Сергей Голицын - Городок сорванцов Страница 9

— Ура! Победа! — закричал Владимир Викторович, вскочил и, схватив Витю Панкина за плечи, как озорной мальчишка, запрыгал вместе с ним возле печки.

Подошел Павел Александрович; опираясь на лопату, он долго смотрел на языки пламени, вырывавшиеся сквозь открытую конфорку, закашлялся и глубокомысленно изрек:

— Ну, теперь порядок!

А сам виновник рождения огня, лохматый и высокий Юра Овечкин, выпрямился, торжественно оглядел нас и заговорил прерывающимся голосом:

— У меня дедушка мастер, он меня учил: не бойся, если печка сперва не горит и дым не идет, жди — как обсохнет, тогда полыхнет что надо.

— Ну знаешь, Юра, заставил ты меня поволноваться, — радостно воскликнул Владимир. Викторович.

— Юра, а обед тут можно готовить? — неожиданно спросила Южка.

— Можно, — важно ответил Юра.

Южка неистово завопила:

— Валька, давай скорей кастр-ю-ю-лю! — Она ликующе обернулась к Владимиру Викторовичу. — Через час обед будет — во!

— А не рано ли через час? — заметил, тот.

— Нет, нет! А потом — еще раз! А к вечеру — еще раз! А перед отбоем — чай!

— Да, конечно, девочкам надо было наверстать упущенное. Ведь из-за дождя первые три дня они едва-едва управлялись кормить «покорителей целины» только раз в день.

Я не стал дожидаться обеда. Надо было рассказать в интернате, как идет строительство, и Отдать Евгению Ивановичу на подпись договор с колхозом. Я распрощался со всеми и зашлепал по лужам к автобусной остановке.

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Три больших красно-желтых автобуса были битком набиты ребятами. Мы приехали. Я выскочил самым последним, несколько оглушенный. Всю дорогу эти сорванцы, возбужденные до последней степени, кричали и смеялись столь неистово, что у меня разболелась голова.

Как неузнаваемо здесь все изменилось! Тепло. Ярко светит солнце; свежевымытая дождями листва деревьев и кустов зеленеет. Полной грудью вдыхал я животворящий сосновый воздух, столь насыщенный кислородом, какой никогда и не снился москвичам.

На круглой поляне вырос полотняный городок. Пионерская улица прошла вдоль склона горы. Туристская — поперек. В струночку, на равных расстояниях одни от другой вытянулись по линейке темно-зеленые палатки. На каждой был пришит белый сверкающий на солнце ромб с номером. Я вспомнил, как скучали девочки, нашивая эти номера…

— Идемте, идемте смотреть! — позвали меня вынырнувшие откуда-то Южка и Валя Гаврилова. Сзади них бежало десятка полтора малышей.

Мы двинулись по Туристской улице. В конце улицы высилась большая шатровая палатка.

Голубой шелковый флаг повис над нею. Ветер подул, голубое полотнище развернулось, и я увидел нашитый на флаге белый шатер на фоне восходящего солнца — золотые солнечные лучи расходились во все стороны от шатра.

Я понял: это эмблема городка. Здорово придумали — ничего не скажешь!

Южка объявила мне, что с сегодняшнего дня высший пионерский орган — совет дружины — будет называться штабом городка, он будет помещаться в этой самой палатке с голубым флагом.

Мы заглянули внутрь нее; там в полутьме Эдик и Саша спешно раскладывали на столе карты, папки, книги, альбомы; тут же на двух топчанах они будут спать.

«Заслуженный мастер спорта» и «главный путешественник» так были заняты, так углубились в свою работу, что даже не посмотрели на нас. Мы сконфузились и пошли осматривать другую шатровую палатку — «материальный склад», стоявшую напротив.

У ее входа стоял «хранитель сокровищ» Володя Дубасов и перебирал какие-то ящики; увидев ребят, он нахмурил брови.

— Уходите, уходите! Не суйте носы, — сердито заворчал он, но, заметив меня, прикусил язык.

Я понял, что и тут нам нечего делать. На той стороне поляны под тенью навеса у кухонной плиты в клубах пара священнодействовал долговязый «шеф-повар» Юра Овечкин, в белом колпаке, белом фартуке; возле него суетился и хлопотал дежурный отряд.

Само собой разумеется, на «фабрику-кухню» вход посторонним строго запрещался.

— Куда же нам идти? — растерянно спросил я.

— Остается только «уголок тихих игр», — предложила Южка.

Мы свернули налево.

В уголке были вкопаны лавочки и столики, чтобы читать или сражаться в шахматы. Для малышей строители соорудили балансиры, деревянные горки, качели.

Неожиданно из-за кустов орешника выскочила девушка в ярком цветастом платье; золотые растрепанные волосы словно сиянием окружали ее по-детски счастливое, успевшее уже где-то загореть лицо. Это была студентка-практикантка.

Маленького роста, изящная, она больше смахивала на девочку лет тринадцати. Однако неумолимые законы педагогики заставляли называть ее Алевтиной Алексеевной — ну почему не просто Алей?

Щурясь от солнечных лучей; она звонко воскликнула:

— Как тут будет хорошо!

Не успел я ответить ей таким же восторженным возгласом, как со стороны Туристской улицы появилась Марья Петровна, преподавательница математики, полная брюнетка лет сорока.

— Изумительно! — радостно воскликнула она.

В Москве я не успел обменяться с ней ни одной фразой, но я уже давно подметил, что она беспрестанно восхищается. Впрочем сейчас восхищались все.

Тогда, в непогоду, я ничего не заметил. Полотняный городок, оказывается, стоял на высокой горе над самой Москвой-рекой, голубой лентой протекавшей внизу. По ту сторону реки расстилался зеленый луг, за лугом в темном лесу сверкали на солнце кое-где белые здания — санатории, дома отдыха. Вдали, у самого горизонта, туманная каемка лесных просторов незаметно переходила в голубое небо…

— Побежали! — крикнула Южка.

И ребята помчались к центру городка, на площадь Радости. Побежал и я — разве можно мне отставать от других?

Вот она, облитая теплыми солнечными лучами, окаймленная полотняными улицами и ярко зелеными деревьями, самая радостная и самая зеленая площадь в мире!

То поодиночке, то взявшись за руки, ребятишки носились туда-сюда, с визгом гонялись друг за другом. Особенно наслаждались малыши. Всякий пустяк возбуждал их: они подбирали палочки и камушки, восторженно вскрикивали; они находили жучка и тут же сбегались со всех сторон разглядывать и мучить беднягу; они рвали цветы, кидались шишками, пробовали залезать на высокие сосны…

Еще в Москве мы постоянно говорили о том, что наш городок не будет похож на пионерские лагеря, поэтому у нас сформировали маленькие отряды — по девять пионеров в каждом, это прежние пионерские звенья. А нумерация отрядов начнется с младших: первый, второй, третий отряды — четвероклассники, следующие — пятиклассники, далее шли три отряда шестиклассников.

Но с этого прекрасного дня забудем слово «класс», забудем зиму, уроки, учебники и тетради. Конечно, эти мальчики и девочки, которые в телячьем восторге носятся сейчас по площади Радости, не помнят об уроках, отметках, дневниках…

Возле доски объявлений столпилась группа ребятишек. Невдалеке Владимир Викторович незаметно наблюдал за читающими.

Мы подошли и тоже стали читать пришпиленные кнопками разноцветные листки бумаги: «Распорядок дня», «Расписание туристских походов», «Расписание дежурств отрядов на карауле и на кухне», «Календарь спортивных соревнований», «Адреса» (в каком номере палатки кто будет жить). Внизу каждого листка стояли размашистые подписи: «Составили члены штаба: заслуженный мастер спорта Эдик Шестаков и главный путешественник Саша Вараввинский», а в левом верхнем углу было выведено: «Утверждаю, начальник городка В. Грушицкий»

В центре доски объявлений — голубой листок:

СОСТАВ ШТАБА:

1. Начальник штаба — Южка.

2. Заслуженный мастер спорта и одновременно заместитель начальника штаба — Эдик Ш естаков.

3. Главный путешественник — Саша Вараввинский.

4. Главный агроном и одновременно горнист — Володя Шейкин.

5. Хранитель сокровищ — Володя Дубасов.

6. Шеф-повар — Юра Овечкин.

7. Министр игрушек и книг — Валя Гаврилова.

8. Главный врач — Наташа Толстенкова.

9. Начальник городка — В. В. Грушицкий.

Батюшки, какие они все важные! И когда только успели придумать все эти необыкновенные должности? Ниже этого удивительного списка был прикреплен другой листок- розовый.

Законы нашего городка:

1. В нашем городке всем все можно.

2. Опаздывать разрешается не больше чем на двенадцать секунд.

3. В городке ребята делают все сами и сами командуют.

4. Взрослые никогда не бранят ребят.

Примечания:

а) В исключительных случаях объявляется чрезвычайное положение. После четырехкратных сигналов горна «Тревога!» начальник городка берет в руки всю власть.