Владислав Крапивин - Стальной волосок Страница 16

— Нагелях, — сказал гардемарин Невзоров.

— Да-да, разумеется… И мне кажется, что, сделавши ребенку необходимое внушение, мы должны отметить наконец и его достойное поведение в главном…

— Вы правы, — кивнул командир. — В самом деле… Слезы лучше всего осушаются шампанским. Александр Гаврилович, прикажите вестовому подать к ужину бутылку… Петр Афанасьевич, мальчику не повредит маленький глоток?

— Если вот столько… — доктор развел пальцы на полвершка.

— Отлично! Полагаю, никто не откажется поднять бокал в честь нашего юнги… Думаю, что считать Гришу Булатова законным юнгой «Артемиды» мы теперь вправе…

Гриша пробовал вино впервые в жизни. От шипучего шампанского защекотало в носу, сильнее прежнего задрожали на ресницах влажные искры. Гриша сморщил нос и неловко засмеялся.

2

Пили стоя, а теперь стали шумно рассаживаться, и большущий лейтенант Новосельский, как обычно, не сразу поместился за столом, неловко задвигал стулом. Зацепил гардемарина. Митя сказал с приятной улыбкой:

— Право же, Илья Порфирьевич, я давно замечаю, что вам крайне тесно на бриге. Вашим размерам надобен линейный корабль.

Новесельский ответил, принюхиваясь к тушеной курятине:

— Я и сам не прочь был бы оказаться на одном из них. У Севастополя или Кронштадта. Не ради своих размеров, а потому, что там начинаются настоящие дела. Товарищи наши готовятся к сражениям, а мы…

— А мы направляемся в благодатные тропики! — звонко добавил, не сдержавшись, гардемарин Невзоров. И тут же уткнулся носом в тарелку под взглядом командира.

Пожилой штурман глянул на Митю через стол.

— Благодатность тропиков вам еще предстоит познать, юноша. При первом же урагане, которые там не редкость. Уверяю вас, в них требуется храбрости не меньше, чем в артиллерийской дуэли с вражеским кораблем. И сегодняшний плевок ветра покажется нам тогда шутливой улыбкой океана…

Гриша перестал жевать и тихо обмер. Страх опять вернулся и засел где-то под желудком ледяным комком. «Эх ты, герой… а еще юнга», — сказал он себе.

Капитан обвел всех своими спокойными, табачного цвета глазами.

— Иван Данилович прав. А кроме того, нам, людям военным, следует не предаваться беспочвенным сожалениям, а неукоснительно исполнять предписания начальства, не так ли, господа? Мне, как и всем нам, огорчительно сознавать, что мы остались в стороне от предстоящей кампании. Однако же у наших начальников и у самого государя были, видимо, веские причины отправить нас в этот вояж. Уверен, что в них заключен государственный интерес, хотя и не знаю, что именно содержат доверенные нам документы. Наше дело — передать их…

Новосельский, разом сжевав и проглотив курятину, сказал, что он не подвергал сомнению обоснованность решений государя.

— Досадно только греться на солнышке, когда пропадают втуне твои навыки корабельного артиллериста…

Доктор Петр Афанасьевич почесал черенком вилки подбородок и спросил:

— Илья Порфирьевич, вам никогда не говорили, что вы похожи на маршала Нея?

— Отчего же никогда? — невозмутимо отозвался тот. — Слышал такое неоднократно…

— Простите, если невольно обидел…

— Ничуть не обидели! Мишель Ней был благородный и честнейший воин. Он сделал лишь одну ошибку в жизни: выбрал в кумиры не того человека…

— Вы имеете в виду Наполеона? — ершисто спросил Митя.

— Ну, а кого же еще! Бонапарт не заслуживал такой преданности.

— Преданность Нея была не столь уж безоговорочна, — возразил Петр Афанасьевич. — В конце войны он разошелся с Бонапартом. Когда тот снова высадился во Франции, Ней даже предлагал Людовику схватить бывшего императора и доставить его в Париж в железной клетке. Король, однако, Нею не поверил. А маршал, когда увидел, что армия и народ на стороне Наполеона, вновь встал на его сторону…

— Я не знал таких подробностей, — сказал похожий на маршала Нея лейтенант. — В Корпусе недостаточно уделяли внимания исторической науке. Я был уверен, что Ней всегда оставался бок о бок с любимым императором, за что и был расстрелян роялистами.

— Вообще-то казнь Нея, равно как и Мюрата, была необдуманной жестокостью, — вмешался вдруг капитан Гарцунов (он, видимо, знал историю). — Тем более что остальных маршалов Бонапарта вскоре простили…

— Если кто и заслуживал расстрела, то прежде всего сам Бонапарт, — с неожиданной жесткостью заявил доктор. — А то и виселицы… И зря кое-кто из молодых людей видит в нем романтического героя…

— Вы напрасно смотрите на меня, доктор, — опять взвинтился Митя. — Я не поклонник узурпатора. Кстати, мой дед погиб под Малоярославцем!

— Да упаси Господи, Митенька, я не имел в виду именно вас. Но многие среди молодежи… Взять даже замечательного поэта Лермонтова. Помните его «Воздушный корабль»? Какая печаль о низвергнутом владыке! И это у стихотворца, написавшего «Бородино»!

Гриша был весь внимание. «Бородино» он знал наизусть, как и «Конька-Горбунка». Страх его понемногу растаял (может, и не будет никакого урагана…).

— Михаила Юрьевича тем не менее можно понять, — сдержанно заспорил Митя. — Наполеон, конечно, враг России, но все же он великий человек!

— Он великий негодяй! — непохоже на себя вознегодовал доктор. — Кровожадное чудовище! Ради необузданного стремления к славе он погубил тысячи и тысячи людей во многих странах! А то и миллионы! Еще задолго до нападения на нас он совершил столько преступлений, что следовало его предать анафеме во всех церквах планеты!.. Взять хотя бы убийство герцога Энгуэнского…

Все как-то виновато примолкли на полминуты, и Гриша не удержался, поднял руку с зажатой вилкой:

— Позвольте спросить. А кто был этот герцог?

— Великолепнейший человек, — вздохнул доктор. — Молодой красавец, блестяще образованный, удивительно храбрый… Последний представитель фамилии Бурбонов по линии Кондэ. Бонапарту показалось, что герцог Энгуэнский может послужить препятствием для его, наполеоновского, восхождения на престол, и он сломал все мыслимые законы и понятия чести. Герцог жил в независимом государстве, Бадене, и Бонапарт без объявления войны послал туда своих драгун. Те похитили ни в чем не повинного герцога, и он был расстрелян во рву Венсенского замка, как пойманный на дороге разбойник…

— Насколько я помню, даже полицейский министр Наполеона, Фуше, по поводу убийства герцога высказался так: «Это было хуже, чем преступление, это была ошибка»… — опять вмешался командир «Артемиды».

— Совершенно верно. Для хитроумного министра ошибка в политике страшнее преступления… — энергично покивал доктор. — А свергнутый император, когда обитал уже на острове Святой Елены и предавался воспоминаниям, самодовольно заметил однажды: «Возможно, это было преступлением, но никак не было ошибкой…»

— Его племянник, нынешний самозваный император с номером три, кажется, тоже не прочь наделать ошибок, — неожиданно вступил в разговор молчаливый лейтенант Стужин. — На мой взгляд, прежний вполне был достоин гильотины. И нынешний тоже…

Поскольку опять стало тихо, Гриша решился на новый вопрос:

— Позвольте… а что это… гиль…тень…

— О-о! — как-то злорадно отозвался Стужин. — Великое изобретение французских республиканцев. Устройство для механического лишения человека его головы. Два столба на помосте, треугольный нож на высоте, колода с дырой для зажимания головы… Легонько дергают за шнурок… Никаких усилий…

— Александр Гаврилович, надо ли про такое знать мальчику… — осторожно сказал добродушный штурман.

Лейтенант поднял плечи к бакенбардам.

— Мальчики быстро делаются взрослыми. И от кровавых сторон жизни их не заслонишь… К тому же и в Корпусе, куда мальчик стремится, будут обучать не игре на скрипке, а военному делу…

— Но не палаческому же! — запальчиво воскликнул Митя.

— Жизнь далеко не всегда ставит различия, — сумрачно разъяснил Стужин. — Те двенадцать стрелков, которые в Венсенском рву стреляли в герцога Энгуэнского, они были солдаты или палачи?

— Они выполняли приказ… — неуверенно сказал Митя.

— Ну да, ну да… — очень серьезно кивнул штурман. — Так обычно и говорят…

— И к тому же они не пользовались гильотиной! — не сдался Митя.

— Существенное уточнение, — заметил лейтенант Новосельский.

— Однако в других случаях эта машина при Бонапарте не стояла без применения, — слегка брезгливо проговорил доктор. — Особенно в тех местах, куда мы направляемся сейчас.

— Что вы имеете в виду? — удивился капитан Гарцунов.

— Антильские острова.

Митя сказал слегка недовольно:

— Разве Наполеон бывал в Америке?