Владимир Аренев - Порох из драконьих костей Страница 11

И только тут девочки заметили в конце прохода, у водительской кабины, молодого господина Вегнера. Он стоял вполоборота к ним и о чём-то беседовал с медсестричкой, которая иногда подменяла госпожу Бихальскую, школьную врачиху. Рука господина Вегнера небрежно лежала на спинке сиденья, совсем близко от плеч и шеи медсестрички, и вообще, судя по всему, обсуждали они отнюдь не распространение инфекционных заболеваний в осенне-зимний период среди учащихся старших классов.

Ника побледнела, закусила губу и втиснулась подальше в угол, под самое окно. Марта села рядом, запихнула под сидение рюкзак, оглянулась. Чистюля и Стефан-Николай пристроились кто где; судя по лицам, оба полны были мрачных предчувствий.

— Ну что, — сказал, поднимаясь в салон, Штоц. — Все в сборе?

Автобус был слишком низкий для него, и классрук замер, согнувшись в три погибели. Улыбаясь так, словно им предстояло отправиться в самое волшебное и удивительное путешествие, он напомнил: вам выдадут обходные листы, там указаны номера кабинетов и порядок прохождения, пожалуйста, будьте внимательны, ничего не пропустите, вдруг что непонятно — извольте, спрашивайте у меня, у господина Вегнера, нашего нового учителя, или же у госпожи Казатул.

Господин Вегнер и госпожа Казатул при этом соизволили оторваться друг от друга и кивнуть пассажирам.

— Какие уродливые у неё руки, — шепнула Ника. — Ты только взгляни. А зубы — меленькие, как у крысёныша.

Марта рассеянно кивнула. Автобус уже тронулся и ехал по Нахмансона, и в окне, за плечом Ники, стали видны два узкомордых «барсука». Задние дверцы у них были распахнуты — и на миг Марта заметила в глубине чёрный, приземистый силуэт; тварь повернула к ней морду, и во тьме распахнулись два круглых глаза, каждый размером с плошку.

— О чём вообще можно с ней говорить?! — не унималась Ника.

— Семнадцать лет, — напомнила Марта, и когда подруга скривилась, решила сменить тему: — Слушай, а чего нас так спешно сорвали с уроков? Раньше хотя бы за пару дней предупреждали.

Ника пожала плечиками, не отрывая взгляда от передних сидений:

— Да какая разница. Может, очередная эпидемия начинается — ну и дёрнулись срочно прививки нам вколоть. Золотая лихорадка, солевой столбняк или другая гадость. Сейчас же всё это прёт из-за кордона, сама знаешь.

Оказалось, однако, что никакая особая прививка им не грозит. Автобус выгрузил всех возле серого, облупленного корпуса, Штоц с Вегнером и госпожой Казатул сопроводили в вестибюль, раздали обходные листы и отправили в пропахшие тоской коридоры — кружить, плутать, толкаться под дверьми, подпирать стенки, дожидаясь своей очереди…

Обычные больные поглядывали на школьников кто с завистью, кто с осуждением. Марте, впрочем, ни до них, ни до самих врачей дела не было. Она вместе с Никой отбывала кабинет за кабинетом, в каждом аккуратно пристраивала рюкзак где-нибудь под вешалкой, иногда выслушивала очередной спич о «вещи надо оставлять в гардеробе», иногда — обходилось. Ей шептали в ухо числа — она повторяла их, показывали цифры, набранные из разноцветных точек, — она называла эти цифры; по холодному линолеуму босая шла к ледяной коробке, входила, прижималась к металлической пластине, вдыхала, ждала, слушая, как с лязганьем закрывается проход; терпела, пока пальцы в липкой резиновой перчатке скользили по коже, смотрела строго перед собой, в потолок, думала о рюкзаке, всегда о рюкзаке. О том, что фрагменты челюсти и зубы лежат неплотно. Что если какая-нибудь местная госпожа Казатул зачем-нибудь решит рюкзак передвинуть, стук раздастся вполне узнаваемый. Недвузначный. То-то Ника удивится! А Штоц расстроится, он ведь всегда обо всех думает только хорошо.

А отец, спросила себя Марта. А как отреагировал бы на такую новость отец?

Её наконец отпустили, велели вместе с обходным и карточкой идти в сто двенадцатый, там всё это сдать — и «дальше можете быть свободны».

Марта попрощалась с Никой, мол, ещё дела и надо со Штоцем поговорить.

Со Штоцем поговорить ей действительно было необходимо, да она, балда, поздно сообразила, поэтому и двинула искать его лишь сейчас. Классрук с господином Вегнером и госпожой Казатул сидели на третьем, в расширителе перед лифтами, — это было такое узловое место, мимо которого ты всё время проходила, потому что, конечно же, необходимые тебе врачи сидели не в одном каком-нибудь крыле, а по всей поликлинике. Марта не очень понимала, зачем учителя вообще их сопровождают: если бы кто-нибудь захотел смыться, вряд ли они бы уследили, а о помощи никто из ребят всё равно не просил, ну, может, разве только Аделаида.

Как раз сейчас они прошли мимо Марты: Аделаида и госпожа Казатул, девочка едва не плакала и что-то пыталась объяснить медсестричке, та кивала и успокаивала:

— Не страшно, ну что ты, сейчас мы со всем разберёмся. Это ничего, ничего, просто такая процедура, через неё все проходят. Для твоего же блага, понимаешь? А я буду стоять рядом, чтобы тебя не обидели…

Это всегда удивляло Марту: отчего же нужно мириться и принимать как должное всякие гнусности, всё, что тебя унижает, выматывает, всё, без чего ты вполне могла бы обойтись? И другие при этом ещё заявляют, будто — «для твоего же блага», ни для чего иного. А это всего лишь цена. Просто цена, которую ты платишь или не платишь, и лгать самой себе вовсе не обязательно.

Она поправила лямки рюкзака, обёрнутые в плёнку и фольгу кости глухо стукнули, зашелестели за спиной. Впереди коридор повернул, выводя к расширителю, и Марта услышала голоса. Точнее один голос — голос Штоца; господин Виктор Вегнер пытался что-то сказать, но…

— Нет! — отрезал классрук. — Терпеть я этого не буду, и говорить тут не о чем. Такие вещи попросту недопустимы. Недопустимы, вам ясно? На сей раз я не стану давать делу ход, но впредь извольте решать свои… дела вне стен школы.

— Вы не понимаете…

— Ну почему же? Наоборот — я, господин Вегнер, очень хорошо вас понимаю. Сам когда-то был таким.

Наверное, Марте следовало переждать или явиться позже, но время поджимало… Да и отчего-то ей было немного жаль этого болвана с кошачьими глазами. Медсестричка Казатул и правда ведь не красавица — и что его в ней зацепило?..

— Господин Штоц… ой, простите, я помешала?

Он обернулся — как всегда, высоченный, чуть нескладный, похожий на бродячего рыцаря с гравюр. Заложил руки за спину, этак иронично вскинул левую бровь.

— Марта? Ну что ты, разумеется, не помешала. Это мы, пользуясь свободной минуткой, обсуждаем с господином Вегнером разные рабочие пустяки. У тебя всё в порядке?

— Да, спасибо. Я хотела спросить… можно я сегодня не приду в Инкубатор? А отработаю в какой-нибудь другой день, когда скажете.

Штоц взмахнул узкими ладонями — словно дирижёр перед оркестром.

— О чём речь, разумеется! Ты уже закончила проходить осмотр? Думаю, где-то минут через сорок будет автобус, нас всех отвезут к школе.

— Я, наверное, сама, так быстрее. Спасибо, господин Штоц!

Быстрее или нет — ей не хотелось встречаться с Никой, иначе пришлось бы снова придумывать отговорки. Ведь им с Чистюлей и Стефаном-Николаем ещё предстояла целая гора дел.

Они уже ждали Марту у сто двенадцатого, положили сумки на колени и тихо переговаривались. Здесь отчего-то народу было не в пример больше, какие-то тётки, пропахшие ядрёными духами, злые и решительные, аж не подходи, средних лет мужчина с нелепым париком на голове, парень на костылях, с громаднющей — в гипсе, что ли — ногой.

Тётки, как ни странно, цапались не между собой за кто раньше стоял — нет, они, плечо к плечу, выступали единым фронтом против отсутствующего, однако ж крайне зловредного «клеща», «прохиндея» и «гниды».

— Не слушайте его! «Нет у них распоряжений», как же! «Экспертов нет»! Это что, такая сложность? Тут диагноз поставить — раз-два, никакие приборы не нужны.

— Вот именно! Привезти привезли, а дальше что? Ни туда, ни сюда!

— Ну, нам-то грех жаловаться, — пробормотала одна из них — низенькая, в цветастом платке и серой кофте. Она сидела как раз возле парня на костылях и ни на минуту не выпускала его руки. — Другие-то вон…

Парень посмотрел на неё со странным выражением на лице и попытался сесть ровнее. Громадная его нога заскрежетала по полу, оставляя длинную трещину в линолеуме — словно распахнулась вдруг бескровная рана.

Тётки посмотрели на них с завистью и неодобрением, а мужчина в парике и вовсе не обернулся. Вообще за всё то время, что Марта здесь была, он ни шелохнулся, так и маячил возле стены, за кадкой с очередной медленно помирающей пальмой. Да он и сам казался такой же пальмой, превращённой в человека неким жестоким волшебником.

— Кадыш! — выглянул из-за двери ассистент в хрустком, белоснежном халате. — Входите.

Женщина в платке подхватилась, протянула руки парню, тот покачал головой и сам, с помощью двух металлических костылей, стал подниматься.