Жан-Клод Мурлева - Река, текущая вспять Страница 9

— Ну вот, — обрадовался старичок: «Под животом у крокодила»… Именно для вас, ни для кого другого, Пробуждающие Слова: «Под животом у крокодила».

— Но их невозможно найти! Как Ачигом на них наткнулся?

— Случайно, друг мой, случайно! Прошу вас, отведайте этих блинов с салом, оцените мастерство наших поваров.

Томек положил себе в тарелку блинов и попробовал один. Блин оказался удивительно ароматным и просто таял во рту.

— Видите ли, — продолжил Эзтергом, — мы сменяем друг друга у изголовья спящих и читаем без остановки, пока не будут произнесены Пробуждающие Слова. Вот и все. У нас огромная библиотека, мы берем книги оттуда одну за другой и читаем вслух. Все, кто здесь есть: мужчины, женщины, дети — все берутся за это. Нельзя терять ни минуты. Процесс долгий, но всегда заканчивается…

— Долгий? — прошептал Томек, у которого вдруг закружилась голова. — Сколько же я спал?

— Вы спали три месяца и десять дней…

— Три месяца… — повторил ошеломленный Томек. — Но… все это время я ничего не ел?

— Нет, — улыбнулся Эзтергом, — вы не тратили энергию и не нуждались в новой. Вы голодны?

— Да, немного, — ответил Томек и положил себе блинчик с кленовым сиропом.

— Вы спали довольно долго, это правда, иногда пробуждение происходит быстрее. Например, как у барышни…

— Барышни?! — подпрыгнул Томек.

— Да. За день до того, как Престигом и Фульгом вас нашли, мы подобрали в поле малышку. Она спала, как и вы. Почти каждый год, когда стоит хорошая погода, мы таким образом подбираем неосторожных путников. Затем нам надо…

— Где она сейчас? — спросил Томек, у которого сердце готово было вырваться из груди. — Она еще спит?

— Нет! С ней нам повезло. На третий день мы уже нашли Пробуждающие Слова. Это оказалось просто: «Жили-были». Представляете, «Жили-были»! Слишком просто! Она была очаровательна, действительно очаровательна. Половина наших мальчишек в нее влюбилась, а когда она уехала, многие плакали.

— Вот как! — надулся Томек, покраснев. — А она… она ушла сразу как проснулась?

— Вовсе нет. Она пробыла тут больше недели. Ей у нас очень понравилось.

— А… что она делала?

— Что она делала? Очень просто: читала вам. Она провела за этим занятием большую часть времени.

— Правда? — растрогался Томек.

Он представил девочку, сидящую у его кровати с книгой. Как жаль, что не она нашла Пробуждающие Слова. Проснувшись, он хотел бы обнаружить у своего изголовья ее, а не Ачигома. Они смогли бы идти дальше вместе! Вместо этого он спал, и ей надоело ждать. Где она может быть сейчас, по прошествии стольких дней?

— Вы ее знали? — спросил Эзтергом.

— Да… Нет… В общем, она как-то раз вошла в мою бакалейную лавку, — ответил Томек, — у меня в деревне бакалейная лавка…

Они закончили трапезу, потом старик отвел Томека в библиотеку.

— Вот, — сказал он, указывая на сотни книжек на полках слева, — книги, которые мы вам прочли. Ханна прочла добрый десяток.

— Ханна? — переспросил Томек.

— Да, Ханна. Ее звали Ханна. Вы не знали?

— Нет, не знал…

— А это, — продолжил Эзтергом, указывая на библиотечные полки справа, — те, что мы прочли бы вам, если бы вы не проснулись.

Томек окинул взглядом стеллажи. Там было по меньшей мере десять тысяч книг!

— А вам когда-нибудь приходилось это сделать, то есть, прочитать их все?

— Однажды, — ответил Эзтергом, — но это было давным-давно, когда я был еще ребенком. Мы читали шесть лет, два месяца и четыре дня, чтобы разбудить одного храброго парня по имени Мортимер. Пробуждающие Слова были: «Тапочек, тапочек»! Два раза подряд одно слово! Попробуйте найти такое в книге!

— Как же вы их нашли?

— Так вот, потеряв надежду, мы послали к спящему Цергома, славного, но слегка отсталого мальчика — увы, он не умел читать. Мы отвели его в комнату и попросили говорить все что придет в голову. Через десять минут Мортимер проснулся.

Они смеялись от души. Эзтергом очень мило щурил глаза, когда смеялся. Томек вспомнил Ишама, и у него защемило сердце.

Потом Эзтергом зевнул. Было поздно, и он, наверное, хотел спать. Томеку спать совсем не хотелось. Он попросил разрешения остаться в библиотеке, чтобы провести там всю ночь. Эзтергом охотно согласился и они договорились встретиться на следующий день.

— Во время прогулки мы с вами посетим нашу парфюмерную фабрику, — сказал он, уходя, — а большой Праздник Пробуждения состоится во второй половине дня, как того требует обычай. Спокойной ночи.

— Вам тоже спокойной ночи, господин Эзтергом, — ответил Томек.

На пороге старик спохватился:

— Бог мой, я чуть не забыл. Барышня оставила вам письмо. Вот оно. По-моему, длинное. Поможет вам скоротать ночь…

Глава девятая

Ханна

В середине библиотеки стояла большая, еще не остывшая печка. Томек подбросил в нее несколько поленьев и устроился поудобнее за столиком, освещенным керосиновой лампой. Конверт, и правда, оказался толстым. Томек аккуратно распечатал его и вытащил десяток листов, сложенных вчетверо. Бумага испускала тонкий аромат фиалки. «Это жители деревни ей подарили», — подумал Томек и принялся читать.

Дорогой бакалейщик,

Простите, что так Вас называю, но я не знаю Вашего имени. Я знаю, что оно начинается с буквы Ту по Вашим носовым платкам. Меня зовут Ханна, я Вам не сказала в тот день, когда покупала у Вас карамельки. Сегодня утром я читала Вам большую книгу сказок «Тысячи и одной ночи», тот отрывок, где речь идет о крокодилах. Мне показалось, что Вы пошевелились. Я подумала, что нашла Пробуждающие Слова, обрадовалась и перепробовала все: «голова крокодила», «зубы крокодила», «живот крокодила»… Но напрасно. Вы продолжали спать. Я увидела в Вашем шкафу флягу. Вы, как и я, ищете воду из реки Кьяр? Было бы замечательно пойти туда вместе. Я не очень люблю путешествовать в одиночестве и уже заметила, что дорога таит в себе множество опасностей. Но все же я должна идти дальше. Я не могу ждать Вашего пробуждения. Господин Эзтергом мне рассказывал о человеке, проспавшем больше шести лет, так что… Я должна идти дальше, потому что мне обязательно нужно набрать этой воды. Мне хватит нескольких капель, ведь это для птички, такой крохотной, что она помещается на ладони. Одной капли ей будет достаточно, надеюсь… Вы, наверное, удивлены, и это понятно, ведь Вы не знаете моей истории. Вот она. Вы первый, кому я ее рассказываю.

Мой отец был уже немолод, когда я появилась на свет, и он безумно обрадовался моему рождению. После меня у него родилось еще четыре сына, но я уверена, он этого не заметил. Он не сводил с меня глаз, я была его принцессой, смыслом его жизни. Ничто не было для меня слишком красивым: самые дорогие ткани, самые редкие украшения. Мать упрекала его, но он не слушал. Мы жили в северном городе, его название Вам ничего не скажет. Разве только Вы интересуетесь птицами, потому что каждую весну там устраивают громадную птичью ярмарку, которая длится целую неделю. Каких только видов там нет, люди приезжают туда издалека. Мой отец каждый год водил меня на ярмарку и крепко держал за руку, боясь потерять. Каждый год он задавал мне один и тот же вопрос: «Какую птичку ты хочешь, Ханна? Какая тебе больше всего нравится?»

Я выбирала ту, что привлекала меня своим оперением, пением или всем вместе, и отец покупал ее не глядя на цену. Я подсаживала ее в большую клетку к прочим… Птицы радовали меня больше всего на свете. Когда мне исполнилось шесть лет, отец, как обычно, повел меня на рынок: «Какую птичку ты хочешь, Ханна? Какая тебе больше всего нравится?»

Я выбрала маленькую амадину необычной окраски. Но продавец потребовал за нее огромную сумму, отец очень удивился, и тот объяснил, что попугайчик на самом деле — принцесса, которая жила больше тысячи лет назад и была превращена колдуньей в птичку. Поэтому он не снизит цену ни на одно су.

Любой другой сразу понял бы, что продавец мошенник. Но отец попросил приберечь амадину и обещал скоро вернуться. Меньше чем за неделю он продал все: скот, дом, земли, мебель — все, вплоть до занавесок. Несмотря на это, ему не хватало половины суммы. Тогда он занял деньги у ростовщика. Мы отправились к продавцу и купили птичку. Мама ушла от нас на следующий день, забрав с собой моих братьев. Больше мы их никогда не видели. Они унесли с собой все, что оставалось в доме, даже птиц. Оставили только амадину. Мы стали жить в хижине. Мой отец нанялся работать: возил тележки по улицам города. Подъемы были очень крутые, поэтому он быстро ослаб, к тому же возраст… Денег, которые он зарабатывал, едва хватало на жизнь. Тем не менее, он продолжал каждый год водить меня на рынок и задавать все тот же вопрос: «Какую птичку ты хочешь, Ханна? Какая тебе больше всего нравится?» Мы были слишком бедны, чтобы купить даже воробья, и я говорила, что ничего не хочу, что я счастлива и с моей амадиной. Отец умер от истощения через три года. Не думаю, чтобы он хоть на секунду пожалел о том, что сделал. Конечно, он был немного сумасшедший, но такой нежный и спокойный. Он сошел с ума от счастья, когда я родилась, и таким остался. Остальное неважно. Меня забрали дальние родственники, которые очень хорошо со мной обращались, с ними я жила до последнего времени. У меня не осталось ничего кроме амадины. Я смотрела на нее и снова слышала вопрос отца: «Какую птичку ты хочешь, Ханна? Какая тебе больше всего нравится?»