Дмитрий Емец - Пленники лазерного диска Страница 13

– Привет, Арнольд! – сказал Макаров.

Арнольд, о котором они говорили, был помесью московской сторожевой и овчарки – существом совершенно невообразимым: лохматым, неуклюжим, не поддающимся дрессировке и ужасно сильным.

Челюсти у него были соответствующей мощи. Так, к примеру, для того чтобы изгрызть мамин новый сапог, ему требовалось не больше минуты. При этом если папа, возмущенный таким вандализмом, швырял в Арнольда ботинком, то пес, принимая это за игру, сгрызал и ботинок.

История, как Арнольд попал в квартиру Макаровых, сама по себе заслуживает описания. Когда Федору было двенадцать, ему очень захотелось собаку. Точнее, собаку ему хотелось и раньше, но именно тогда он наконец сумел уломать родителей.

«Так и быть. Купим тебе собаку, но только при двух условиях. Первое – ты сам будешь за ней ухаживать, и второе – это будет маленькая собака, не занимающая в доме много места», – поставили ультиматум родители.

Помнится, папа даже заставил Федора подписать обязательство, в котором перечислялись все пункты, касающиеся прогулок с собакой, кормления, вычесывания и так далее. Это было вполне в папином духе. Макаров-старший обожал всевозможные обязательства, вроде договора о распределении домашних обязанностей или письменной клятвы об исправлении тройки по геометрии.

В день рождения Федора родители поехали на рынок и купили совсем маленькую пушистую серо-коричневую собачку с родословной, в которой значилось, что это кобель породы тойтерьер.

Макаров, мечтавший о большой собаке, был, признаться, расстроен. Каково же было его удивление, а потом и радость, когда маленький тойтерьер вымахал сперва до размеров пони, а потом стал даже и больше пони. А вскоре опытный собачник пояснил им, что за щенка им подсунули вместо тойтерьера.

Но к тому времени Арнольд уже прижился и его пребыванию в доме ничто не угрожало.

– А Арнольд почему выл? – спросил Федор.

Признаться, он был удивлен, зная, что флегматичный Арнольд довольно спокойно относится к лаю других собак.

– Думаю, его напугала вспышка.

– Какая?

– Часа в три или, может, в четыре была очень яркая вспышка. Огненная такая, желтая. Ну будто осветительная ракета из салюта или что-то в этом роде. Висела несколько секунд посреди двора, а потом потухла. Арнольд после этой вспышки просто обезумел.

Мама взглянула на часы и внезапно прервалась.

– Господи, уже восемь! Марш в школу! – закричала она, выпроваживая сына в коридор.

– Да не толкай ты меня, оболтус! Не мешай! – весело замахнулась она на Арнольда, который тоже по привычке просунулся в коридор вслед за Федором и стал крутиться там, цепляя всех своими боками.

Оказавшись у вешалки, Арнольд напрягся и зарычал. Губы у него раздвинулись и показались внушительных размеров клыки. Шерсть на загривке пса поднялась дыбом. Можно было решить, что псу наконец удалось выследить серьезного и опасного врага.

«Я боюсь, но атакую!» – словно говорил весь его вид.

Проследив направление взгляда пса, Федор понял, что тот рычит на его куртку. Обнюхав куртку, Арнольд сел на задние лапы и стал поскуливать недоуменно и тревожно.

– Лось, уйди оттуда! Иди ко мне! – крикнула мама.

Пес неохотно повиновался и подошел к ней, виляя тяжелым хвостом. К маме он относился особенно трепетно, потому что, хотя хозяином Арнольда считался Федор, кормила его почти всегда мама.

– Вот и ночью так же: то скулит, то рычит. Не пойму, что на него нашло! – сказала мама.

Успокоив кое-как пса, продолжавшего посматривать на его куртку с затаенной подозрительностью, мальчик отправился в школу.

На душе у него было тревожно. Он размышлял, не чует ли Арнольд постороннего запаха, которым пропиталась его куртка, когда они открывали машину уфологов? Если так, тогда понятно, почему Пузиков жаловался, что к нему цепляются на улице собаки.

Вот только что это за запах? И еще вопрос: какую вспышку мама приняла за осветительную ракету?

Макаров готов был дать руку на отсечение, что родители видели тот самый сверкающий желтый шар, с которым они столкнулись в лесу рядом с машиной уфологов.

А если так, то что этот шар делал у него во дворе?

Не было ли это предостережением?

Предостережением, что если они будут продолжать стоять на пути у агнеров, то с ними произойдет то же самое, что и с профессором К. И. Слощеем?

Федор был убежден, что Катя Туркина и Борька ни за что не успеют к первому уроку. Но они явились и даже ждали его у входа в школу. Туркина сидела на железной детской черепахе, по которой в иное время карабкалась всякая малышня, а Пузиков приплясывал рядом и, жестикулируя, горячо объяснял что-то.

Подкравшись сзади, Макаров хлопнул его по плечу. Пузиков от неожиданности взвизгнул и подскочил едва ли не на метр, а потом набросился на Федора.

– День так плох, чтоб я сдох! Я тебя убью! Разве можно так людей пугать? – завопил он, хватая Макарова за горло.

– Если нельзя, но очень хочется, то можно, – заверил его тот, отдирая от своего горла цепкие пузиковские пальцы. – Об чем базар? – поинтересовался он у Кати.

– А ты телевизор не смотрел?

– Не-а, не смотрел.

– Сегодня все утро по телевизору про нас передавали. Ну там: разыскиваются и все такое прочее, – сказала Туркина, зевая и разглядывая свои ногти.

Если не считать небольших синих кругов под глазами, выглядела она неплохо.

– А еще Борька говорит, что видел сегодня шар, – продолжала она.

– Какой шар?

– Тот самый. Желтый, сверкающий, круглый такой! – выпалил Пузиков.

Макаров скептически покосился на него. Если шар, то и ежу понятно, что круглый. Не квадратный же!

– И где ты его видел?

– Над школой. Где-то часов в восемь. Он повисел над крышей, потом скользнул вдоль стены, выбросил луч и исчез. Я его очень хорошо видел. Я вон там прятался, между гаражами и забором.

– В восемь? А чего ты так рано притащился? И за гаражи забрался? – удивился Федор.

Вопрос привел Пузикова в смущение, и он уставился себе под ноги.

– Я проверял.

– Что проверял?

– Ну это… Нет ли на нас засады. Думал, если приду пораньше и спрячусь, вдруг что-нибудь увижу.

Поразмыслив, Макаров пришел к выводу, что Борька задумал не так уж и плохо. Хотя, с другой стороны, если бы милиция знала, где их искать, она схватила бы их еще дома. Интересно, что делал над школой желтый шар? Никакого логического объяснения на ум не приходило. Еще одно предупреждение? Скорее всего, но означает ли это, что инопланетяне знают, где их искать?

– Послушай, Пузиков… – осторожно начала Туркина.

В голосе у нее определенно звучала некая затаенная мысль.

– Не называй меня по фамилии, Туркина-Буркина! Надоело! – взвился тот.

– Прости. Я не виновата, что она у тебя такая дурацкая.

– Это у тебя дурацкая!

– Я же сказала: прости. Лучше скажи вот что: шары были одинаковые или разные?

– Чего-чего? – не понял Борька. – Какие шары? Ты о котором это, о желтом?

– Нет, что желтый шар один – это понятно. Я говорю о другом шаре, который ты видел ночью за моим окном. Это был он же или другой?

– Ясный перец, другой. Этот – шар, а тот диск. Этот очень яркий, а тот серебристый и полупрозрачный. Нет, это был не он, это точно.

– Я так и думала, – загадочно сказала Туркина.

Разъяснить ничего она не успела. Со стороны школы донесся дребезжащий звук звонка.

– Пора идти! – обреченно сказал Пузиков.

Выражение его толстой физиономии при этом было самое страдальческое.

Первым уроком была химия.

Даже если бы кто-нибудь не знал, где в школе находится кабинет химии и есть ли он вообще, то все равно легко обнаружил бы его по густому белому дыму, выползавшему в коридор. Это оставляло устойчивое ощущение, что в кабинете происходит непрерывный пожар. Однако объяснение было куда более простым – Тамара Олеговна, химичка, очень любила свое дело.

И вот слегка опоздавшие Борька Пузиков, Катя Туркина и Федор Макаров подошли к классу и, чихая от дыма, заглянули внутрь.

Химичка Тамара Олеговна, зрелая дама, весьма похожая на увлекшегося пиротехникой и взрывным делом белого барашка, стояла посреди класса с дымящейся колбой в руках. В колбе бурлил неведомый химический состав, вследствие чего половина класса сидела с зелеными лицами и даже зажимала носы рукавами. Одна Тамара Олеговна, ничего не замечая, с увлечением размахивала колбой.

Опыты были ее страстью. В отличие от других химиков она практически не заставляла учеников писать в тетрадях, а занималась исключительно практикой. Кошмарные запахи химических соединений расползались по этажу, проникая во все двери и щели, и так было от первого и до последнего урока.

Другие учителя плевались, однако ссориться с огненной Тамарой не рисковали, очевидно, опасаясь в один прекрасный день быть взорванными нитроглицерином.

«Полный атас! С начала урока и минуты не прошло, а она уже нахимичила!» – с восхищением подумал Федор, бредя сквозь дым на свое место. Тамара Олеговна была одной из любимых его учительниц.