Шервуд Смит - Рена и армия чародеев Страница 13

Стук копыт снова прервал ее размышления. Теперь кто-то мчался галопом. Рена быстро нырнула за придорожные кусты.

Всадники вихрем пронеслись по дороге, разбрызгивая жидкую грязь. Ни цвета заляпанной одежды, ни эмблем Рена различить не успела.

Дождь усиливался. К вечеру вперемежку с холодными каплями закружились в воздухе крупные снежинки. Рена сгорбилась и сжалась под своим тонким плащом. Стоило ветру откинуть полу плаща или чуть завернуть края капюшона, как тело немело от пронизывающего холода. «Хорошо еще, что башмаки не промокают, а сумка защищена от сырости крепким заклинанием», — подумала Рена, закутываясь в плащ, как в кокон.

Темнота уже скрывала почти все вокруг, когда Рена начала оглядываться в поисках укрытия, где можно было бы переждать ночь. Если не повезет наткнуться на какую-нибудь пещеру или небольшую рощицу и хорошенько отдохнуть, то завтрашней дороги Рене наверняка не выдержать. И тут она услыхала скрип колес.

Сквозь густую сетку дождя светлячками слабо просвечивали два факела по бокам крытой повозки. К удивлению Рены, как только повозка поравнялась с нею, оттуда послышался сиплый женский голос и лошади, послушные окрику, остановились.

— Беженка? — окликнули Рену.

«Не такая я дурочка, чтобы объяснять каждому, куда и зачем иду», — быстро подумала Рена.

— Да, — жалобным голоском отозвалась она, а под нос пробормотала: — Бегу от дождя и холода.

— Влезай, — позвал ее другой голос, явно принадлежащий старухе. — В уплату расскажешь о том, что творится в ваших краях.

Рена вскарабкалась на козлы и с облегчением откинулась на гладком деревянном сиденье, прижавшись к стенке повозки. Короткий навес вполне сносно защищал от дождя.

— Спасибо, — поблагодарила она. — Я уж и забыла, на что похожи уют и сухость.

Старая женщина хихикнула.

— Давно идешь?

— О, ровно сорок лет и один день, — пошутила Рена.

Обе женщины засмеялись, и возница, та, что помоложе, гикнула на лошадей. Повозка дернулась и затряслась по неровной дороге.

— Мы из Кита, — заговорила старуха. — Проклятые пустоглазые четыре дня назад сожгли дом баронессы, а потом принялись разорять окрестные деревни. Вот и мы, пока они не добрались до нас, схватили, что успели, и тащимся неизвестно куда.

— Пустоглазые? — повторила Рена, радуясь хлесткому словцу.

— Ну да. Пустоглазые, как мертвецы, — откликнулась возница. В темноте трудно было различить ее лицо, но по голосу она казалась не намного старше Терессы. — Сами серые, как мертвецы, да в серых туниках. Вот какие дела. Братец-то мой ушел искать принцессу или герцога, чтобы вступить в его отряд. Отец тоже подался туда. А мама осталась дома, не решилась бросить хозяйство.

Рена слушала горестные признания, а сама лихорадочно придумывала, что рассказать в ответ. Она давно научилась хранить тайны. Даже о вновь найденных родных, о гостинице и неизвестно где бродящем отце она поведала лишь друзьям Тайрону, Коннору и Тесс. Никто в школе до сих пор не знал, что у нее объявилась своя семья.

Не то чтобы в школе никому нельзя было доверять. «Но ты же не просто девочка, а будущая чародейка, — наставлял ее Тайрон. — Любые сведения о тебе могут достичь ушей врагов, а те используют их против тебя. Чем меньше о тебе знают, тем безопаснее».

За три года Рена так и не сумела вытянуть из Тайрона ничего о его собственной семье… И вообще была ли она у него? Да, тайны окружали ее еще дома…

— А ты, девочка? — спросила бабушка. — Что стряслось с тобой?

Нельзя было забывать, что эти милые женщины могли оказаться на поверку лирванскими шпионками. Конечно, скорее всего они были теми, за кого себя выдавали. Но все, что Рена им сейчас наплетет, наверняка будет пересказываться на постоялых дворах, у очагов, в компании таких же беженцев. И кто знает, чьих ушей достигнет невинная беседа простодушных женщин?

— Я подмастерье, — бойко начала Рена. — Лирванцы сожгли наше селение. Меня собрали и отправили на юг, за помощью.

— На юге у вас своя гильдия, верно? — спросила возница. — Там и цех колесников. Четверо из нашей семьи колесники, ладят телеги и коляски.

— А ты чем занимаешься? — участливо спросила бабушка.

— Меня учили гончарному ремеслу, — ответила Рена, вспоминая давние долгие тоскливые дни у гончарной печи, когда она еще жила в сиротском приюте в Сирадайеле.

Некоторое время они ехали молча. Слышалось лишь натруженное дыхание лошадей, шлепание колес по вязкой дороге и скрип плохо смазанных осей. Рена услышала, как у нее бурчит в животе. Она скинула с плеча сумку, поставила на колени и принялась в ней копаться. Вытащив одну булочку, Рена впилась в нее зубами и тут же почувствовала, как затаили дыхание и напряглись ее спутницы. Покраснев и радуясь, что в темноте это незаметно, Рена поспешно вытащила из сумки все завернутые в салфетку булочки. Это было последнее, что осталось до конца пути. Но, может быть, и путешествие скоро кончится и она доберется до цели раньше, чем умрет с голоду?

— Угощайтесь, — радушно предложила она.

Они колебались лишь мгновение. Потом бабушка тихо, словно извиняясь, проговорила:

— За четыре дня пути съели все и морковку и хлеб. — И через мгновение, шамкая набитым ртом, добавила: А у вас вкусно пекут. Уж я-то в этом толк знаю.

Возница вздохнула.

— Спасибо тебе, путница. Если ты ничего не имеешь против, я сохраню две булочки для детей. — Она немного помолчала, колеблясь, и вдруг спросила: А ты умеешь обращаться с лошадьми?

— Немного. А что? — с недоумением спросила Рена.

— Мы устали, и хотелось бы немного вздремнуть. Сначала отдохни ты, а потом сменишь меня на облучке. Полезай под брезент. Только осторожно, не навались на детей. А завтра, надеюсь, доберемся до Грот Фоллз.

— Мне как раз по пути с вами, — обрадовалась Рена.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Коннор, почувствовав прикосновение к плечу, вздрогнул и открыл глаза.

— Твоя очередь идти караулить, — извиняющимся голосом прошептал Киал.

Коннор сел, моргая и стараясь разогнать сон. Схватив меч и кожаный пояс, он накинул плащ и вышел. Жуткий холод сразу проник под плащ и прошелся ознобной дрожью по всему телу. Слабый свет звезд в ночном небе не мог разогнать сплошную черноту. Коннор сделал несколько шагов и оказался на ровной площадке перед лагерем. Казалось, что отовсюду смотрят на него затаившиеся невидимые враги.

С трудом отгоняя неприятные мысли, Коннор все же выхватил меч и принялся размахивать им, перекидывая из руки в руку. Он кружился на месте, исполняя тренировочный танец с тенью, как называли это упражнение в школе. Ему удалось не только прогнать страх, но и согреться.

Коннор увлекся игрой, припоминая все движения, которые показывала ему учительница Туль. Но вдруг опомнился. Все же он стоял в карауле, а не развлекался в тренировочном зале. Замерев, Коннор стал вглядываться во тьму и настороженно прислушиваться.

И не зря. Он различил на фоне плотной стены леса быстро движущийся силуэт. Кто-то шел к нему от лагеря. Шестым чувством он понял, что это Тересса.

На сердце у него потеплело. До сих пор он не мог привыкнуть к тому, что нравится ей больше других. Он, Коннор Безземельный, принц, лишенный земель и владений. Не то чтобы они говорили о своих чувствах. Нет, она была такой же застенчивой, как и он. Но часто, украдкой, когда никто не видел, Тересса искала его руку. Пальцы их па секунду переплетались.

Он засмеялся. Холод больше не чувствовался. Сейчас он ощущал себя сильным и уверенным в победе. Как могут они не выиграть? На их стороне правда и право. И Терессе он не безразличен.

— Чему ты смеешься? — прошептала Тересса, выходя на поляну.

— Мне радостно, потому что я вижу нашу победу, — откликнулся он.

Тересса вздохнула.

— Ох, надеюсь, ты не ошибаешься.

Тьма по-прежнему скрывала выражение лица Терессы, но Коннор уловил в ее голосе напряженность.

— Так много всего, что может помешать нам, и все пойдет наперекосяк.

— Верно, опасностей много. Но почему надо заранее их страшиться? Мы все хорошо продумали. Тебе надо поспать, не то завтра будешь вялой. Если мы будем завтра пошустрее, то достигнем Рисмура уже днем.

— Я беспокоюсь, потому что начинаю войну, — тихо сказала Тересса.

— Ты не можешь начать ее, — твердо проговорил Коннор. — Войну уже начал Андреус. Ты просто даешь возможность своему народу сплотиться и подняться против чужеземцев.

— Моему народу… — прошептала Тересса.

Коннор молчал, пытаясь понять, что стоит за ее словами. Он слышал, как король Верн Рисадель говорил как раз об этом об ответственности правителя перед своим народом.

«Если хоть один житель Мелдрита умрет во время ее правления, станет ли она винить себя? — размышлял он. — Берн называл это ценой королевской власти. Вот почему он страстно желал оставить своей дочери мирное королевство, чтобы она никогда не познала этой цены».