Андрей Некрасов - Завидная биография Страница 9

Но Саржан не слушал радио и не мог слушать, а если бы и слушал — все равно не стал бы гордиться таким пустяком. Саржану Амангельды и без того было чем гордиться.

В тот самый день, когда ребята перебрались на борт «Ломоносова», Саржан был в самой северной части Каспийского моря. Он плыл по черням залива Богатый Култук, стоя на носу передовой реюшки, и держал в руках щуп — тонкий шест, глубоко опущенный в воду. Позади широким фронтом, кренясь под напором оранжевых, дубленых парусов, шли остальные суда колонны, и бывалые рыбаки, насквозь провяленные каспийским солнцем, ждали сигнала, который должен подать этот мальчик, первый год промышлявший в море.

Саржан, казалось, рожден был для Каспия. С первых дней, попав на реюшку, он быстрыми черными глазами ощупал каждую снасточку, каждый гвоздик, каждое колечко. Что не понял сам, спросил, не стесняясь, а неделю спустя уже не спрашивал, а советовать стал звеньевому.

Звеньевой осадил не в меру шустрого паренька. Саржан не сдержался, нагрубил звеньевому. Звеньевой прикрикнул. Саржан потемнел, промолчал, а вечером, когда подошли к заводу сдавать улов, забрал сундучок и ушел в другую колонну.

Тут, в новой колонне, он прижился сразу и стал работать наравне со взрослыми рыбаками, ни в чем никому не желая уступать. Он ставил и убирал паруса, сам стоял на руле, сам выметывал за борт порядки, а вечерами, когда затихал ветер, сидя на скрещенных ногах, при свете «летучей мыши» Саржан чинил сети, и челнок, как заводной, мелькал в его цепких руках.

Но вовсю развернулась его рыбацкая удаль только под конец, когда рыбнадзор разрешил распорный лов в чернях.

Стоя рядом с бригадиром на носу реюшки, Саржан учился нащупывать рыбу, идущую в глубине, под днищем кораблика, и скоро таких успехов добился в этом хитром искусстве, что бригадир, поверив в его талант, торжественно передал ему щуп.

Передал — и не ошибся. Каким-то особым рыбацким чутьем Саржан сразу определял и размер и направление косяка, и не было случая, чтобы он промахнулся.

Вот и в тот раз Саржан стоял с длинным щупом в руках и ждал, когда, задев о скользкие бока лещей, плотной стеной идущих в воде, тонкий шест задрожит особенной дрожью.

Вот он поднял щуп, опустил поглубже, наклонил вправо, влево.

— Есть рыбка! — сказал он негромко и, подняв щуп над головой, показал куда-то влево.

— Давай! — крикнул он пронзительно.

Реюшки повернулись все вдруг, шмякнула о воду мотня, побежали длинные крылья невода, широкой петлей окружая косяк. Реюшки разошлись и снова стали сходиться, торопясь закрыть рыбе последний путь к спасению. Но то ли звеньевые замешкались на крыльях, то ли трава помешала маневру, — только всем показалось, что рыбаки не успеют сомкнуть кольцо.

— Уйдет! — с досадой сказал бригадир, из-под руки следя за работой.

— Не уйдет, — гикнул Саржан и, бросив щуп, как был, кинулся в море и, по горло в воде, захлопал руками, закричал, запрыгал, загоняя рыбу.

С других реюшек тоже спрыгнули рыбаки. Крик, шум, плеск поднялись в море. А когда, наконец, сомкнулись крылья невода и рыба, запертая в кольцо, зашумела, забилась, сверкая на солнце серебряными боками, Саржан взобрался на палубу, не снимая, на себе отжал штаны, утерся мокрой ладонью и с гордостью сказал бригадиру:

— А ты говоришь, уйдет. У нас не уйдет, дядя Володя! — И, посмотрев из-под руки на море, добавил: — Поторапливать нужно народ, ветер свежеет.

Ветер свежел. Дмитрий Трофимович с тревогой смотрел, как бегут белячки по воде, и едва реюшки отвалили от борта, дал приказ поднимать якоря.

Развернув «Ломоносова», осторожно ощупывая каждый шаг, одному ему известными дорогами он пошел на юг, к глубокой воде, то и дело оглядываясь назад и замечая, как быстро крепчает ветер.

Уже не отдельные белячки бежали по воде, — все море побелело кругом, и желтые клочья пены, густые, как крем, срывались с гребней и неслись над водой, обгоняя пароход.

Крепко держась за поручни, Зоя поднялась на мостик и оглянулась по сторонам: кругом — до самого горизонта — кипели волны, и ветер летал над ними, сердито подвывая на лету.

— Зайдите-ка в рубку! — крикнул капитан, приоткрыл дверь и, пропустив Зою вперед, вошел за ней следом. — Плохо, Зоя Павловна, — сказал он, закрыв дверь. — Сгон. Вода уходит. Если сядем, просидим, может, день, может, всю неделю — не знаю…

— И ничего нельзя сделать? — спросила Зоя.

— Что ж тут сделаешь? Меляки не пускают. Я и так воду сбросил. Облегчился немножко. Проскочу — значит пан, застряну — пропал.

— Дмитрий Трофимович, а как же они там, на реюшках, в такую погоду? — спросила Зоя.

— А им что, им мели не страшны, — ответил капитан, — встанут на якоря да спать залягут. Это нам работа, а для них отдых, Зоя Павловна!

Зоя еще раз посмотрела кругом и спустилась в салон. Там ребята сидели, как прежде, веселые, возбужденные, не подозревая о том, что творилось в море.

— Тетя Зоя, а мы скоро приедем? — спросила какая-то девочка.

— Скоро, девочка, — сказала Зоя, — теперь скоро приедем. Развезем вас всех по домам… А сейчас, ребята, давайте стелиться: девочки здесь, в салоне, а мальчики — по каютам.

Она устраивала ребят, старалась казаться веселой, спокойной, а у самой все время щемило сердце: неужели не проскочит «Ломоносов»? А когда, наконец, поднялась на мостик, впереди, в темноте, далекие, как звезды, мерцали огни. «Ломоносов» подходил к рыбзаводу.

— Неужели прошли? — опросила Зоя.

— Прошли, — ответил старик. — Прошли, Зоя Павловна!

Шторм бушевал попрежнему, но под стеной пловучего города было тихо. Дмитрий Трофимович поставил пароход на причал и пошел на квартиру к директору.

— Водички бы мне маленько, — сказал он, поздоровавшись, — поиздержался в пути, боюсь, не дойду до дому.

— Да ты вчера с полным грузом шел! — удивился директор.

— Так то вчера было, — усмехнулся капитан и, ткнув пальцем в карту, висящую над столом, добавил: — я свою вот тут, у Мартышки, за борт сбросил…

— Так, — сказал директор, — понимаю. Хитер ты однако. Ну что ж, бери сколько нужно, потом рассчитаемся. А кстати, рыбак твой нашелся, которого ищут. К нам нынче парусная рыбница пришла с Богатого Култука, так он там, говорят, на весь флот прославился. Его по всему Каспию с фонарями шукают, а он спит, небось, и в ус не дует.

Саржан действительно спал. Подложив под голову сетки вместо подушки, он лежал на толстой кошме в тесной, как ящик, каюте на корме реюшки. Шторм бушевал над заливом, реюшка дергалась на якоре, но Саржан опал так крепко, что не слышал ветра, не замечал качки, а когда проснулся, ветер уже улегся и вместо шторма царил над морем полный штиль.

Штиль рыбаку хуже бури. Саржан лениво оглядел горизонт, достал из люка охапку сетей и, внимательно просматривая их, стал чинить изъяны.

Ругая погоду, он вспоминал вчерашний богатый улов и, посматривая изредка на небо, гадал, когда потянет ветер.

На других судах рыбаки еще спали, дядя Володя тоже спал, и, должно быть, оттого, что не с кем было поговорить, Саржан начал мечтать. Он мечтал, как приедет домой, как пройдет по селу, как встретит ребят… Вдруг он вскочил, растолкал бригадира и, когда тот поднялся, зевая спросонок, крикнул взволнованным голосом:

— Дядя Володя, какое сегодня число?

— Число? — переспросил бригадир и, еще раз зевнув, переспросил снова: — Число? — Он посчитал на пальцах, подумал, еще раз посчитал и сказал уверенно: — Двадцать восьмое нынче…

И тогда Саржан, который не боялся ни труда, ни зноя, ни бури, Саржан, который за всю путину ни разу не пожаловался, не вздохнул, вдруг сел на палубу, ухватился ладонями за голову и, качаясь, стал причитать:

— Ай-ай-ай, как же так, ай-ай-ай!

Дядя Володя встревожился не на шутку: уж не заболел ли? А Саржан все качался и повторял:

— Как же так, ай-ай-ай!

И вдруг высоко в небе мелькнул серебряным крылом самолет. Гулкий звон мотора прокатился над мертвой водой, и Саржан замолчал, подумав о том, что вот если бы случилось чудо, если бы этот самолет сел здесь…

А самолет, развернувшись над заливом, нацелился в середину колонны и, сбросив газ, пошел на посадку. Дальше Саржан не посмел мечтать…

Да и не успел он помечтать дальше, потому что все остальное произошло очень быстро.

Самолет хлопнулся на воду, пробежал метров сто и, включив мотор, подбежал к крайней реюшке. Тут мотор опять замолчал. А летчик, — Саржан это ясно слышал своими ушами, — громко, на все море, спросил:

— Кто у вас тут Амангельды Саржан?

— Я, я, я! — закричал Саржан и замахал руками так, словно рыбу загоняет в распор.

Четверть часа спустя Саржан уже мчался быстрее самого быстрого катера, и внизу, под ним, мелькали заливы и мели, соленые озера и песчаные острова.

Далеко-далеко отодвинулся горизонт. Море стало огромным, и на всем огромном море чернели суда, суденышки, заводы, корабли. Стая белых птиц — должно быть, гусей — пролетела куда-то между самолетом и землей, промелькнула река…