готова. Уютная, полностью скрывающая меня от посторонних взглядов.

– А Саул? Где его кровать?

– У него теперь собственный фургон. Саул стал уже слишком взрослым, чтобы жить в одном фургоне со своей старенькой матерью.

– А где же отец Саула? – спросил папа.

– Так кто здесь надоедает с вопросами? – хмыкнула Роза. – Ладно-ладно, отец Саула смылся от нас давным-давно. В последний раз его видели с какой-то цирковой гимнасткой, вдвое моложе его.

– О, простите, – покраснел папа.

– Не волнуйтесь, голубчик. Мне нравится быть независимой. Ну вот! – Она растянула подол моего розового платья. Оно было мокрым, но грязи на нем действительно почти не осталось.

– Великолепно! – похвалил папа.

– Ну так опыт большой! В детстве Саул ни разу не приходил чистым с гуляния, – ответила Роза.

Она сполоснула тазик, заново налила в него воды, достала чистую тряпку и сказала:

– Ну, сэр, теперь ваша очередь.

– Я не сэр, я Чарли, – сказал папа. – А это моя дочь Флосс.

– Добрый вечер, Чарли. Ну давайте приводить вас в порядок. Тот маленький негодяй раскроил вам губу и расквасил нос. Теперь вам день-другой нельзя будет целоваться.

Она очень осторожно вытерла папе лицо. Обычно, если папа ударится или порежется, он ведет себя как ребенок, но сегодня держался молодцом и ни разу не поморщился, даже когда Роза обрабатывала его порезы антисептиком.

– Так, а ваши ноги? На них тоже есть порезы? – спросила Роза, глядя на разодранные на коленях папины джинсы.

– Нет, ерунда, там я всего лишь слегка ободрал кожу, – ответил папа.

– Вы очень мужественный, – сказала Роза. – Но встряску мы все пережили основательную. Думаю, глоточек бренди поможет нам успокоить нервы, как вы полагаете?

Она налила бренди в два симпатичных темно-красных стаканчика, а мне дала вкусного-превкусного лимонада в большом кубке из зеленого стекла.

– Как вам это белое вино, мадам? – спросила она, подмигивая.

– Чудесно! – ответила я. – Но нельзя ли мне еще и чашку чая?

– Ты же не любишь чай, Флосс! – удивился папа.

– Не люблю, но хочу, чтобы Роза погадала мне на чайной заварке.

– Э… честно признаюсь, милая, у меня в шкафу только чайные пакетики. Но если хочешь, я могу погадать тебе по руке. Хочешь?

– О да!

Я нетерпеливо протянула Розе свою руку. Роза села радом со мной, взяла мою ладонь и внимательно всмотрелась в нее.

– Ого! – сказала она.

– Что? Пожалуйста, прошу вас, что там?

– По-моему, Роза хочет сказать, чтобы ты не грызла ногти, и что ты зеница ока для твоего отца, и что вообще у тебя сегодня день рождения, – со смехом сказал папа.

– Ну тебя, пап, – отмахнулась я.

– Да-да, папа, тсс, – сказала Роза, осторожно водя пальцем по линиям на моей ладони. – Так, вот эта линия разорвана, значит, ты испытываешь сердечную боль и чувствуешь, что разрываешься надвое, верно?

– О да!

– Не волнуйся об этом, милая. Я вижу, что впереди у тебя все будет хорошо. Тебя ожидают перемены.

– Терпеть не могу перемен, – сказала я. – Их в моей жизни было уже слишком много.

– Ну, тебя ждут не просто перемены, а перемены к лучшему. Вот погоди немного, и сама увидишь.

– А какие именно перемены? – настороженно спросила я.

– Ну, это ты в будущем сама увидишь.

– Но хотя бы намекнуть вы можете?

– Эти перемены будут связаны с твоим домом, твоей семьей, твоими друзьями…

– О нет! Неужели Рианнон собирается порвать со мной и подружиться с Марго?

– Подожди немного – и узнаешь. – Роза легонько взяла меня за подбородок и добавила: – Не грусти. Погоди… я вижу столько тайных знаков и предзнаменований… в твоей судьбе настает счастливый поворот, Флосс.

– А я? А в моей судьбе может наступить поворот к лучшему? – спросил папа.

– Хотите, чтобы я и вам по руке погадала?

– Э… Наверное, нет. Не уверен, что мне понравится то, что я услышу, – сказал папа, допивая бренди. – Вы были так добры к нам, Роза. Пожалуй, нам не стоит дольше отрывать вас от вашей работы. Пойдем, Флосс, тебе давным-давно пора спать.

– Ну а если передумаете, возвращайтесь и найдите меня, – сказала Роза, с улыбкой глядя на папу. – Ну и последнее. За ваши переживания вам положена бесплатная поездка на любом аттракционе. Что выберете? Чертово колесо? Американские горки? Ротонда?

Папа посмотрел на меня. Я посмотрела на него.

– Еще разок на Перл? – спросил папа.

– Да, пожалуйста!

Итак, мы совершили еще одну волшебную поездку на карусели.

Перл неслась и неслась по кругу, высоко подбрасывая свои серебряные копытца, ее розовая грива и хвост развевались на ветру. И мы с папой летели на своей белой лошади, играла шарманка, и под ее мелодию у меня в голове, словно карусель, кружилась одна и та же мысль: «Наша судьба меняется, наша судьба меняется, наша судьба меняется, наша судьба меняется!»

Глава 5

Я хотела обо всем рассказать папе в тот же вечер, но так устала, что у меня хватило сил только на то, чтобы отскрести с лица остатки сахарной ваты, почистить зубы и рухнуть в постель.

Поэтому я решила поговорить с папой за завтраком, но он принялся печь какие-то особенные круассаны. При этом он натянул на голову забавный черный берет и повесил на шею связку пластиковых луковиц, изображая из себя француза. Я не могла сказать ему про Австралию, видя, что он так радостно скачет по кухне, напевает французскую детскую песенку «Братец Якоб» и называет меня своей маленькой капусточкой.

Тогда я подумала, что поговорю с папой перед ланчем, но мы отправились в парк кормить уток оставшимся в кафе зачерствевшим хлебом. Хлеба было много, так что у птиц пошел пир горой. Пока я разворачивала очередной кулек, утки нетерпеливо крякали, а затем азартно набрасывались на брошенные в воду крошки. Я не хотела портить своим сообщением настроение ни уткам, ни нам с папой.

Так что перенесла свой неприятный разговор на ланч, но папа усадил меня за столик в своем кафе и стал изображать, будто я какая-то очень важная посетительница.

Он приготовил для меня салат в виде клоунского лица – волосы из латука, вареные яйца вместо глаз, красный нос из помидорки-черри.

– Вот! Скажешь маме, что я кормил тебя очень здоровой и полезной пищей, – сказал папа. – Ладно, а теперь съедим пудинг.

Пудинг не был здоровой и полезной едой. Папа сделал его из ломтиков вчерашнего именинного торта, взбитых сливок, мороженого и малинового соуса. Рассказывать печальные новости под такой пудинг, сами понимаете, совершенно невозможно.

Затем мы развалились каждый на своем конце дивана и поставили древнее видео – «Дети дороги»[3]. Фильм время от времени зависал, но мы с папой знали его наизусть, так что не обращали на это внимания. В конце фильма его героиня Бобби приходит на вокзал, видит своего отца и бежит за ним, крича: «Папа, о мой папа!»

Мой папа – это большой наивный ребенок. В этом месте он всегда плачет, а я дразню его слабаком. Но сегодня я вдруг подумала, что сама похожа на эту несчастную Бобби, которую разлучили с отцом, и тоже заплакала.

– Эй! Реветь запрещается! Это моя прерогатива, – сказал папа, ласково подталкивая меня в бок. Затем он внимательно посмотрел на меня и спросил: – Ты же не взаправду плачешь, а, Флосси? Что случилось, эй? Ты можешь поделиться со своим папой? Ну же!

Это просто кошмар. Я не могла рассказать папе про Австралию, ведь это было так ужасно! Я обхватила руками его шею и крепко к нему прижалась.

– Я буду скучать по тебе, пап, – прошептала я, уткнувшись носом в его старый серый свитер.

– Я тоже буду скучать по тебе всю неделю, солнышко. Я, можно сказать, живу только ради этих встреч по выходным, особенно теперь… Ну понимаешь, у меня сейчас плохо с деньгами, и в кафе дела идут из рук вон. Но пока мы с тобой вместе, все это ровным счетом не имеет никакого значения. – И папа потерся о мою макушку своей небритой щекой.

Я зарыдала еще сильнее.

– Эй, эй, не плачь, малышка Флосс. У тебя такие чудесные мягкие волосы. И вся ты словно моя маленькая сахарная вата. Смотри, как бы я тебя всю не съел. – Он зачавкал, делая вид, что обкусывает мои локоны.