Джеймс Паттерсон - Школа выживания Страница 13

Отпрыгнув от зеркала, я, как ошпаренная, выскакиваю из ванны и, пока меня никто не увидел, прячусь в своей комнате. Села на кровать. Меня трясет. Снова и снова ощупываю лицо руками, стараясь убедиться, что я — это я.

Вот теперь-то я точно схожу с ума.

Короткий стук в дверь заставляет меня подскочить до потолка. Наверное, снова Игги.

— Я уже вышла из ванной, свободно! — кричу ему и на всякий случай отворачиваюсь от двери.

— Кто бы догадался! А я-то думал, что ты в душе, а голос твой в спальне.

— Чего тебе надо?

— Можно войти?

— Нет.

Конечно же, дверь отворяется, и Клык прислоняется к косяку. Он прекрасно видит, что я психую. Видит, что я бледнее простыни, мои дрожащие губы, мои лихорадочно блестящие глаза. Хорошо, что ничего другого он не видит. Автоматически подношу руку к лицу и смотрю себе на руки. Нет, не лапы. И когтей тоже нет.

Одна из его черных бровей вопросительно ползет вверх. Он входит и плотно закрывает за собой дверь.

— Что случилось?

— Не знаю. Со мной снова какая-то чума происходит, — шепчу я ему, как в лихорадке. — Но что именно, я не знаю.

Клык минуту выжидает, смотрит, какая я взъерошенная, мокрая, несчастная. И — как никогда раньше — очень-очень испуганная. А потом садится рядом со мной на кровать и обнимает за плечи:

— Все утрясется, не бойся.

— Ну откуда ты знаешь?

— Потому что я всегда все знаю. Сколько раз можно тебе это повторять.

У меня не хватает сил ему улыбнуться.

— Послушай, что бы «это» ни было, мы справимся. Вместе мы обязательно справимся. Справлялись же всегда.

Мне до смерти хочется рассказать ему про своего двойника, признаться, что в каждом зеркале превращаюсь в ирейзера. Но сказать такую ужасную правду мне и страшно, и стыдно.

— Клык… Если я… поменяюсь… если я превращусь в злобного монстра… ты примешь меры?..

Он молчит и долго смотрит мне прямо в глаза.

Не выдержав паузы, я решаюсь идти в открытую.

— Если я превращусь в ирейзера, ты разрешишь эту проблему раз и навсегда? Чтобы защитить наших?

Он знает, о чем я его прошу. Если я превращусь в ирейзера, он должен будет меня убить.

Проходит минута, другая. Клык разглядывает и разглядывает свои ботинки. Наконец он поднимает на меня решительный взгляд:

— Да, я сделаю все, что надо будет сделать.

У меня вырывается вздох облегчения:

— Спасибо, — шепчу я ему в самое ухо.

Клык встает и стискивает мое плечо:

— Не бойся, все утрясется, — снова повторяет он. А потом наклоняется и целует меня в лоб. — Я тебе обещаю, что утрясется.

Он ушел, а я так и осталась сидеть в полном недоумении.

— Расступись! — кричит у меня над головой Газман.

Опешив, глянула вверх и вижу: Газ сложил крылья, сгруппировался и с диким воем на сумасшедшей скорости летит вниз, головой в пруд. Я только моргнуть успела, а он уже обдал нас фонтаном брызг и поднял настоящее цунами.

Скоро его белая голова снова подпрыгивает на воде. Газ исчез. Осталась только его улыбка, от уха до уха.

— Ты видела? Ты видела! Это просто вообще. Щас еще один заход надо сделать!

— Давай, давай. Только не ушибись.

— И меня не убей! — вопит вслед выходящему из воды Газману Надж. — Смотреть надо, куда летишь. Ты чуть на меня не грохнулся!

— Извини, — покорно соглашается Газ.

Я рада, что ни Газа, ни Надж не подкосил рассказ о наших ночных поисках в Вашингтоне. Мы с Клыком рассказали им и о пиццерии, и о наркоманской трущобе. Что поделаешь, наши розыски зашли в очередной тупик.

Напечатав очередное ключевое слово компьютерного поиска, заслоняю экран от солнца, чтобы можно было читать. Ты, поди, дорогой читатель, думаешь, что я вытащила счастливый билет, что сижу себе в шезлонге на берегу частного прудика, лэптоп у Анны позаимствовала, Wi-fi в моем распоряжении, лимонад со льдом под рукой. Я, может, даже и соглашусь с тобой. Жизнь моя — копейка, но в целом я не жалуюсь.

Результаты поиска выскочили на экран. За последние четыре месяца в Вашингтоне пропали десять детей. Не замешаны ли тут белохалатники? Не они ли стащили детей для своих экспериментов? А что с семьями теперь происходит, даже представить себе невозможно! Может быть, так когда-то пропали и мы? Интересно, а наши родители нас искали, сбившись с ног и потеряв голову с горя? Искали?

Хм-м-м… На этот вопрос ответ мне, к несчастью, неизвестен.

Ангел вынырнула из воды и позвала:

— Макс!

Я видела, как десять минут назад она нырнула. Я хоть и знаю про ее способность дышать, как рыба, но мне стоит неимоверных усилий сидеть спокойно, а не ринуться вслед за ней в воду.

— Что, моя хорошая?

— Отгадай, какой самый лучший способ поймать рыбу?

— Наверно, смотря какая рыба?

— Нет, ты точно скажи.

— Сдаюсь, откуда мне знать — я не рыбак.

— Если кто-нибудь ее тебе бросит, — Ангел смеется, я вздыхаю, а рядом со мной Тотал хихикает:

— Хорошая шутка.

Закатив глаза, готовлюсь рассказать Газману, что я думаю про его фокусы. Но Газман взлетел футов на пятьдесят в высоту — чем выше взлетишь, тем круче получится плюх. Так что Газмана рядом нет.

Тотал как ни в чем не бывало протрусил мимо, вынюхивая кроликов, а я вопросительно смотрю на Ангела.

— Ангел?

— Да? — она — сама голубоглазая невинность, а я чувствую себя полной идиоткой. Попробуй, дорогой читатель, сам спросить у кого-нибудь, разговаривает ли его собака.

— А что, Тотал умеет… разговаривать?

— Ага, умеет, — отвечает она мне между делом, выжимая воду из волос.

Не верю своим ушам. Уставилась на Ангела и на всякий случай еще раз переспрашиваю:

— Тотал разговаривает, и ты до сих пор мне об этом не сказала.

— Понимаешь… — она убедилась, что Тотал отошел довольно далеко, и доверительно понижает голос. — Ты не говори ему, он не очень-то смышленый. Умного слова от него не дождешься.

Почему-то ее объяснение ничего мне не объясняет. Челюсть у меня продолжает отвисать, и рот приходится закрыть рукой, а то в него начинают залетать мухи. Ущипнув себя, поворачиваюсь посмотреть на собачку, мирно прогуливающуюся в Анниной клумбе.

— Тотал, поди скорей сюда, — подзываю я его к себе.

Высунув розовый язык, он радостно бежит на зов.

— Тотал, ты умеешь говорить?

Он брякнулся на траву и перекатился на спину, задрав лапы вверх.

— Да, а что?

Ни хрена себе! Со всяческими мутантами я уже свыклась, но говорящая собака — это даже для меня чересчур.

— А что ж ты раньше не сказал?

— Я же не врал. Меня не спрашивали, я и молчал. — Он почесался задней лапой и закончил: — По правде сказать, я до сих пор не привык к этой вашей концепции летающих людей.

В ту ночь я лежала без сна в «своей» постели, глядя, как лунный свет отбрасывает тени на «мои» стены, когда «моя» дверь тихонько отворилась.

— Макс, — шепот Ангела едва уловим в тишине. — Макс, мне не спится. Можно, я пойду полетаю?

Я посмотрела на часы. Уже полночь. В доме мертвая тишина. Только чьи-то мягкие шаги почти беззвучно шлепают по коридору.

В дверь просовывается голова Газмана:

— Макс, мне не спится.

— Ладно. Так и быть. Бегите одевайтесь. А то мы и впрямь забудем, что значит ночное небо.

Дело кончилось тем, что вся наша шестерка — а точнее, включая Тотала, семерка — отправилась на ночную прогулку.

— Мне очень нравится с вами летать, — говорит он, запрыгивая на руки к Игги. — Только смотрите, не уроните меня.

И мы полетели.

Как это было здорово! Ни огней! Ни самолетов! И кажется, никаких ирейзеров.

Воздух прохладный, градусов 15, прозрачный, как будто чистый кислород льется в легкие.

Выписываем огромные круги, поймав потоки ветра, катаемся на воздушной волне, парим как в невесомости. В такие вот минуты я чувствую себя спокойной и почти нормальной. Как будто я часть большого мира, как будто я живу с этим миром в неразрывном единстве.

Ты и есть часть этого мира, Макс. Ты часть всего, и все — часть тебя, — говорит мой Голос. — Все, и хорошее, и плохое, должно существовать в единстве. И чем больше ты этому сопротивляешься, тем труднее и больнее тебе приходится. Отдайся потоку жизни, такой, как она есть. И ты обретешь величайшую гармонию.

Опять завел свою волынку. Ни к селу ни к городу мне твои проповеди.

Не сопротивляйся потоку жизни. Слейся с ним, Макс.

Поскольку я не имею ни малейшего понятия, о чем это он талдычит, я решаю отдаться потоку ветра и здесь и сейчас полетать вволю.

И тут Надж отчаянно кричит:

— Смотрите, летучие мыши!

Она едва показала, куда смотреть, и я сразу увидела их. Сотни, нет, тысячи трепещущих крыльями летучих мышей. Странные маленькие силуэты на фоне лилового ночного неба. У нас новая компания. С ястребами мы уже летали, а с летучими мышами еще не приходилось.