Н. Ковалева - Зима и лето мальчика Женьки Страница 9

— Да пошла ты… — Брига заорал так резко, что сам испугался собственного голоса, осипшего, жестяного, срывающегося на визг. — Все! Все! Все! Пошли. С жалостью своей. Добрые! Да? Пожалели, да?

Алена отшатнулась. А Брига кричал, не выбирая слов, матерясь нещадно и неумело.

— Женя… Женя… — попыталась она успокоить его.

— Что — Женя?! Я не Женя! Пошла ты… Пошла…

— Алена Дмитриевна! — в дверной проем вломился перепуганный Владлен Николаевич. — Оставьте его. Не дай Бог!

Бриге показалось, что директор даже перекрестился. Он слышал, как удаляются звуки: тяжелые шаги директора и перестук Алениных каблуков, — и вспомнил, какая радость захлестывала его на уроках, когда по коридору звонко цокали эти каблучки. Его Алена… Теперь она уже никогда… Женька со всей силы долбанул кулаком по зеленой стене. Слез не было. Привычная пустота сковала душу. Брига вытянулся на кровати, слизывая кровь с разбитых костяшек.

В учительской, на первом этаже, навзрыд плакала Алена, все повторяя и повторяя:

— Ему плохо! Понимаете? Плохо! Ему очень плохо!.. Я его по имени назвала. А он не принимает имени. Ему очень важно, чтобы имя его забыли.

Владлен Николаевич подносил к ее глазам синий клетчатый платок и гудел:

— Если мы скатимся до кличек, Алена Дмитриевна, детдом превратится в зону. Нам же надо сохранять принятые правила… Непреложный устав человеческих отношений… Дружная семья.

Круглые слова ударялись в стену и отскакивали, никого не задевая.

Глава 7

Ночка темная, финский нож

Нож — самодельный, с хлипкой рукояткой — Брига добыл неожиданно легко. Укрепил его куском изоленты, заточил — и оружие вышло хоть куда. «Хрясь!» — звучно входил он в картошку, украденную на кухне. Проникнуть туда было несложно: замок гвоздем вскрыл — и айда. А картоха — вот она, в ящике, а в баке еще и чищенная на утро. Но зачем Бриге чищеная? И конфеты ему ни к чему, хотя хотелось, ой как хотелось. Но это было уже воровство. А картошка — это не кража совсем, это для дела. «Хрясь!» — ножик в глазастый клубень. «Хрясь!» А перед глазами лицо Кастетово, с узким, щелочкой, ртом и глазами, перепуганными насмерть. Хрясь! — под ребро или в горло. Приговорил его Брига. Все. Мысль эта кружила голову горячим и сладким хмелем. И в кухню забираться было забавно и страшно — ах, хорошо!

Главное теперь было не показывать виду до времени. Пусть глаза отводят, пусть шепчутся за спиной. Вон, Пусть Генка с соседней койки ушел, и все-то бочком, бочком мимо. И кодла кастетовская вдогонку ржет. Пу-у-усть.

— Хрясь! — нож в картошку. Белеет Кастет — и на пол. Молчит обалдевший Рыжий. Тишина. Тишина. Это вам за Женечку. За Женечку. А так что ж, все как всегда. И на зарядке голосок к небу:

— Всем, всем на большой планете людям войны не нужны…

Еще и на линейке спел. Зал был полон, переполнен, и сцена с обшарпанным полом, и Кастет во втором ряду, шестой слева. Рубашечка белая, ворот распахнут и видно, как острый кадык торчит. Вот в этот-то кадык — хрясь! — чтоб кровью умылся… А пока чисто и звонко:

— Школьные годы чудесные!

Лето за окнами раннее, юное, в запахе клейких тополиных листочков и сирени. Вон как раздухарились густые ее заросли, усыпанные сиреневым облаком цветов, и запах волной, тягучий, жаркий. Лето! Брига упрямо сжимает губы в белую полоску. Летят деньки, как в горячке.

Женька не замечал их бега — и не слышал ничего, и не видел, ждал только случая, чтоб все, все видели. Он не Женечка, он — Брига!

Алена смотрела горько, но он проходил мимо. Ни к чему ей было знать.

Однажды ночью пошел дождь. Брига лежал и слушал.

— Хватит ждать! Хватит ждать! Хватит ждать! — стучали капли.

Окно бы открыть, чтобы холодные капли — в лицо, а потом по шее, по груди. И футболка насквозь.

Женька вспомнил песню, что спьяну пел Михеич:

Было два товарища,Было два товарища:Ночка черная,Финский нож…

И тихо засмеялся: ночка темная — вот она, а что нож не финский — ерунда. Брига сунул руку под подушку, нащупал рукоятку — гладкая, ровная.

— Пора-пора-пора! — выстукивал дождь.

Ночка темная, финский нож. Ночка темная…

— Пора! — прошептал себе Женька.

Пол холодил босые пятки. В коридоре никого не было. Желтый свет ламп, тусклых, болезненно чахлых; тень рядом считала шаги, длинная, рослая, не то что сам Брига. Сорок шагов до спальни старших. Койка Кастета третья справа от входа. Только б дверь не скрипнула… Или скрипнула? Третья койка. Третья койка. Дождь все идет.

Через спальню к окну. Раз, два, три. Душно как! Дождь. Дождь. Капли бы по лицу. Душно Бриге. Руки горячечно то сожмут рукоять, то ослабят. Хорошо, что штор нет. У Алены шторы плотные. Там темно. Здесь видно. Душно. Ночка темная. Финский нож. А куда бить-то? Куда? Кастет во сне губами чмокает. Конфеты, поди, жрет, сволочь. Свернулся, гад. Ненависть. Жарко до пота. Душно. Душно. Дождь бы. Рука вверх. И дрожь до плеча. Кастет на койке повернулся. Надо в горло или под ребро. Целься точнее, Брига! Целься! Вот она, шея-то. Не промахнешься. Взмах короткий. Как в картошку… Как в картошку.

Почему он закрыл глаза? По-че-му?!

— Ты?! — Кастет зажал рукой раненое плечо.

Нож валялся в трех шагах от Женьки. Сам выронил или Кастет вырвал?

— Ты?!

На соседних койках завозились. Кто-то сел. На Бригу вдруг навалилась странная слабость, его замутило. И чудное дело: точно легче стало, ни горячки, ни дрожи — только усталость. Такая, что ноги сами подогнулись.

— Ты? — почему-то теперь шепотом выдохнул Кастет.

— Кастет? Ты что? — спросил Рыжий и — кому-то: — Свет вруби!

И завертелось.

— Сука!

— Саня! Сильно?!

— Тварь…

— За медичкой сбегать?

— Плечо, фигня.

— Дайте поспать!

— Что, утро уже?

— Ни хрена…

Странно, но Женьку пока никто не трогал — все столпились вокруг Кастета.

— Ремнем стяни.

— Держи.

Быстро все. Дождь идет. Дождь. Женька сполз на пол. Все равно. И что будет — тоже все равно. Кастет молчит. Он же убить должен, должен… Женька потянулся за ножом. А кровь теплая. И липкая. Блевануть бы. Почему Кастет молчит?

— Беги, дурак, — услышал Женька чей-то шепот, обернулся на голос — Тега. Чудно: ему-то что?

— Урод! — Рыжий прочухался, схватил Бригу за грудки, поднял с пола рывком.

— Оставь его! — Кастет пришел в себя. — Чем ты меня?

Брига протянул нож. Кастет хмыкнул:

— Перо-о-о!.. Поди, на помойке нашел?

И, шутя, сунул Женьке нож под горло. А ножу что, его кто взял, тот и хозяин.

— Ночью-то чего? Не по-пацански, — прошелестел Кастет. — Ты днем смоги, чтоб в глаза смотреть.

Брига пожал плечами.

— На! — хмыкнул Кастет, отдавая нож Женьке.

— Кастет, охренел?

— Тихо! Все отошли! Меня щас Женечка резать будет.

Брига в глаза глянул. Там не страх — любопытство Валяй, мышонок подопытный, удиви лаборантов, чтобы обалдели все. Но ладонь ватная, как кто кости вынул. Нож еле сжал. Страх? Нет. Мерзость, мерзость, будто жабу рукой раздавил.

— Бей! — Тега Бригу за плечи. — Бей!

— Женечка-а-а! — Кастет майку оттянул вниз, обнажив левый сосок. — Сюда давай. А? Слабо нам? Чего тогда шел? Соску-уучился?

Заржали все, талдыча вразнобой:

— Соскучился!

— Приласкай, Кастет!

— Помочь надо?

И Кастет заржал взахлеб. Тогда Брига и ударил. Через силу, через тошноту, через мерзость, через себя самого. Кастет захлебнулся смехом и побелел. И упала тишина, такая, что было слышно каждую каплю дождя:

— Туки-туки-туки-тук.

И опять:

— Туки-туки-туки-тук.

— Медичку… сдохну… — хрипнул Кастет. И из-под пальцев у него лилась кровь, кровь.

Тега шагнул вперед.

— Не сдохнешь, — хмыкнул. — По ребру пошло.

И громче:

— Тихо! Пацан, нож возьми. Выкинешь.

Тега торопился: поднял злополучный нож с пола, вернул Бриге.

— Выкинешь, — повторил он. — Кто что брякнет — сам язык вырву.

Если бы Тегу спросили, почему он вступился за малолетку, он и сам бы, пожалуй, не ответил. Сказал бы разве что: «Чудной пацаненок».

— Медичку-у-у! — Кастет скорчился от боли. — Хреново, суки-и-и-и!

— Че, хреново, Кастет? Фигня! Иди, пацан, и умойся.

Брига повернулся к двери — перед ним молча расступились. Только Рыжий прошипел в спину:

— После поговорим, Женечка-а-а…

— Я не Женечка! — развернулся мальчик, крепко сжимая окровавленный нож.

Он шагнул к Рыжему; тот отшатнулся.

— Я — Брига!

Рыжий промолчал, только Кастет взвыл:

— Зовите Нину-у-у, твари!

Тега мальчишку в коридор вытолкнул. Нож забрал.

— Куда ты его?

— На хрен. Пальчики на нем. Выкину. Книжки про ментов надо читать.

И за руку до туалета. Кран открыл:

— Майку стирай, дурень.