Мария Халаши - На последней парте Страница 9

— Ага! — кивнула Кати и спросила: — Ты знаешь, кто это там, на картине?

— Который? Тот, что с усами? — уточнила Мари.

— Нет, вон тот, в фуражке, — показала Кати на фотографию в золотой рамке.

— Так ты и этого не знаешь? — ужаснулась Мари Гараш. — Это же Гагарин! Который к звездам летал!

— Ну и проваливай! — буркнула Кати и отвернулась.

Она страшно рассердилась. И не в том вовсе дело, что на ее вопрос Мари сказала: «Ты и этого не знаешь!» Если б знала, не спрашивала бы, ясное дело, но за нос себя водить она не позволит! К звездам он, видите ли, летал! Еще чего придумает! На крыльях может человек взлететь к звездам, про это Кати и сама уже слышала, но чтоб вот этот, в простой солдатской фуражке… Надо же такую чушь выдумать!

Но на следующем уроке она все же то и дело поглядывала на фотографию. Уж очень уверенно смотрит молодой военный на классную доску, — может, большеглазка все-таки правду сказала?

А только зря этот военный улыбался, глядя на доску; тетя Дёрди написала там такой сложный пример на умножение, что Кати уж и не чаяла дожить до звонка.

На этот раз она первой вылетела из класса, чтобы не слышать, как командует дежурный и гонит всех вон. Она остановилась в оконной нише и стала смотреть во двор. Пересчитала деревья, потом кусты, потом опять деревья, потому что забыла, сколько насчитала.

Коняшка остановился возле нее и хотел что-то сказать, но Кати не замедлила посоветовать ему:

— Иди-ка ты к черту!

Мальчишка исчез.

Уголком глаза Кати следила за одноклассниками. Почти все собирались завтракать и вынимали из салфеток или прозрачных нейлоновых пакетиков принесенные с собой бутерброды. У Борбалы Феньо между кусочками хлеба виднелся краешек колбасы. Кати проглотила слюну. Вот смешно: всего только два часа назад она съела на завтрак большущий кусок хлеба с маслом, но сейчас, когда все вокруг стали закусывать, у нее просто живот подвело от голода. А ведь дома она, бывало, добиралась восвояси лишь под вечер, прослонявшись целый день с ребятами, и никому из них в голову не приходило, что надо бы подкрепиться!..

И тут к ней опять подошла Мари.

— Ты не принесла с собой завтрак? — спросила она.

— Нет.

— Хочешь хлеба с маслом?

Кати в знак согласия небрежно передернула плечами.

— Отламывай! — протянула ей свой кусок Мари.

Кати протянула руку, но Мари вдруг отшатнулась.

— Ух, какие грязные у тебя руки! Поди помой сперва.

— Да мне и есть совсем не хочется! — воскликнула Кати. — А ты проваливай отсюда, слышишь?

В этот день она ни с кем больше не разговаривала.

5

— Пусти, пусти меня, я больше не буу-у-ду! Ой-ой! — во всю глотку вопила Кати и, вырвавшись, выскочила во двор.

Тетя Лаки выглянула из своей двери.

— Да оставьте уж ее, — добродушно сказала она папе, который все еще молотил Кати по спине.

С третьего этажа свесилась голова прислуги доктора Шоша.

— Ну и народ! — громко вздохнула она и изо всех сил хлопнула дверью.

Даже кошка, завидев рассвирепевшего Катиного папу, испуганно шмыгнула в подвал.

А ведь всему виной папино тщеславие. Вот и дома Надьхаю всегда твердили, что папа тщеславный. Ну зачем он пошел здесь работать в такую мастерскую, где даже телефон есть? Зачем в мастерской вязальщиков корзин телефон? Совсем это лишнее! Ведь ясно как божий день — не будь там телефона, каким образом тетя Дёрди позвонила бы папе и сообщила ему, что Кати вот уже неделю не является в школу?

Но где же тогда она шаталась изо дня в день?!

Вот об этом-то и спросил ее папа, придя домой и увидев на кухне Кати, которая с самым невинным выражением лица занималась хозяйством. Уже по тому, как папа закрыл за собой дверь, Кати, содрогнувшись, поняла, что лучше бы ей, пожалуй, приготовить сегодня не картошку, а испечь что-нибудь — папа это больше любит.

— Где ты шлялась сегодня? — рявкнул на нее папа так, что от стены отлетел кусок штукатурки.

— А картошка только что поспела, сейчас подам, — заторопилась в ответ Кати и даже вынула одну картофелину из кастрюли.

Картошка покатилась по полу, а сама Кати отлетела к стене, получив здоровенную затрещину.

И тут началось. Собственно, началось не тут, да и не тем кончилось, потому что и до и после этого произошло немало событий. И памятную эту трепку Кати получила не зря.

Она, должно быть, уже целую неделю ходила в школу и, если не считать урока пения, никакого, ну ни малейшего смысла не видела во всей этой истории, когда в одно прекрасное утро, повернув за угол, внезапно остолбенела: или она спит, или тот парень, что стоит перед входом в подвал, не кто иной, как Надьхаю. Поверить в первое было затруднительно. Кати прекрасно помнила, что сегодня, встав с постели, даже шею помыла по той причине, что тетя Дёрди просила ее об этом уже в третий раз и накануне предупредила, что иначе вымоет ей шею прямо в школе под краном, на глазах у всех ребят. Следовательно, Кати не спит, это просто исключается, — а значит, парень этот Надьхаю.

Пока Кати раздумывала, он спустился в подвал и скрылся за дверью.

Но ведь тот, кто зашел в подвал, рано или поздно должен выйти оттуда, сообразила Кати. И стала терпеливо ждать. Прошло совсем немного времени, только-только прозвонили восемь, как мальчик поднялся из подвала на улицу.

«Мог бы и не подниматься, оставался бы там хоть навсегда», — опечалилась Кати, потому что парень, конечно, был совсем не Надьхаю, только очень похож на него. Но, раз уж столько времени пропало зря, Кати решила хоть поговорить с ним.

— А у меня вон какая пуговица есть, гляди! — И она показала большущую лиловую пуговицу, которую нашла в шкафу у тети Бёшке, под бумагой.

— Подумаешь, — ответил почти-Надьхаю. — Ты лучше вот сюда посмотри! — И протянул ей обрезок доски величиной с книгу для чтения, не меньше.

— Что это? — спросила Кати.

— Так. Нужно, — исчерпывающе разъяснил мальчик.

— Откуда взял? — продолжала допытываться Кати.

— Мой фатер дал, — кивнул почти-Надьхаю в сторону подвала.

— Он в этом подвале работает?

— Это не подвал, а столярная мастерская, — обиделся мальчик. — А ты дура, вот кто. Гусыня! — И он повернулся, чтобы уйти.

— Ну ладно, пускай не подвал, — примирительно сказала Кати и схватила мальчишку за руку: — Куда ты бежишь?

— В свой замок.

— Куда?

— В свой замок! Сколько раз тебе повторять? Гусыня!

«Врет он, — подумала Кати. — И нет у него никакого замка. Даже у взрослых почти ни у кого не бывает замков, не только что у детей. Бабушка про одного лишь человека рассказывала, у которого замок был, — про Иштвана Добо[4], да и то ведь не настоящий он человек-то, а бронзовый, на площади стоит, перед церковью».

— А где твой замок? — с сомнением спросила Кати, чтобы все-таки добраться до истины.

— На Керепеши.

— А что это?

— Увидишь. Пошли со мной. Ты можешь быть владелицей замка. Хочешь быть владелицей замка?

Вот так вопрос! Конечно, она хочет быть владелицей замка! Да и кто мог бы устоять против такого предложения?

И в ту самую минуту, когда тетя Дёрди сказала: «Теперь, дети, закроем учебники», — Кати отправилась в свои новые владения.

Путь оказался довольно долгим. Они свернули на проспект Ленина, бегом промчались по всей улице Ракоци, до самого Восточного вокзала. Кати обрадовалась:

— Пошли на вокзал!

— Там скука, — отмахнулся ее спутник.

«Ну уж если ему и на вокзале скучно, где видимо-невидимо людей, тогда это Керепши или как там его — веселенькое местечко!» — еще больше оживилась Кати.

Вскоре они оказались на широкой-преширокой дороге и побежали по ней. Наконец почти-Надьхаю остановился перед большими решетчатыми воротами. Кати с первого же взгляда поняла, что это кладбище.

— Вместе нам входить нельзя, — сказал почти-Надьхаю, — сторож выставит.

— А у меня тоже мама умерла, — постаралась выразить участие Кати.

— Дура! У меня замок здесь, на Керепеши!.. Дошло наконец? — доброжелательно осведомился почти-Надьхаю.

Кати кивнула, хотя по-прежнему не понимала, как это можно строить себе замки на кладбище. Должно быть, это тоже особый пештский обычай, на всякий случай решила она и сделала умное лицо, чтобы мальчик не прогнал ее.

— Встретимся у Йокаи[5], — распорядился он.

— А что это?

— Большой камень в виде кольца. Он в конце дорожки. Чеши прямо туда. Я буду ждать тебя. А сейчас я двину первым. Следи за мной, чтобы делать все так же. До четвертого дерева надо идти чинно, не торопясь, потому что сторожу дотуда все видно, а потом можешь и бегом припустить. Если он все же спросит, куда идешь, — старик-то уже навострился на нас — скажи, что к могиле тети Ковач. Да не ухмыляйся смотри, а то он тебя сразу выставит, как вчера Беллака.