Мишель Пейвер - Охота на духов Страница 11

Услышав, что Ренн громко окликает его, он с трудом заставил себя прогнать эти мысли и вернуться к действительности.

— С тобой все в порядке? — спросила она.

— Да, конечно, — солгал он.

Она взяла его за руку. Пальцы у нее были тонкие и теплые. Торак чувствовал, как из них в его тело и душу перетекает некая сила.

— Торак, — сказала Ренн, — я не знаю, что Эостра собирается делать на этой горе, но одно мне совершенно ясно: она намерена во что бы то ни стало нас разделить, разлучить тебя со мной и с Волком. Ей нужно, чтобы ты остался в одиночестве, ибо только так она сможет заполучить твою блуждающую душу. Но ей это не удастся!

И они еще долго сидели бок о бок у огня, а ледяная буря яростно сражалась с истерзанным Лесом. Потом Ренн уснула, но Торак продолжал бодрствовать. Пока что они с Ренн были в безопасности. А Волк? Тораку казалось, что связь между ним и Волком подобна тонкой хрупкой нити, протянувшейся в ночи, и ледяные пальцы Эостры уже тянутся, чтобы схватить эту тонкую нить и порвать ее.

Глава одиннадцатая

Ясный Жестокий Холод наступал на Лес, стремясь его уничтожить. Холод сокрушал деревья и заставлял птиц камнем падать на землю. Холод набрасывался на Волка, запуская ему под шерсть свои страшные ледяные когти.

Ну и пусть. Теперь ему все равно, что с ним станется.

Сперва он долго, бесконечно долго бежал, вынюхивая след того филина и надеясь услышать хотя бы самое тихое попискиванье своего детеныша. Но так ничего и не услышал. А теперь все его надежды отыскать нужный след уничтожил этот Ясный Жестокий Холод.

Волк поднялся на вершину холма. Сосны так и ревели вокруг; под большим валуном пряталось чье-то небольшое Логово. Даже не остановившись, даже не принюхавшись, нет ли поблизости медведя, Волк нырнул в это Логово и обнаружил там лишь груду старых разгрызенных костей и старый помет.

Он понимал, что Большой Бесхвостый наверняка ищет его, но даже мысль о Бесхвостом не могла поднять ему настроение. Темная Шерсть и волчата погибли. Больше всего на свете Волку хотелось, чтобы они к нему вернулись, но они теперь превратились в Недышащих. А он никак не мог примириться с тем, что это возможно. Что Темной Шерсти и волчат… больше нет.

Волк закрыл глаза. Ему тоже хотелось больше не быть.

Торака разбудила тишина.

Он совсем замерз — костер почти потух, а шалаш еще сильнее просел, так что крыша почти касалась самого Торака. Собственное дыхание в этой застывшей от холода тишине показалось ему очень громким; каждый выдох инеем оседал у него на лице.

Дверная заслонка намертво примерзла. Торак стал прорубать выход топором и, разумеется, разбудил Ренн; она испуганно села и, прежде чем он успел предупредить ее, стукнулась лбом об осевшую крышу шалаша.

Обхватив себя покрепче руками и лязгая зубами от холода, Торак выполз наружу — навстречу яркому сиянию закованного в ледяной панцирь Леса.

Проклятая буря поломала немало деревьев, превратив острые обломки в сверкающие ледяные копья. Она уничтожила целые рощи, и теперь они казались причудливыми нагромождениями обледенелого хвороста. Деревья, ветви, листья — все было прочно заперто в ледяной тюрьме, созданной ненавистной Эострой.

Торак медленно выпрямился и сделал несколько шагов. Лед под башмаками был твердый, как камень. Холод обжигал легкие, в носу нестерпимо щипало. Все вокруг сверкало и так слепило глаза, что казалось, в мозг вонзаются острые ножи. Куда ни повернись, всюду обломанные изувеченные деревья вспыхивали тысячами ледяных искр. И невозможно было не признать, что этот истерзанный Лес обладает странной, поистине ужасной красотой.

— Ты чувствуешь их души? — услышал Торак голос Ренн и молча кивнул.

В воздухе корчились тысячи душ погибших деревьев, тщетно искавших новые убежища.

— Они не могут войти в молодые деревца, — сказала Ренн. — Им ледяная корка не дает.

— И что же им делать?

— Не знаю. Будем надеяться, что скоро начнется оттепель.

Но Торак совсем не был в этом уверен. Какая там оттепель! Мертвенный безветренный холод воцарился над землей. И это, несомненно, было делом рук Эостры.

Заслонив глаза ладонью, Торак заметил внизу, на склоне холма, маленького олененка. Он скользил на своих неустойчивых ножках, испуганный видом этого нового мира и этим предательским льдом, а его мать, изголодавшись, все пыталась добыть мох и долбила лед острыми передними копытцами. Но пробиться не могла.

Торак подумал о леммингах, оказавшихся в ловушке подо льдом; о бобрах, запертых в своих подводных домах.

И еще он подумал о Волке.

Рип и Рек вылетели из шалаша и устроились на ветке поблизости, осыпая с нее звенящие ледяные осколки. И этому звону долго еще вторило лесное эхо.

Вдруг Ренн громко окликнула Торака, и ее голос показался ему странно пронзительным от звучавшей в нем тревоги.

Она стояла на четвереньках в десяти шагах от него возле валуна и вглядывалась в путаницу колючих ветвей, которые к этому валуну прибило ветром. Торак подошел ближе, и она нервно воскликнула:

— Погоди! Не смотри…

Он отодвинул ее плечом. Среди ветвей виднелся клочок серо-черной шерсти. Шерсти Волка.

Ренн потянула Торака за руку. Он вырвался и стал яростно, голыми руками разгребать завал, стремясь добраться до того, что там лежало, покрытое ледяной корой.

Ренн, угрем нырнув в колючие заросли, опередила его.

Тораку показалось, что весь его мир съежился до размеров серой шкурки, лежавшей под скалой.

И тут он услышал голос Ренн, доносившийся словно издалека:

— Это не Волк, Торак. Это не Волк!

Осторожно, пятясь назад, она выползла из норы, сжимая в рукавице кусок волчьей шкуры.

Это была полоска шириной примерно с ладонь, скатанная в трубку и промерзшая насквозь.

— Ее туда специально подложили, — сказала Ренн. — Словно кто-то хотел, чтобы мы непременно ее нашли. Смотри, как тщательно она выделана, а края даже проткнуты шилом, как для шитья. Похоже на чей-то племенной знак.

— Да, так и есть.

Торак взял у нее скатанную шкуру и попытался ее развернуть. Сверток затрещал, и оттуда что-то выпало. У Торака все поплыло перед глазами, когда, наклонившись, он поднял с земли маленький амулет хранителя племени Тюленя. О, как хорошо был ему знаком этот поворот гладкой тюленьей головы! Как часто в детстве он пересчитывал крохотные когти на ластах искусно вырезанного зверя. С трудом подняв глаза, он сказал: — Эти вещи принадлежали моему Отцу.

Ренн с изумлением уставилась на него.

— Его мать была из племени Тюленя, и он всегда носил этот амулет. — Торак мучительно сглотнул. — Это он оставил его здесь — как знак нам. Он ведь уже несколько раз просил меня о помощи, а я ему не помог. Я отправился искать Волка…

— Ты должен был это сделать, — сказала Ренн. — Волку ты сейчас нужен больше всего.

— Но я отвернулся от своего Отца… — горестно продолжал Торак. — Вот почему он оставил мне это.

— Нет! — Голос Ренн звучал почти жестко. — Это оставил не он. Это токороты.

— Откуда ты знаешь? — крикнул Торак. — Ну откуда тебе-то знать?

— Я, конечно, не могу быть совершенно уверена. Но я точно знаю: Эостра по всему Лесу разослала своих токоротов. И того филина тоже послала она, и ледяной дождь. А цель у нее одна: разлучить нас. Но пока ей сделать это не удалось. И разлучить нас с Волком ей тоже не удастся!

— А мой Отец? — растерянно спросил Торак. — Как же мой Отец?

Ренн отвернулась, посмотрела на искалеченный Лес, потом снова повернулась к Тораку:

— А это, возможно, вовсе и не он.

— А если он? Что тогда?

— А если это он, — сказала Ренн, не моргнув глазом, — то ты все-таки поступил правильно, когда пошел искать Волка. Потому что Волк жив! А твой отец мертв. А с мертвыми иметь дело нам нельзя.

Глаза Торака гневно сверкнули, но Ренн ни на шаг не отступила и взгляда не отвела.

— Он мертв, Торак. Мертв. И как бы ты ни хотел, ничто уже не сможет вернуть его назад. Волку, живому Волку, ты нужен гораздо больше!

Храня недоброе, колючее молчание, они вернулись к шалашу. Потом собрали столько топлива, сколько могли унести с собой, и Ренн сделала для них обоих маски из кусков мягкой оленьей кожи, чтобы защитить глаза от ледяного сияния. Торак тем временем проверил, сколь велики у них запасы провизии: мешочек с лесными орехами, несколько лепешек из лосося, несколько ломтиков вяленой конины да немного брусники. Он хотел забрать с собой тот — отцовский! — клочок волчьей шерсти, но Ренн покачала головой:

— Нет, Торак. Нельзя брать себе вещи мертвого!

И он подчинился этому требованию, но амулет в виде тюленя решил все же оставить себе. Ренн, взглянув на него, возражать не стала. Она лишь попросила Торака непременно завернуть амулет в рябиновую кору, прежде чем он сунет его в свой мешочек с целебными снадобьями.