Александр Етоев - Планета лысого брюнета Страница 11

– Пожалуйста, – заторопилась Уля, – расскажи мне скорее, как пройти к ее дому. Не то лысый откроет ей свою тайну, пока меня нет, и получится, я напрасно съездила.

– Не получится, – ухмыльнулся пес. – Я его круговой дорогой послал, а это сорок минут как минимум. Мы будем у Проглотиды раньше.

Они быстро сошли с платформы и по тропинке завернули в лесок, где живописные кучи мусора чередовались с невзрачной флорой, состоящей из побитых деревьев. Среди деревьев бродили чайки, отыскивая дорогу к морю. На них каркали злодейки вороны, но близко подлетать не решались из-за разной весовой категории.

Лесок кончился, начались дома, обступившие широкую улицу, которая выводила к озеру. Васька, видно, был своим человеком среди местного собачьего населения – он на каждом шагу здоровался и отвлекался на досужие разговоры. Супердевочка нетерпеливо переминалась и умоляюще смотрела на пса, когда тот уж чересчур обстоятельно обсуждал с каким-нибудь старожилом чью-нибудь собачью жилплощадь.

Озеро лениво лежало в окружении цепочки холмов. Между холмами под высокими соснами стояли маленькие разноцветные домики. До них было еще далеко, и дорожка бежала медленно, ленивая, как местные жители, не привыкшие ни к спешке, ни к суете. Она то пряталась в зеленой осоке, то выскакивала на теплый пригорок и подмигивала Ваське и супердевочке стеклышком от разбитой бутылки.

– Самый дальний, с зеленой крышей, – пес показал вперед, на веселое разноцветье крыш, – это дом Проглотиды. А тот, что с красной, который рядом, – это дом наш.

– Василий, – спросила Уля, – там, где сосна обломана, перед той вон горбатой горкой, что это так ярко блестит? Ой, оно еще и движется в нашу сторону.

Зорким собачьим глазом Васька стал всматриваться в предмет, привлекший внимание супердевочки.

– Лысина, – сказал он через четверть минуты. Затем подумал и уточнил для ясности: – Лысина человеческая обыкновенная.

– Это же он, брюнет! Васенька, миленький, ну скорей же! – Уля побежала вприпрыжку по упругой дорожке к цели, зеленеющей между рыжих сосен. Васька тоже припустил рысью, если можно применить такой термин к благородному собачьему бегу.

Через некоторое короткое время Уля уже стучалась в дверь домика под зеленой крышей. Васька выглядывал из-за изгороди, делящей приусадебные участки на «свое» и «чужое». На нем была маска из лопуха с маленькими дырочками для глаз.

Глава 11. В гостях у тёти

Выше мы уже говорили, что при помощи простейшего мокияжа супердевочка прибавила себе возраста, а благодаря дедушкиным очкам – важности и ученого вида. Поэтому, когда Проглотида открыла перед супердевочкой дверь, на крыльце стояла важная ученая дама и важным голосом объясняла ей цель своего визита:

– Я известный во всем мире специалист по изучению застрявших в человеческом организме куриных косточек. – Пока тётя туго соображала, что такое «человеческий организм», супердевочка проникла в прихожую, которая в переводе на деревенский называется «сени». – О вашем случае говорит весь ученый мир, ваше имя повторяют в лекциях ведущие светила медицинской науки, вы знамениты, как собака Павлова и палочка Коха, вместе взятые. За обладание куриной косточкой, которая в вас застряла, борются одновременно Кунсткамера в Петербурге и Павильон птицеводства на ВДНХ в Москве. И знаете, – супердевочка понизила голос и заговорщицки подмигнула хозяйке, – вашим случаем сильно интересуются Шведская Королевская Академия и Нобелевский комитет. Но об этом, – Уля подмигнула опять, – пока никому ни слова. Надеюсь, вы понимаете, почему?

Проглотида, разинув рот, слушала пулеметную дробь, слетающую с языка супердевочки, а та уже сидела за кривоногим столом хозяйки и катала по голой клеенке катыш из билета на электричку.

– Тётя! – внезапно раздалось от порога.

Проглотида переключилась на дверь. Там стоял ее дорогой племянничек и улыбался ей образцовой улыбкой, как в рекламе зубной пасты «Блендамед-ультра».

– Тётя, – ненаглядный племянник раскинул над тётей руки, чтобы заключить свою дорогую родственницу в пламенные объятья, – вы единственный человек на свете, от которого я ничего не скрываю. С вами я могу поделиться самыми заветными тайнами – хоть секретом порошка злости, хоть загадкой ножей и вилок, которые я вымениваю у доверчивых детей на поддельные конфеты на палочке.

Тётя только моргала глазами, раздираемая противоречивыми чувствами: черной жадностью – вдруг гости захотят чаю, а это значит непредвиденные расходы на сахар и кипяток, – и жадностью белой – очень уж ей хотелось получить Нобелевскую премию, на которую намекала гостья.

Услышав про заветные тайны, супердевочка навострила уши. Но лысый вместо того, чтобы начать делиться с тётей секретами, предался воспоминаниям детства.

– А помните, дорогая тётя, как однажды я прицепил вам на нос прищепку и вы весь день бегали за мной с кочергой и обзывали меня плохими словами? А как я вас в колодец столкнул, помните? То-то смеху было, когда вы вылезли из колодца с ржавым ведром на голове. – Лысый племянничек рассмеялся – должно быть, повторяя тот давний смех. – Ну а стул? Стул помните, к которому я вас клеем приклеил, чтобы вы не мешали мне выковыривать из вашей копилки гривеннички?

Воспоминания о счастливом детстве сменились сетованиями на суровое настоящее.

– …Тружусь не покладая спины, – жаловался лысый брюнет. – Я, отец русского лохотрона, а езжу, как какой-нибудь затюканный кандидат наук, на трясучих трамваях и электричках. Другой на моем месте давно гонял бы на «Ломбарджини» или на «Бентли», кушал одни пирожные и пил с утра до вечера пепси-колу. А все потому что недостаточно во мне еще злости, ой, недостаточно! То есть днем-то я хожу злой, днем я порошок принимаю, а вот ночью вынужден ходить добрым, потому что сплю. Тётя! – Лысый сделал таинственное лицо, и супердевочка подумала: «Наконец-то!». Но вместо долгожданных секретов, лысый снова заговорил о своем. – Тётя, вы не поверите! Мне во сне добрые дела снятся! Вот сегодня – просыпаюсь в страшном поту. Представляете, мне приснилось, будто я в кафе «Светлячок» помогаю какому-то безрукому инвалиду макать в горчицу сосиску.

В глазу у тёти заблестела слеза сочувствия. За все время, которое Уля провела здесь, Проглотида ни вымолвила ни слова. Оно понятно – с костью, застрявшей в горле, можно лишь мычать и похрюкивать, что она попеременно и делала.

– Вы, наверное, соседка будете? – заметил наконец супердевочку тётин племянник. – Какие нынче виды на урожай? Брюква, хрен задались? Заморозки, засуха не свирепствовали? Насекомые-вредители не вредили?

– Нет, – сказала супердевочка, – не вредили.

– Тогда не плохо бы нам чайку – живот погреть и, вообще, поужинать. – Племянничек посмотрел на тётю.

Та сидела как сидела, даже не сдвинулась. Жадность черная одолела белую. «Чем нобелевский журавль в небе, лучше тощая синица в руке», – видимо, решила она.

– Так как насчет чайку, я не понял? – Племянник почесал лысину.

Тетушка опять промолчала.

Племянник попросил в третий раз.

Тетушка была как кремень.

Лысый вдруг насупился, помрачнел и из голубя превратился в грифа.

– Я к ней, понимаешь, со всей душой! – сказал он, ворочая желваками. – Я готов с ней поделиться по-родственному и секретом порошка злости, и загадкой ножей и вилок! А она мне, ботва морковная, чашку чая налить не хочет! Тётя называется! Зря я вас, дорогая тётя, супом из поганок не отравил, когда вы ящуром однажды болели. Знал бы, отравил непременно!

– Хотите я на станцию сбегаю, куплю кефира? – Супердевочке вдруг сделалось неудобно за чужое негостеприимство: всё же человек ехал, на билет тратился, тётю свою навестить хотел – а ему стакана чая не подадут. Она сняла дедушкины очки с обыкновенными, прозрачными стеклами. И сразу сделалась не ученой дамой, а супердевочкой Улей Ляпиной – не помогли даже помада и тени.

– Хватай ее! – закричал лысый брюнет, мгновенно забыв про чай. – Вяжи ее бельевыми веревками! Затыкай ей рот вафельным полотенцем! Это же знаменитая супердевочка Уля Ляпина, не дающая мне шагу ступить спокойно по преступной, кривой дорожке. Я же целый час был вынужден оставаться добрым по милости этой самой Ляпиной. Не прощу!

На полусогнутых, растопырив руки, как футбольный вратарь Лев Яшин, лысый со смертельной ухмылкой медленно надвигался на супердевочку. Проглотида уже откуда-то волокла моток бельевой веревки и новое вафельное полотенце.

Но тут случилось невероятное. Веревка и полотенце выпали у нее из рук, и если бы только одни веревка и полотенце. Вместе с ними пулей выскочила у Проглотиды из горла та заветная куриная косточка, претендующая на Нобелевскую премию.

Причиной была страшная зеленая рожа, выглядывающая из приоткрытой двери и смеющаяся нечеловеческим смехом. Вы, наверное, уже догадались, что это был никакой не черт, а новый Улин приятель Васька, только в маске из листа лопуха с дырочками.