Владислав Крапивин - Летчик для особых поручений Страница 16

У маленьких кораблей большая служба. В детях они будят мечты о дальних островах и синих заливах, о штормах и пассатах. Они приносят иногда кусочек моря в такие края, куда ни разу не залетал морской ветер. Маленький мальчик возьмёт кораблик, проведёт пальцем по вантам, качнёт лёгонькие реи — и вот уже он не просто мальчик, а будущий штурман…

Маленькие корабли учат большому мужеству. Моряки с крейсеров и подводных лодок смотрят на модели боевых фрегатов и крепче помнят о грозной славе отцов и дедов…

А старым морякам эти модели приносят радость и утешение. Они напоминают о прошлых плаваниях, о славных временах и не дают уснуть морской гордости в старых сердцах…

Вот так… А ещё есть примета, что модели кораблей приносят удачу. Ты слышал про такой обычай: в портовых тавернах обязательно висят под потолком кораблики. Морякам, которые засиделись на берегу, такой кораблик напоминает: пора в океан. А тем, кто далеко от своей земли, он словно говорит: «Не горюй, дружище! Крепкий и надёжный корабль доставит тебя домой…»

Алёшка слушал, не перебивал. Всё было очень интересно. Алёшка подумал, что среди этих кораблей, в этом подвале, можно безвылазно прожить целый год и не соскучиться. Но он не мог жить здесь год, потому что завтра у Маши день рожденья. И больше целого малого флота Алёшку интересовал единственный кораблик, трёхмачтовый клипер-фрегат с корпусом орехового цвета.

Хранитель вдруг замолчал. Внимательно взглянул на Алёшку. Потом сказал:

— Заговорился я, извини. Какое же у тебя дело?

Алёшка нерешительно вздохнул.

— Вообще-то долгая это история…

Хранитель, кажется, обрадовался:

— Долгая? Ну и отлично! Тогда пойдём.

Он привёл Алёшку в незаметный угол, отгороженный шкафами. Это была словно небольшая комнатка. Здесь горела обыкновенная лампа, стояли обыкновенные стул и стол. А ещё был узкий клеёнчатый диван: наверно, из каюты. На столе Алёшка увидел электроплитку и эмалированный чайник.

Хранитель включил плитку, водрузил на неё чайник и сел на диван. Алёшку посадил рядом.

— Ну, давай рассказывай…

Алёшка никак не решался начать. От волнения он даже передёрнул плечами. А Хранитель забеспокоился:

— Холодно тебе? Тут у меня сыровато: подвал ниже уровня моря, вода кое-где просачивается сквозь стены. Вообще-то это не беда. Для кораблей морская влага только полезна. Я тоже привык. А вот ты как бы не продрог…

— Да нет, — сказал Алёшка. — Это я так…

И стал рассказывать.

Про Софью Александровну, про её шляпы и котов. Про клипер. И наконец про Машу. А когда кончил, Хранитель смотрел на него серьёзно и даже строго.

— Значит, хочешь подарить модель? — спросил Хранитель.

Алёшка кивнул.

— Хорошая мысль… Но ведь дарить можно только своё. То, что сам сделал, или, скажем, купил, или заработал. А разве клипер твой?

— Ну… Всё-таки Софья Александровна хотела подарить его мне…

— Хотела, но не успела.

— Да, но раз он уплыл, он стал ничей. А я пошёл искать.

— Но не нашёл.

— А разве он не здесь?

— Наверно, здесь, — сказал Хранитель. — В том-то и дело, что здесь, а не у тебя. Он сам выбрал сюда дорогу.

Алёшка помолчал, потому что боялся заплакать от обиды. Потом тихо сказал:

— У вас здесь тысяча моделей. А мне нужна одна. Неужели вам жалко?

Хранитель пожал плечами.

— Если правду говорить, действительно жалко. Но не в этом дело. У нас в музее строгие правила. Не могу же я отдать модель, если нет у человека доказательств, что это его кораблик. Есть у тебя доказательства?

— Доказательства? Какие? Я же всё рассказал… Только вот ещё…

— Что?

Алёшка зажмурился от смущения и выпалил с отчаянной решимостью:

— Я про этот клипер стихи написал!

— Стихи? — сказал Хранитель и забарабанил пальцами по колену. — Стихи — это серьёзное дело. Ну прочти.

— Я… сейчас…

Читать сидя было неловко. Алёшка встал, прислонился к шкафу. Отвернул лицо и хрипловато начал:

— Жил-был старый корабельный мастер… В общем, это начало такое. А называются стихи «Песня о клипере».

Жил-был старый корабельный мастер, Молчаливый, трубкою дымящий.И однажды сделал он кораблик—Маленький, но будто настоящий.Был фрегат отделан весь, как чудо,—От бизани до бушпритной сетки…Но однажды старый мастер умер,И корабль остался у соседки.Алёшка передохнул и стал читать спокойнее:Что ж… Она его не обижала,Пыль сдувала, под стеклом держала.Только ей ни разу не приснился Голос шквала или скрип штурвала.Что ей море, якоря и пушки?Что ей синий ветер океана?..Куковала, хриплая кукушка,По стеклу ходили, тараканы…Алёшка вспомнил обшарпанные обои, маленькие окна, пронафталиненный комод в полутёмном углу, и от жалости к кораблику голос у него зазвенел:Среди шляпок, старых и затасканных,Пыльных перьев и гнилого фетра,Как он жил там — парусная сказка,Чайный клипер — сын морей и ветра?Что он видел тёмными ночами,Повернув бушприт к окну слепому?Ветра ждал упрямо и отчаянно?Или звал кого-нибудь на помощь?И проснулись влажные зюйд-весты,Закипели грозовые воды.Сдвинули потоки домик с места,Унесли кораблик на свободу.Он уплыл по золотым рассветам,По большим закатам ярко-красным.Пусть его хранит капризный ветер На пути далёком и опасном…

— Вот… — сказал Алёшка. — Это пока всё. Конец я ещё не придумал.

Хранитель посидел, не говоря ни слова, щёлкнул пальцами, неторопливо поднялся.

— Что ж, Алёша… Конца ты ещё не знаешь. Потом напишешь. Больше спорить не будем. Клипер твой.

Алёшка молчал смущённо и обрадованно. Хранитель шагнул к столу, потрогал чайник.

— Согрелся. Давай поужинаем. Потом укладывайся. Переночуешь, а утром домой.

— Но я же могу опоздать!

— Вряд ли. Ну-ка, покажи билет… Нет, брат, с таким билетом никуда не опоздаешь. Садись к столу.

Алёшка был очень голодный. Он съел две булки с колбасой и маслом, выпил три стакана сладкого чая. Навалилась на него ватная усталость. И только одна мысль беспокоила Алёшку: «Где же кораблик?»

Хранитель принёс и развернул раскладушку. Дал Алёшке рыжее мохнатое одеяло.

— Ложись. Я сейчас… — и вышел.

Алёшка лёг. Над ним, высоко, было маленькое оконце, в которое смотрели две белые звезды. Пахло морем и мокрыми береговыми камнями — совсем не так, как обычно пахнет в подвалах. Алёшка зажмурился и сразу представил, что лежит он среди скал, у самой воды. «А маленьким кораблям кажется, наверно, что они стоят в гавани», — подумал Алёшка.

Вернулся Хранитель. Он принёс и поставил на стол модель клипера. Алёшка благодарно улыбнулся.

— Послушай, — сказал Хранитель. — А ты уверен, что у Маши ему будет лучше, чем в музее? Здесь он среди кораблей. Свой среди своих. Днём сюда приходят сотни мальчишек и моряков. Они радовались бы, глядя на него… А Маша будет радоваться? Будет его любить?

— Будет.

— Ты уверен, что не ошибся?

— Я уверен.

— Ну, спи…

Глава тринадцатая

Солнечный луч был тёплый и пушистый, как котёнок. Он прыгнул в оконце и разбудил Алёшку.

Хранителя не было. В углу стучали корабельные часы с медным ободком. Стрелки показывали семь.

Алёшка вскочил. Клипер стоял на столе. Рядом лежал Алёшкин Зелёный Билет. Красным карандашом, твёрдыми буквами было написано на краю билета — «ЖЕЛАЮ УДАЧИ».

«Спасибо», — подумал Алёшка.

Тут же лежала половинка батона, стоял на плитке тёплый чайник. Но есть не хотелось. Алёшка взял клипер и по длинному, уходящему вверх коридору вышел на улицу.

Улица лежала в тени. Она была старинная и такая узкая, что небо вверху казалось щелью. В этой синей неровной щели между острыми треугольниками крыш пролетали жёлтые облака. Очень маленькие и быстрые.

«Значит, вверху есть ветер, — подумал Алёшка. — Но почему облака летят в разные стороны, одни туда, другие сюда, третьи вообще неизвестно куда?»

Небольшой ветерок пробежал и по улице. Паруса у клипера надулись, и он потянулся вперёд, будто улететь хотел. Но Алёшка держал кораблик аккуратно и прочно.

Он шагал мимо серых и розовых домов, мимо крылатых каменных львов, под скрипучими жестяными вывесками и старыми фонарями. Вспомнил Алёшка, что не спросил у Хранителя, как пройти на станцию, но не стал жалеть об этом. До сих пор дорога сама приводила его куда надо.

Улица была извилистая: за поворотом опять поворот, и всё дома, дома… И вдруг Алёшке показалось, что синяя щель неба упала до земли и надвое расколола город. Это в конце улицы сверкнуло море.