Юлия Вознесенская - Паломничество Ланселота Страница 15

— Знаешь, моя мать не разрешает держать дома живые цветы ни в горшках, ни в вазах. Считает, что это негигиенично. Но зато у нас полон дом искусственных цветов. Перед Днем Месса и Хэллоуином все эти букеты отдают в химическую чистку.

— Что такое "химическая чистка", Дженни?

— Это такое особое предприятие в сфере обслуживания Семьи. Те, кому разрешено носить свободную одежду и пользоваться коврами, мехами и прочими старинными вещами, могут сдать туда эти вещи, чтобы их почистили.

— Дженни, так твоя семья имеет отношение к Семье?

— Разве я не говорила? Все мои старшие братья — члены третьего круга Семьи, как и все офицеры, а мать как дочь генерала входит даже во второй круг и имеет еще больше привилегий. — А ты, Дженни?

— Я обыкновенная планетянка, но с не которыми привилегиями, положенными мне как члену семьи членов Семьи… Фу, заговорилась!

— Не мудрено. Довольно запутанная иерархия.

— Угу… Мне разрешено носить любую одежду и длинные волосы, пользоваться косметикой и не пользоваться едальником. Ты пробовал еду из Центра питания? Это такая гадость! Но все это уже не имеет значения, потому что теперь все планетяне должны сами себя обеспечивать и едой, и одеждой, и бесплатное удаление волос упразднили, так что все планетяне начинают постепенно обзаводиться прическами… Ланс, ты случайно не умеешь плести венки? Я хочу сплести веночек, но у меня ничего не получается. Оказывается, это гораздо труднее, чем вязать на спицах.

— Когда-то мы плели венки с матушкой. Отбери цветы с гибкими длинными стеблями, одуванчики, например.

Ланселот не сразу, но все-таки вспомнил, как плетутся венки, и показал Дженни. Она очень старалась, и через полчаса венок был готов.

— Что это он у тебя такой растрепанный? — спросил Ланселот. — Такой фасон.

— Впрочем, твоим буйным кудрям именно такой и подходит, другой в них просто потеряется.

Надев венок, Дженни спросила Ланселота: — Хороша ли я, сэр Ланселот Озерный? — Ослепительна!

— Теперь я больше похожа на принцессу, чем на короля, не правда ли, сэр Ланселот? — Скорее на пейзанку. — А это еще кто такое?

— Пейзанка — это на куртуазном языке значит крестьянка. — А что такое "куртуазный язык"?

— Это тот язык, на котором рыцарям приличествует разговаривать с прекрасны ми дамами.

— А кто не разрешает мне вспоминать о Реальности? — Дженни, ты же не думаешь всерьез,

что рыцарство существует только в Реальности? Оно и на самом деле существовало. — Все-то ты знаешь, Ланс. — Не все, но многое мне известно.

— Задавака. А вот знаешь ли ты, что будешь делать, когда вернешься исцеленный из Иерусалима? — Знаю. Сделаю тебе предложение. — Я согласна!

— Ну, Дженни, ты покладиста, как настоящая пейзанка! К чему такая спешка? Мы же говорим о будущем.

— Мы говорим о том, что ты собираешься сделать мне предложение. Могу я заранее дать свое согласие, чтобы потом не было недоразумений? Или нет? — Можешь, конечно.

— Значит, с этого дня мы можем считаться женихом и невестой?

— Считайся, пожалуйста. Можешь даже сказать доктору Вергеланну, что мы обручились. Но учти, я верну тебе слово, если мое исцеление не состоится.

Дженни резким движением убрала руки назад.

— Ну уж нет! Я свое слово назад не возьму, мое слово — королевское!

— Ребенок ты, а не король. И знаешь, что я тебе скажу, невеста? Пора нам собираться и увозить отсюда Патти, а то как бы он у нас не лопнул. Ты погляди, какое он себе пузо наел!

Патти и вправду стоял, свесив крепко набитое брюшко между расставленными точеными ножками, и травкой похрупывал больше из принципа, чем от голода. Он задумчиво жевал, а длинные стебли травы и цветов свисали по бокам его хитрой морды, чрезвычайно ее украшая.

— Тиран ты и деспот, сэр Ланселот. Тут так хорошо, и солнышко нет-нет да выглянет, и Патти так доволен жизнью, и я хотела еще травок лекарственных пособирать, а ты хочешь нас загнать домой…

— Скоро похолодает, и я могу простудиться.

— Ты нашел сногсшибательный аргумент! Собираемся.

Дженни помогала Ланселоту забраться в коляску, явно даже не вспомнив о "правиле вытянутых рук". "Это она уже чувствует себя невестой!" — подумал он. Потом она сложила плед и корзинку с остатками еды в сетку, прикрепленную под сиденьем коляски, и они отправились по лесной тропе к берегу. Цветы она несла в руках, а Патти шел за нею и время от времени через плечо поворовывал из ее букета цветочек-другой.

ГЛАВА 8

В зале заседаний дворца Мессии шел совет, но на этот раз за столом сидели не члены мирового правительства, а маги, астрологи, пророки, колдуны, ведьмы и экстрасенсы.

Докладывал главный астролог планеты Паоло Лоба. На столе перед ним была расстелена астрологическая карта, испещренная линиями, значками и цифрами. Он заканчивал доклад:

— Можно с уверенностью сказать, мой Мессия, что звезды на вашей стороне: Марс — во втором доме, Венера — в четвертом, Меркурий — в зените. Отсюда следует, что ни вам лично, ни благоденствию Планеты ничто не угрожает. Трудности настоящего момента связаны с тем, что Фаэтон все еще находится в пятом доме, но его власть уже подходит к концу, и нас всех ждут счастливые перемены!

— Ты, Лоба, помнится, примерно то же самое говорил и в прошлом месяце. Где же предсказанные тобой перемены?

— Если Мессия позволит, я замечу, что перемены предвещаю не я, а небесные светила. Что же касается гороскопа минувшего месяца, то должен заметить, что я никогда не обращаюсь к своим прошлым астрологическим прогнозам, дабы они не влияли на меня при составлении звездных карт настоящего и будущего — только таким образом можно достичь непредвзятости. Я кончил, мой Мессия.

— И при этом надоел мне как никогда. Составь приличный прогноз для прочтения в новостях, дай планетянам надежду на лучшее будущее и уверенность в том, что звезды на моей стороне, а больше от тебя ничего и не требуется. Пошел вон, болтун!

— Благодарю за внимание, мой Мессия, — сказал великий астролог, свернул в трубку карту, поклонился и с достоинством удалился.

— Барон фон Тарсофф, единственный колдун с мозгами, ты выполнил задание, выяснил, что произошло с моим предшественником в России? — Да, мой Мессия.

Барон фон Тарсофф сидел в кресле поодаль от стола. Это был сухой старик с морщинистым смуглым лицом и свисающими вдоль впалых щек волосами цвета антрацита. У его ног расположился огромный черный дог, и долгопалая, в старинных перстнях, темная рука колдуна лежала на крупной голове зверя. — И что же?

— Во-первых, мой Мессия, в России у тебя был не один предшественник, а целый триумвират — Троцкий, Ленин и Сталин, их настоящие имена — Бронштейн, Ульянов и Джугашвили. Все трое были духовно руководимы нашим Властителем, выполняли одно задание, но между собой состояли в лютой вражде и один другому не доверяли. Им удалось лишить великую державу ее скрепляющего и удерживающего стержня — самодержавия. Императорскую фамилию они истребили и предприняли самые решительные меры для искоренения православной веры и устранения всего, что мешало установлению нового порядка. Они уничтожили треть населения страны. — Прямо как чума, — усмехнулся Мессия.

— Да, мой Мессия, они прошли по стране как чума. Но затем один из них, а именно Ленин, вдруг усомнился в своем особом предназначении и начал бояться грядущего возмездия. Тотчас дух Властителя был от него отнят, и Ленин окончил свои дни в инвалидном кресле, потеряв дар мысли и речи. Двое оставшихся вождей начали сражаться за власть, и после недолгой борьбы Троцкому пришлось бежать из страны. Оставшийся в единовластии Сталин позднее подослал к нему убийц, и Троцкий был убит ударом ледоруба по голове. — Надежное и неожиданное орудие убийства: это должно было произвести устрашающее впечатление на конкурентов в борьбе за власть, не так ли?

— Произвело, мой Мессия. Конкурентов у Сталина после этого никогда не было — только дрожащие от страха соратники.

— Удобное окружение. Так почему же этому Сталину не удалось распространить свою власть на все человечество, если он так хорошо начал в своей стране?

— Это была не его страна, мой Мессия: Сталин был родом из горной страны на юге империи, он плохо писал по-русски и гово рил с ужасным акцентом и даже не очень правильно. Именно поэтому он приказал считать себя крупным специалистом в области языкознания. — Остроумный господин!

— Товарищ, мой Мессия. В России того времени было принято обращение "товарищ", а "господин" — это было бранное слово. — И каков же был конец этого товарища?

— Он тоже был ужасен, мой Мессия. Сталин потерял уверенность в себе и упование на Властителя, и дух Властителя вышел из него. Сталин тут же превратился в дряхлого испуганного старичка. От страха перед убийцами он запирался по ночам в клозете и спал, скорчившись между стеной и унитазом. — Мания преследования?