Федор Кнорре - Бумажные книги Лали Страница 15

Разом схлынула вся напряженность, какая обычно возникает в обществе, где все что-то знают и дружно стараются не проговориться.

Всем стало легко и весело.

— Это в благодарность. За прекрасный комплимент. Особенно драгоценный в устах такой немногословной дамы! — любезно объявил во всеуслышание Сью-Сиу.

— Однако, — шутливо воскликнул Финстер, — должен вам напомнить, что комплимент отчасти мог бы показаться и двусмысленным. Конечно, не в устах Лали. Кто поближе знаком с рыцарями…

— Вы просто шутите! — перебила его Лали. — Я знаю прекрасно, какими драчливыми и чванливыми бывали на самом деле люди, называвшиеся рыцарями. Но я, конечно, имела в виду такого рыцаря, как… как полагается… ну, в какой-нибудь сказке или…

— А я чуть было не испугался! — весь сияя, шутил Сью-Сиу. — Значит, вы меня причисляете?.. Собственно, к какому разряду рыцарей вы меня причисляете, если вам не трудно уточнить?

Это было крайне неосторожно сказано, но, когда профессор Ив спохватился, было уже поздно.

Лали выпрямилась, легким и плавным взмахом кисти руки точно смахнула что-то стоявшее перед глазами и, медленно роняя слова, заговорила певучим, негромким, как будто отрешенным голоском.

Никто не обратил внимания на то, с какой быстротой возникли в воздухе, над головой Лали, три мерцающие, будто пульсирующие, полусферы. Прозрачное облачко розовых крошечных бабочек метнулось от Лали к полусферам и стало невидимым, а профессор Ив, уже приподнявшийся со стула и открывший рот, чтоб предупредить и остановить Лали, тихо опустился на место и с необыкновенной ясностью вспомнил когда-то давным-давно им виденные длинные листья аира над водой, увидел ярко-зеленого лягушонка на большом листе кувшинки, и его не очень удивило, что этот лягушонок так хорошо разговаривает, и слова все ему уже знакомы, и он очень рад их услышать. Он продолжал слышать, что говорит Лали, но в долгих промежутках между двух медлительно растягиваемых ею слов он продолжал видеть или знать то, о чем она думала.

Слава только помогали, направляли, поддерживали то, что возникало в его мозгу, как это бывает в минуты необычно яркого и свежего воспоминания. Он откуда-то знал, он был на заросшем аиром берегу тихой речки. Потом он ясно ощутил легкое отвращение от прикосновения скользких и холодных лапок лягушонка… Кольнуло сердце смешливая жалость: лягушонок был ничтожно маленький и так доверчиво карабкался человеку на руку…

Девочка говорила, румянец выступил у нее на щеках, губы вздрагивали в несмелой улыбке, глаза, точно вспышкой, широко раскрывались: так в темноте пугаются сами дети, рассказывая другим про страшное.

— …Ну что ему было делать?.. Он был в отчаянии… Но ведь он дал обещание?.. И зеленый лягушонок сидел, доверчиво смотрел своими выпученными глазенками ему в глаза. Ждал и надеялся… И царевич, наверное, заплакал от стыда и досады, но он твердо верил, что клятвы надо выполнять, и сдержал слово: взял лягушонка в жены, и тогда-то вот она и превратилась в прекрасную принцессу… — Лали, улыбаясь, сморгнула с ресниц слезинки. — Вот как настоящий рыцарь держит слово! — Она улыбнулась и вдруг опомнилась.

Лали растерянно обвела взглядом всех сидевших за столом, губы скривились в плаксивой гримасе, и она захныкала, хлюпая мокрым носом.

— У-у-у!.. Так я и знала… Вы опять все видели? Я не хотела…

Все заговорщики, поклявшиеся молчать про случившееся в Башне, молчали, смущенные и подавленные.

— Ну, ну… — растерянно попробовал успокоить ее Ив. — Это было не так уж страшно… то есть немножко… Конечно, вероятно, все обратили внимание на лягушонка?..

Наступила тягостная пауза. Все молчали, как воды в рот набрали. Наконец, Сью-Сиу уклончиво, как-то неопределенно пожимая плечами, весьма фальшиво удивился вслух:

— Лягушонок?.. Вы имеете в виду лягушку небольшого размера?.. Ах, вот оно о чем речь!.. Не знаю, как другие… (Другие все молчали, дожидаясь, как он выпутается сам.) Что касается лично меня… пожалуй, нечто вроде такого существа как будто я припоминаю.

— Пучеглазый чертенок! — прорвался Фрукти. — Ну, хитрый. Чего он, дурак, боялся в руки его взять, я лягушек не боюсь!

— Сказка была… гм, воспроизведена вполне к месту. Я знаю примерно семьдесят два варианта этой сказки. Но неправда ли, удивительно реально было ощущение скользкой шкурки и этих маленьких лапок на ладони?.. — Финстер вдруг высоко поднял брови и полуобернулся, точно прислушиваясь с удивлением к тому, что сам только что проговорил.

— Э-э, что там лапки! — прорвался Лохматый. — У меня прямо-таки сердце стиснуло от страха, когда этот парень заколебался и чуть было не струсил… Здорово все обошлось!

Сью-Сиу мечтательно прошептал:

— А какая прелестная волшебная музыка зазвучала, когда шкурка поползла с лягушонка и он стал обращаться в царевну!

— Разве там была музыка? — удивился Фрукти. — Просто он так и просиял, а те идиоты, его братья, совсем обалдели и размякли с досады.

— Я так и знал, — с горестной покорностью произнес Ив. — Успокойся, Лали, милая, это была маленькая случайность, и все уже прошло…

Лали только и ждала, чтоб ее пожалели, начали успокаивать, и тут же заревела во весь голос.

— Да-а!.. — в перерывах между всхлипыванием вскрикивала Лали. — Ничего не случайность… Разнуздалась!..

— Давай соврем! — залихватски предложил попугай и вдруг завопил угрожающим тоном: — Что тут смешного? Что тут смешного? — ухватил клювом свою миску и застучал ею об полку, совсем как распоясавшийся пьяница в трактире.

Непомник вскочил с места, чтоб унять дебошира, а терьер бросился помогать ему водворить тишину, отчаянно лая на попугая.

Среди общего гвалта Лали стала успокаиваться и только изредка горько всхлипывала, вытирая мокрые щеки об коротенькие рукава своей рубашки.

Когда собачонка наконец успокоилась, а попугай временно смирился с мыслью, что ему и на этот раз не удастся получить ответа на роковой вопрос «Что тут смешного?», профессор Ив сокрушенно, сам, видимо, страдая, покачал головой с безнадежным упреком:

— Ах, Лали, Лали! Ты ведь дала честное слово маме, что это не повторится!

— Ничего я ей не давала. Я тебе дала слово, это хуже, и вот все равно распустилась и перестала следить за собой. Я не хотела, честное слово. И я хотела от тебя скрыть, раз уж это случилось, и они все так старались меня выгородить, и так у них, бедных, плохо это получалось, мне их даже жалко стало, такие симпатичные и честные, а врать умеют хуже малыша-школьника… Ну ладно, не буду реветь. Я честно все скажу… Я ничего не ожидала и вдруг увидела — ты пойми, какой ужас! — протертую в камне ложбинку и ошейник, к которому был прикован живой человек, и я почти увидела его, как он лежит, и меня прямо обожгло… такая жалость и тоска… и я все бы отдала, чтоб хоть несколько слов ему сказать… тысячу лет назад… утешить, чтоб он знал, что все пройдет и мы проклянем его ошейник, а его будем любить без имени… и хоть бы руку ему на лоб положить и погладить… и я еще могла в ту минуту удержаться, но я сама уже не хотела, не хотела удерживаться, я, конечно, вспомнила всю легенду, и я знала, я чувствовала, что они все вокруг меня молчат, и не шевелятся, и, наверное, все видят… или чувствуют, что я!.. Пожалуйста, вы видите, я сама созналась, так что не бойтесь, говорите всю правду.

— Мне можно ничего не объяснять. Я представляю все, что могло произойти в Башне. Девочка не виновата. Она всегда была… или обладала повышенной способностью передавать свои ощущения другим. Но за последнее время это настолько вышло за рамки, что… ее мама полна опасений… И я, конечно, тоже. Боюсь, не слишком ли она перенапрягает свою нервную систему…

— Что ты, наоборот, мне последнее время это гораздо легче… Как-то само собой получается. Мне только есть всегда хочется. Хорошо, что бананы еще остались!

Никто не обратил внимания на неясно мерцавшие над Лали полусферы. Мало-помалу они становились все прозрачнее, пыхнули розоватым облачком и исчезли совсем,

Через несколько минут на террасе уже не осталось ни одного человека. Только попугай тихонько постукивал своей миской. На стук немедленно отозвались две вороны. Они уселись рядышком перед миской. Попугай, горделиво выпятив грудь, топтался боком взад и вперед, быстро перебирая лапками по жердочке, и в роли гостеприимного хозяина лопотал:

— Что тут смешного? Пучеглазый чертенок! — затем разразился тонким Лалиным плачем и панибратски предложил воронам соврать.

Вороны, по обыкновению вежливо уступая друг другу очередь, вытаскивали и расклевывали кусочки из миски.

Глава 14

СПЯЩИЙ ТЕАТР ПРОСЫПАЕТСЯ

В старом театре понемногу собиралась публика. Довольно странный это был театр — давным-давно заброшенный, закрытый уже лет сорок тому назад.

Сорок лет он не слышал ни человеческого голоса, ни певучего звука смычка, ни бравурного звона медных тарелок. Подхваченные золотыми шнурами тяжелые складки гардин за сорок лет ни разу не шелохнулись в неподвижно замершем воздухе.