Дмитрий Емец - Муравьиный лабиринт Страница 12

– Хочешь я Вадюшу вопросом отвлеку? Он обожает рассказывать свою биографию, начиная с ясельного возраста. Как он ощутил в своем сердце дыхание добра и гуманизма и в тот же миг к нему прилетела золотая жужелица!

Дверь скрипнула и открылась. В класс заглянула Кавалерия и, отменив лекцию, позвала всех в пегасню.

– Переоденьтесь! Работать придется много! – сказала она озабоченно.

Глава 5

Сейчас прольется чья-то кровь

Между благой мыслью человека и его действиями лежит что-то враждебное, скользкое, ненавидящее нас. Какая-то программа уничтожения. Один понимает, что пить нельзя, и пьет. Другой – что не надо туда идти, и идет. И так до бесконечности. Мы как будто еще хозяева наших мыслей, но никак не действий.

Перед пегасней Рина заскочила на «кухню». «Кухней» они называли закуток в аппендиксе второго этажа, где помещалась электроплита на четыре конфорки. Она была старая, но с неплохой духовкой. Суповна ненавидела эту электроплиту тихой ненавистью, поскольку та делала существование самой Суповны как бы несколько дополнительным. Много раз она покушалась избавиться от нее, и тогда младшие, средние и старшие шныры начинали подводить под все это дело базу. Кирюша вопил, что он язвенник и нуждается в теплом супчике в три часа ночи. Окса говорила про традиции своей бабушки, которая научила ее печь шарлотки, и если она не будет их печь, то ее бабушка не то, чтобы обидится, но ей, бабушке, будет несколько неприятно, а ей, Оксе, будет несколько неприятно, что бабушке будет несколько неприятно… и до бесконечности. В общем, плиту они защищали отчаянно, как солдаты обороняют последний окоп.

Оглушенная общим криком, Суповна сдавалась, но не до конца. Выждав месяц или два, начинала терзать Кузепыча, утверждая, что вот «жруть где попало, а потом тараканы ползають». Если Кузепыч оказывался равнодушен к тараканам и не падал в обморок, она организовывала подкоп с другого бока: вопила про счета за электричество и сколько тока пожирает эта самая плита, которую держат включенной с утра и до утра ради всякой «мензюрки». «Мензюркой» же Суповна считала любую посудину объемом меньше десяти литров. И вообще устроится пожар, и тогда Кузепычу придется сносить и перестраивать ШНыр еще при жизни, в то время как он так надеялся умереть до этого момента и спихнуть все суету на следующего завхоза.

В любом случае, плиту пока удавалось отстоять. В настоящий момент на ней пыхтел желтый чайник с отбитым пятном в форме яблока на боку. Около него с лицом часового на карауле стоял Витяра.

– О, кипяточек! Плесни мне! – сказала Рина, подбегая с кружкой. Банку с растворимым кофе она таскала с собой, зная, что иначе сопрут.

Витяра заступил дорогу.

– Не дам! – сказал он застенчиво, но упрямо.

Рина от удивления остановилась.

– Как это так не дашь? Ну хоть каплю! У тебя же полный чайник!

– Не дам! – повторил Витяра.

Он схватил чайник и, взглядом оберегаясь от Рины, быстро куда-то побежал.

– Ну и дела! Витяра и жмот! В голове не помещается, – произнесла Рина удивленно.

– Знаешь, что он с этой водой делает? Снег поливает! Ему весны хочется! И этой деточке восемнадцать лет! – наябедничала Фреда.

Витяра, отбежавший еще не слишком далеко, остановился и брякнул ручкой чайника. Уши-баранки вспыхнули алыми полукружьями. Рина поняла, что Фреда сказала правду, и радостно простила Витяру за чайник.

Рина спрятала банку с кофе в старый носок и сунула ее за батарею, чтобы не сперли до ее возвращения, оделась и направилась в пегасню. Погода была противная. Март мерз сам от себя. Снега лежали по грудь и лохматились ветром. Витяра стоял и, подпрыгивая от холода, поливал из чайника лед. Увидев Рину, он застенчиво повернулся к ней спиной.

– Еще два миллиарда чайников – и наступит весна! – крикнула она.

Тот упрямо дрогнул лопатками. Романтики выше науки, и поэтому наука вечно пересматривает свои положения, а романтики – нет.

На полпути к пегасне Рине попалась кухонная Надя, которая возвращалась из Копытово с десятью килограммами соли. Руки у нее отвисали. Рядом, упрятав ладони в карманы и посвистывая, шел Гоша, несший что-то не тяжелее посудных мочалок.

Увидев Рину, Надя художественно уронила сумки в снег и легла лицом в сугроб умирать.

– Кончай цирк и поднимайся! – сказал Гоша, легонько толкая ее ногой в бок.

– Ты что, болящий? Почему не помог? – набросилась на него Рина.

– Я ее тридцать раз предупредил, что у нас соли навалом. Есть соль, есть соль! Кузепыч вчера «Газель» пригнал, которая у гипера дежурит. Под завязку ее продуктами забили! Предупреждал я или нет? Не надо соль брать! Не на-до, упрямая ты баба!

Надя, успевшая оторвать от снега голову, отвернулась.

– Она не поверила. Вот я и не помог! Потому что это женский терроризм: упрямство в комплекте с якобы беззащитностью. Вот и пусть теперь прет! Вставай! – сказал Гоша безжалостно.

Надя издала тихий ненавидящий стон. Вскочила и, вырвав сумки у пытавшейся помочь Рины, устремилась к крыльцу кухни.

– Во, видела, как рванула! А ведь только что дохлая была! Сейчас будет Суповне концерт устраивать! – прошипел Гоша и бросился ее догонять.

Рина с грустью подумала, что на кухне все крайне запущено. Трудно долго находиться в одном помещении, там же и работать и любить друг друга. Траву едят гусеницы, гусениц едят куры, кур едят шныры. Линейная пищевая цепочка. Повара едят друг друга. Замкнутая пищевая цепочка.

Добравшись до пегасни, Рина обнаружила, что все пеги, включая жеребят, выгнаны наружу и находятся в загоне рядом со вкопанными шинами. Не понимая, зачем их выгнали, она вошла в пегасню и, не успев задать вопрос, услышала вопль. Орала Наста. Красная, сердитая, она неслась по проходу с вилами и разгоняла все живое.

– А-а-а! Ешкин-кошкин!! Достало гамно это! Сегодня гамно, вчера гамно, завтра – гамно! Ешечкин-кошечкин!

Вилы, перелетев через тачку с навозом и задев большой пакет с сухарями для прикорма, вонзились в брикет сена. Причем лежал брикет всего в полуметре от ступни Ула. Наста застыла, сообразив, кого только что едва не оставила без ноги.

Тот засмеялся. Короткий шрам на верхней губе приподнялся.

– Сублимируешь? Давай еще разик, под запись! – весело крикнул он.

С секунду Наста смотрела на него дикими глазами, потом ухмыльнулась, выдернула вилы из брикета и, насвистывая что-то, как ни в чем не бывало пошла по проходу. По дороге ей попался Рузя, который волок на сжигание какой-то мусор. Увидев Насту, он остановился и вытаращился на нее, спешно пытаясь притвориться смертельно больным, чтобы удостоиться внимания.

– А ты ваще сгинь, гаджет! – рявкнула на него Наста.

Толстое лицо Рузи перестало притворяться и стало действительно несчастным, без актерства. Он торопливо отвернулся и, ссутулившись, нырнул в ближайший проход. Наста умела отличить настоящее страдание от страдания фигней.

Она остановилась и поймала Рузю за рукав.

– Да постой ты! Нога-то как? Приходи сегодня – намажем еще раз!

– Он специально кипяток себе на ступню выплеснул! Я видел, как он полчаса прыгал, никак решиться не мог! – громко доложил Влад Ганич.

Рина с трудом сдержалась, чтобы его не пнуть. Она ненавидела людей, которые стучат как барабанщики и капают как краны. И, что самое непонятное, без малейшей на то внешней причины!

В Рузе все замерзло от ужаса. Он даже остановился. Наста подбежала и повернула к себе его голову. Она, как видно, этого не знала.

– Это правда? Правда? – крикнула она.

– Нет… Не знаю… да, – выдавил тот, боясь поднять глаза.

Наста еще несколько мгновений смотрела на него, потом быстро поцеловала в красный, похожий на пуговицу нос и, отпустив, с тяжелым прищуром уставилась на Ганича.

– Сам, говоришь?

– Сам.

– Отлично. На вот тебе вилы! Хорошие вилы, стерильные, почти без навоза. Воткни их себе в ногу, и я тебя полюблю, пылко и пламенно, – предложила она.

Ганич тревожно отодвинулся, не исключая, что эта бешеная идиотка пырнет его и так, без личного согласия. Причем тоже пылко и пламенно.

– Что я, больной? – испугался он.

– В том-то и проблема, что ты здоровый, – с презрением сказала Наста. – Язычок на тонких ножках!

Она резко повернулась и вышла, пройдя мимо отодвинувшейся Рины. Та заглянула к Улу и увидела, что денник тщательно выметен, а Ул стоит на коленях и ножом выскабливает пол. Рядом же ютятся два ведра и несколько обрезанных канистр из-под автомасла.

– Чего она орет? – спросила Рина.

Он перестал скрести ножом.

– Кто, Наста? Сейчас и ты заорешь! Знаешь, что такое «дезинфекция пегасни»?

– Зачем?

– У Яры же ребенок заболел мытом.

– Кто-кто? – испугалась Рина, не подозревавшая, что у Яры есть дети.

– Жеребенок!.. Же-ребенок! – терпеливо повторил Ул.

Рина успокоенно хмыкнула. Надо же! Как на поверхности иногда лежит смысл. Надо просто слушать слова.