Владислав Крапивин - Летчик для особых поручений Страница 13

— Ну и как они… русалки-то? — поёжившись, спросил Алёшка.

— Да как все девчонки. Хихикают да кривляются. Ещё хуже Красных Шапочек.

— Не щекотали?

— Я бы им пощекотал! Я на всякий случай вот такую палку взял…

— Ну а дальше? — сказал Алёшка.

— Дальше? Главный Диспетчер записал меня в список лётчиков. Сказал, что буду летать по особым поручениям, потому что опыт у меня уже есть и машина очень надёжная… Выдали планшетку. Форму сшили, только я её не люблю: суконная, колючая, воротник шею надирает, как тёрка…

— Ты рад, что стал лётчиком?

Антон пожал плечами. Потом улыбнулся:

— Как когда… Один раз у нас контрольная по математике, а я — ни бум-бум. И вдруг дежурный в дверь кричит: «Тополькова к директору!» А там — пакет от Главного Диспетчера: срочно в полёт. Здорово получилось. Только Вера Северьяновна ворчала.

— А ты, значит, круглый год летаешь, не только летом?

— Круглый год… Но когда прилетаешь в сказку, там почти всегда лето. Видишь, я поэтому и загорелый. — Лётчик засмеялся и вскочил.

— Подожди, — осторожно сказал Алёшка. — А самое главное? Ты летал к ребятам?

Антошка перестал смеяться.

— Летал…

Глава десятая

Вот что было.

Он прилетел в Голубые Холмы и разыскал Аркашку, Круглое Аркашкино лицо расплылось в улыбке.

— Ух ты! Антон! Ты насовсем или в гости?

— Я за тобой, — сказал Антошка. — Летим к ребятам! У меня самолёт. Настоящий, честное слово!

Аркашка вроде бы не очень удивился.

— А откуда? В Доме пионеров построили? А у нас в техническом кружке роботов делают. Хочешь, покажу?

— Потом, — сказал Антон. — Аркашка… Ну, ты что? Давай скорее полетим к Тимке и Данилке.

Аркашка вздохнул:

— Понимаешь, у меня в два часа занятия в кружке.

— Аркашка… — тихо сказал Антон. — А как же Антарктида?

Аркашка ещё раз вздохнул и посмотрел на часы.

— Знаешь что? Ты слетай сначала к Тимке. Договоришься с ним, а потом прилетите за мной.

— Ну что ж… — сказал Антон.

Тима играл на скрипке. Музыка доносилась из окна. Ещё издалека слышно было, как хорошо Тима играет.

Он увидел в дверях Антона, опустил смычок и тихо спросил:

— Антошка… это по правде ты?

— Хочешь вернуться в Антарктиду? — сказал Антон. — У меня есть самолет. Честное слово.

Тима посмотрел на него, потом на скрипку.

— А её можно взять с собой? С ней ничего не случится на высоте?

— Мы её завернём. И я полечу осторожно, — сказал Антон.

И тут в комнату вошёл знаменитый Тимин папа.

— Антоша, — сказал он. — Я могу поговорить с тобой как мужчина с мужчиной? С глазу на глаз.

— Конечно, дядя Витя, — сказал Антошка.

Они вышли в коридор. Дядя Витя взволнованно поправил на круглом животе подтяжки и заговорил:

— Видишь ли… Я тоже понимаю, что такое дружба. Что такое любимые места, любимые игры и так далее. Да… Но Тима так увлечён музыкой. У него успехи. Он играл уже в настоящем концерте. Он не может отвлекаться. Занятия музыкой требуют ежедневного труда.

Антошке хотелось заплакать, но он сдержался и сказал:

— Ну что ж…

— Мы всегда будем рады тебя видеть! — крикнул ему вслед Тимин папа.

…Антон посадил свой самолёт на лужайке за деревенскими огородами. Расспросил мальчишек и нашёл Данилкин дом.

Данилка сидел на крыльце и лепил из глины весёлого большого крокодила. Антошка не успел ничего сказать. Данилка встал, быстро обернулся, будто его окликнули. Он улыбнулся только чуть-чуть, но глаза у него и даже веснушки просто засияли.

— Ну вот, — сказал он. — Я ведь всем говорил.

Я знал, честное-честное слово, знал, что ты приедешь.

Даже мама не верила, а я всё равно знал… Ты на чём?

— На самолёте… Нет, правда! Я не шучу, Данилка, не думай. Есть маленький самолёт. Летим в Антарктиду!

Данилка всё ещё улыбался, но уже не весело.

— Если на самолёте, мне нельзя, — сказал он. — Не разрешат.

— Но это совсем безопасный самолёт!

— Не в том дело. Врач не разрешит. Оказывается, у меня сердце… Ну, болезнь какая-то привязалась. Поэтому и в деревню переехали, здесь спокойней. Мне даже бегать не дают, а на высоту и совсем нельзя. Если буду режим нарушать, придётся операцию делать. Я операции не боюсь, да мама ужасно беспокоится.

Что тут скажешь? Если остановится сердце, не поможет никакая сказка. И Антошка, изо всех сил стараясь улыбаться, сказал:

— Ты не горюй. Я буду прилетать. Часто…

Он прилетал. И к Данилке, и к Аркашке, и к Тиме. И все ему были рады. Но появились у ребят там, на новых местах, новые друзья — те, что всегда близко, рядом. А лётчик Антошка Топольков долго быть рядом не мог. Потому что были на свете Особые Поручения.

— Вот так и летаю, — сказал он Алёшке. — Уже целый год. Заповедные леса, тридевятые царства…

— Интересно, да?

— Бывает интересно. Бывает даже страшно, а иногда весело… Только всё равно…

— Что всё равно?

— Ну, понимаешь… не нужны никакие волшебные страны, если ты один. Скучно в них одному.

— Почему же ты один? — возразил Алёшка. — Ты же всегда летишь с пассажиром.

— Ну и что? Пассажир долетит до места и уйдёт. У каждого своя сказка, своя дорога. Я по чужим сказкам летаю, а своей у меня вроде бы и нет. Кончилась.

— Ты думаешь, кончилась?

— Конечно. Антарктиды уже нет, ребят я не собрал… А ведь самая хорошая сказка, когда находишь друга.

— Это верно, — сказал Алёшка. — Знаешь что, Лётчик? Тебе нужен второй пилот.

— Нет, — сказал Лётчик. — Пилот ни к чему. Для него второе кресло нужно, а куда пассажира усаживать? Вот если бы такой человек был рядом, как Данилка… или как Тима… Ну, или вообще… такой человек, чтобы он рядом мог быть, или даже в одном кресле… Нам бы тесно не было. Главное, чтобы вместе…

— Я понимаю, — сказал Алёшка.

Он понимал. Но солнце стояло уже невысоко, а у Алёшки была своя сказка, своя дорога. И чтобы напомнить об этом Лётчику, он осторожно спросил:

— Обратно я тоже с тобой полечу? Или как?

— Обратно на поезде, — сказал Лётчик. — Так полагается. Удобнее и проще получится, вот увидишь… Ну, поехали.

Они летели, пока солнце не ушло за горизонт. Небо оставалось ещё светлым, а земля укрылась в сумерках.

Лётчик посадил самолёт в большом поле. Алёшка выпрыгнул из кабины. Трава была с мягкими листьями и шелковистыми метёлками. Пахло тёплой землёй, травяным соком и почему-то молоком.

На западе желтел над верхушками трав неяркий закат. Повыше заката, в зеленоватой полоске неба висела половинка луны. Она была выпуклая, ноздреватая и, кажется, пахла, как свежая горбушка. Выше луны-горбушки небо становилось сиреневым, и в нём проглядывали звёзды.

Лётчик тоже прыгнул из кабины и встал рядом с Алёшкой.

— Ну вот, — негромко сказал он. — Теперь уж совсем прилетели… Ты иди прямо на закат. Сначала будет просто трава, потом тропинка, а дальше — дорога. Пойдёшь по ней и увидишь город. Это недалеко.

— Спасибо, Лётчик, — сказал Алёшка. Он почему-то чувствовал себя слегка виноватым и стеснялся взглянуть Антошке в лицо. Но всё-таки взглянул. В Антошкиных глазах золотыми точками отражались половинки луны.

— Прощай, Лётчик, — тихо сказал Алёшка и взял в руки маленькую Антошкину ладонь. Ладошка: была твёрдая и тёплая.

— Прощай… — сказал Лётчик и опустил глаза.

Было неловко просто так уходить. Алёшка вздохнул и спросил:

— Сейчас полетишь обратно?

Лётчик покачал головой.

— Нет. Я здесь посижу. До утра.

Он отошёл к самолёту и сел у маленького колеса. Прислонился спиной к пухлой шине.

— Зачем? — встревоженно спросил Алёшка.

— Ну, просто так. Вдруг кто-нибудь придёт. Какой-нибудь пассажир…

— Тебя Диспетчер потеряет.

— Не потеряет, он привык. Я не люблю летать один.

— Лётчик… — нерешительно сказал Алёшка. — А мне, значит, никак нельзя с тобой обратно лететь?

— Нет. Понимаешь, не нужно рисковать. Твой путь на этом самолёте по Зелёному Билету кончился. Если полетишь опять, закрутят, замотают нас всякие дела, неизвестные маршруты. Может, на неделю, может, на месяц. А может, и насовсем. А тебе ведь некогда, у тебя своя дорога.

— Да, — сказал Алёшка и выпрямился. Он вспомнил. И произнёс уже решительно:

— Ну, я пойду.

— Конечно. Пора, — сказал Лётчик.

И всё же Алёшка ещё не ушёл. Спросил:

— А ничего, что ты здесь один? Ночь ведь…

— Ну что ты, — сказал Лётчик. — Ничего со мной не случится. Я под охраной Сказки.

— Сказка — сказкой, а ночью всё равно холодно, — ворчливо заметил Алёшка. — Ты возьми-ка мою куртку. С ней хорошо, она походная.