Геннадий Черкашин - Бриг «Меркурий» Страница 9

Нагнув по-бычьи голову, Скаловский исподлобья взглянул на коварные заросли. С минуты на минуту турки должны были повторить залп. Они уже перезаряжали свои пушки, наведённые на высокие борта русских линейных кораблей.

А по белым анатолийским дорогам уже несомненно неслись, понукая быстрых коней, вестники в Стамбул.

«Тем лучше, — подумал командир отряда, — эта весть заставит капудан-пашу покинуть своё логово».

— Поднять на мачте: «Норд Адлеру» и «Златоусту» подавить батареи противника! — распорядился он. Покидать Пендераклию, не завершив дела, Иван Семёнович не собирался.

Но и поджечь брандскугелями турецкий корабль всё ещё не удавалось. «И не удастся», — подумал он, наблюдая в подзорную трубу за расторопными действиями турецких матросов. Нужно было вызывать охотников и поджигать корабль со шлюпки. Абордажная команда вместе с мичманом стояла на юте.

— Братцы, — пробасил Скаловский, вырастая рядом. — Видите эту красную дубовую бочку, которую никак не удаётся поджечь нашим орлам-канонирам? Но ежели мы уйдём, не уничтожив её, эта бочка превратится в грозный линейный корабль. Ежели мы уйдём, то завтра турки станут одним кораблём сильнее. Нужны охотники, чтобы сжечь её к чёртовой матери. Кто согласен, пусть выходит вперёд.

Иван Семёнович умолк, с надеждой глядя на матросов. В этом бою все рисковали жизнью, но шанс уцелеть у тех, кто вызовется на задание, уменьшался в тысячу раз.

— Я иду, — решительно проговорил мичман, делая шаг вперёд. — Эй, ребята, кто со мной?

И они стали покидать строй один за другим, образуя новую шеренгу слева от молодого мичмана, ещё совсем мальчишки, на лице которого плясала задорная улыбка, и, глядя на эту улыбку, Скаловский вспомнил, что всего лишь месяц назад мичману исполнилось шестнадцать лет.

— Валяйте, ребята. С богом! — проговорил он, когда они уже сидели в шлюпке, куда загрузили гвозди, молотки и пропитанные смолой и нефтью кранцы.

Львы на форштевнях

Восьмого мая они покинули Босфор и понеслись вдоль тёмных отвесных скал Анатолии, словно стая гончих псов, учуявших зверя.

Сухими, как пустыня, глазами капудан-паша обозревал горизонт.

«Горизонт чист!» — выкрикивал дальнозоркий наблюдатель на марсе. «Горизонт чист!» — вторил ему другой голос, с салинга.

Шесть линейных кораблей и пять корветов, два фрегата и два брига, выстроившись в три колонны, пенили зелёную морскую воду. Наступила ночь, и в чёрной как смола воде вспыхнули голубые искорки. Они разлетались от киля во все стороны, сворачивались в тугие струи за кормой, — но не было капудан-паше дела до этого прекрасного зрелища. Он жаждал сейчас одного: настигнуть русский отряд в районе Пендераклии и расквитаться.

Даже ветер, казалось, был с ним заодно, сильный ветер, дующий по курсу.

Сначала они прошли мимо Акчесара, и вместо верфи, где достраивался корвет, увидел капудан-паша чёрное пожарище. Затем пришёл черёд Пендераклии. Ещё дымилось адмиралтейство.

Но русских кораблей не было. Они исчезли, словно и впрямь были призраками.

Наклонённые мачты лежащего на боку транспорта нависали над чёрным остовом линейного исполина, который так и не стал кораблём.

Капудан-паша ощутил приступ удушья. Цепь несчастий, начавшаяся в тот день, когда в ярости отбросил подзорную трубу султан Махмуд, первым заметивший скуластый бриг с фигурой греческого бога на форштевне, сомкнулась с разрушенной Пендераклией.

— Клянусь аллахом, — прошептал старик, — я отомщу гяурам за свой позор!

Белые призраки должны были вернуться. «Они всегда возвращались, вернутся и на сей раз», — подумал он. Теперь ему нужно было, чтобы это случилось, ему — капудан-паше, ибо знал он, что, если и на этот раз он вернётся, не выставив в проливе перед сералем взятые в плен русские крейсера, не быть ему больше верховным адмиралом Порты. Поэтому хищно змеился в поднебесье его адмиральский вымпел. Поэтому всё дальше уходили в море корабли, украшенные на форштевнях позолоченными львами.

Большую охоту задумал капудан-паша, и для такой охоты требовалась большая акватория.

Восьмого мая в шесть часов пополудни, ровно за два часа до того как здесь появилась турецкая эскадра, на траверзе мыса Кефкен-Адасы с основными силами отряда соединились фрегат «Поспешный» и бриг «Мингрелия», посланные Скаловским уничтожить корвет в Акчесаре.

Вышедшие из боя корабли выглядели неважнецки — в бортах зияли пробоины, через многочисленные дыры в парусах просвечивало вечернее солнце…

Больше всех досталось «Норд Адлеру» — тридцать две пробоины в корпусе и восемьдесят восемь повреждений в рангоуте и такелаже. Фрегат «Поспешный», дравшийся в Пендераклии и Акчесаре, имел девятнадцать пробоин в корпусе, других повреждений более пятидесяти. Шестнадцать пробоин и восемнадцать повреждений выпало на долю «Златоуста». «Пармен» отделался четырьмя пробоинами.

Сгустившиеся сумерки поглотили растерзанный отряд, взявший курс на Сизополь, и турки пронеслись мимо, не заметив его.

Не заметили турецкий флот и на судах Скаловского.

Бриг «Орфей», прождав в районе. Босфора свой отряд несколько дней, натолкнулся 4 мая у местечка Кирпени на три турецких судна и, взяв их на буксир, 7 мая положил якоря на Сизопольском рейде рядом с «Меркурием», который появился в Сизополе всего лишь полутора часами раньше.

Вот так и случилось, что на этот раз выход турецкого флота из Босфора оказался незамеченным…

От главнокомандующего Кавказским отдельным корпусом графа Паскевича вице-адмиралу Грейгу пришло уведомление о необходимости иметь в районе Трапезонта и Батума отряд военных судов для прекращения подвоза провианта и военных запасов для армий Гаки-паши и сераскера Эрзерума.

5 мая в крейсерское плавание между Синопом, Трапезонтом и Батумом ушли бригантина «Елизавета», бриг «Пегас», шлюп «Диана» и шхуна «Гонец». 9 мая Грейг принял решение усилить отряд ещё фрегатом «Рафаил». Капитану второго ранга Стройникову поручалось общее командование отрядом. 1 мая в четыре часа пятнадцать минут пополуночи тридцатишестипушечный «Рафаил» снялся с якоря и покинул уютную Сизопольскую гавань.

В тот же день фрегат прошёл вблизи израненных кораблей Скаловского. Белые шрамы от ядер щедро украшали их корпуса. В знак приветствия на «Рафаиле» дёрнулся, сбежав вниз, и снова взлетел кормовой флаг. Отряд ответил тем же. Стройников легко отыскал на «Пармене» высокую сутулую фигуру Скаловского. Сложив за спиной руки, Иван Семёнович в одиночестве расхаживал на шканцах.

Тень «Рафаила» своей вершиной скользнула по освещённому вечерним оранжевым солнцем высокому борту «Пармена» и, выпрямившись, снова заплясала на волнах.

К ночи ветер усилился. Гребни волн украсились белыми барашками, и лёгкий фрегат полетел со скоростью не менее шестнадцати узлов.

«Рафаил» спускался к югу. К Пендераклии. Так вёл своё судно Стройников, хотя мог вести иначе — прямо на Синоп. Но было желание уже на пути к месту крейсерства поохотиться на транспортные суда неприятеля.

И дул попутный ветер.

И была уверенность, что турецкий флот, как всегда, отстаивается в Босфоре.

Ночь прошла спокойно. Днём «Рафаил» был уже в сорока милях от Пендераклии. Ветер всё крепчал. Покрытое валами потемневшее море было пустынным и грозным.

В ночь на двенадцатое ветер неожиданно спал, зато над морем появились белые клочки тумана. К рассвету туман сгустился.

«Рафаил» то нёс туман на своих парусах, то стряхивал его, вырываясь на чистую воду. Над головой мигали звёзды. Впереди вставала новая полоса тумана.

Утром около девяти часов с салинга послышался встревоженный голос матроса:

— В шести милях на ветре вижу флот неприятеля!

Стройников недоверчиво поднял голову.

— На салинге, эй!.. — крикнул он сердито! — Протри глаза!

— Шесть линейных кораблей, два фрегата… пять корветов и… два брига… Это уж точно, ваше высокородие, — снова донеслось с салинга.

В этот момент «Рафаил» находился в тридцати милях от берега. От вражеского берега. Спасение следовало искать только в открытом море. «Рафаил» круто лёг влево.

Турки повторили манёвр. Они шли следом, на ходу меняя свой строй, и когда туман рассеялся, Стройников увидел за кормой «Рафаила» огромную подкову, стороны которой удлинялись, охватывая его фрегат одновременно с двух сторон.

В два часа пополудни подкова сомкнулась. И тогда турецкие корабли под однообразный бой барабанов стали сжимать кольцо. Побледнев, капитан «Рафаила» взирал, как приближается стена турецких кораблей, вырваться за которую уже не было возможности.

Внезапно барабаны смолкли, и в тишине, которая вдруг наступила, кто-то прокричал на русском языке:

— Эй, сдавайтесь! Убирай паруса!