Дмитрий Емец - Карта Хаоса Страница 17

С костяным звуком Аида Плаховна поскребла пальчиком лоб.

– Выходит, сам по себе, без мрака, ты мало что можешь? Как и я? – уточнила она.

– Разве только надо будет раскроить кому-нибудь голову вот этой железкой! – ответил Арей, положив тяжелую ладонь на рукоять меча.

Аида Плаховна куснула кружку и булькнула в нее.

– Чего ты смеешься, старушонка? – подозрительно спросил Арей.

Мамзелькина продолжала булькать.

– Да ничего! Подумалося тута: мы с тобой вроде круче некуда! Я смерть, ты рулишь мраком на шестой части суши! На деле же пальцем не шевельнем без указки! Вроде как являемся частью могучей силы, на деле же – мухи, увязшие в смоле. Смола вскипает, и мы вскипаем. Смола отступает, и мы пятимся… Ты дочь свою не можешь найти, а я за своей косой как собачонка таскаюсь! – сказала Аида, заговорщицки понизив голос.

Должно быть, медовуха все же заполнила пьяными пузырьками прогнивший ее мозг, потому что на трезвую голову ни один бонза мрака такого не брякнет.

Арей равнодушно махнул рукой.

– Какая разница чего мы можем, а чего нет. Как мне ее найти? Прошли годы. Она выросла и изменилась. Как я узнаю ее? Думаешь, бесполезно? – спросил он.

Плаховна утвердительно икнула.

– Помоги мне хоть как-то, Аида! Глупо, что некого больше попросить, но некого. Когда нужно убивать – я справляюсь сам, но для более тонкой работы я не заточен, – попросил Арей.

Мамзелькина порозовела. Какая пожилая женщина не любит помогать и устраивать чужие судьбы?

– Даже и не знаю. Свет обычно очень пунктуален. Сдается мне, что и новое тело он сотворил точно таким, каким оно было прежде. Что у нас там с особыми… ик… приметами? Тридцать девять зубьев, шерсть на ушах, по шести пальцев на ладонях, россыпь родинок с кулак на лице и шее?

Арей сделал вид, что протянул руку за кружкой.

– Я тебе больше не налью! Отдай, пьянчуга! Никаких особых примет не было!

Мамзелькина попятилась, спасая кружку.

– Всё, не буду! А что у нас с фамильными редкостями? Кольцо с вязью, браслет, всякие прочие безделки? Может, уникальная кукла? Хотя нет: чтобы Арей и дарил куклу!.. Признавайся: с чем она у тебя игралась в кроватке? С шипованным кастетом?

Арей крякнул. Видимо, Мамзелькина была не так уж далека от истины.

– Если и дарил, это ничего не значит. Свет вернул ей тело, все же прочее сгинуло, – проворчал он.

Мамзелькина надолго задумалась, посапывая красным носиком. Арей даже заглянул ей в лицо, проверяя, не спит ли она.

– Внешнее сходство! Вдруг девочка похожа на тебя как две капли… ик… медовухи! – очнулась Аида.

Арея передернуло.

– На меня? Ты бредишь, старуха! Я урод! Но у меня была прекрасная девочка! Красавица!

Плаховна задребезжала.

– Покажи мне папашку, который искренне считает свою дочь страхолюдиной! Так и быть, я потеряю на него разнарядку, заспиртую в банке и буду всем показывать!.. Ну, раз нет примет и уникальных колечек с черепушкой, тогда остается единственное… Ты и сам знаешь.

– Эйдос? – спросил Арей.

– Да. Эйдосы гораздо уникальнее тел. После Эдема ты его не чувствуешь, согласна, но вбили… вибизи… тьфу!.. вблизи ты же его узнаешь?

Арей медленно кивнул.

– Думаю, да. Эйдос у нее редкий, – согласился он.

– И в чем его редкость? – заинтересовалась Мамзелькина.

Мечник спохватился.

– Он душит любопытных старушонок!.. – ответил он резко. – Не обижайся, Аида!.. Да, эйдос я узнаю, но как я окажусь вблизи?

Мамзелькина заглянула в кружку, но больше наливать не стала. Вспомнила, что ей скоро работать.

– Да никак. Он сам окажется. Мы попытаемся притянуть его цепью событий. Ты с ней обязательно встретишься, – пообещала она.

– Но как ты организуешь эту цепь?

– Предоставь всё мне!.. Порой у меня это получается, хотя я… ик… представления не имею как. А для надежности отправь на ее поиски еще кого-нибудь. Толку, может, не будет, но процесс пойдет. Это как в стакане с… мнэ-э…

– Медовухой, конечно? – раздраженно сказал Арей.

– Нет, милок: чаем. Ежели хочешь, чтоб определенная чаинка подплыла к краю, закрути чай ложкой. Создай движение. И чем сильнее закрутишь – тем скорее она подплывет. Обратись к тем, кто имеет эйдос и высший его дар: свободу выбирать, какого цвета камешки складывать в свое ведро! Надо пользоваться, пока мы еще представляемся им чем-то, имеющим собственную волю, – шепнула она, кивая на дверь.

– А они справятся? – усомнился Арей.

Мамзелькина поскребла пальцем остренький подбородок.

– Почему нет-то? От человека с эйдосом требуется только сильное желание. Желание – магнит, к которому притягиваются события. Наше дело создать у них такое желание, а остальное ужо как сложится… Прямой помощи не будет, но как я уже сказала, будет движение чаинок в стакане! – плечики Мамзелькиной приподнялись и опустились, выражая полнейшую неопределенность.

Не представляя, что происходит в начальственном кабинете, оставшиеся в приемной изнывали от любопытства. Улита дважды порывалась войти с бумагами на подпись, но ей не открывали. Чимоданов совсем изъерзался.

– Вариант а) старушенция пьет медовуху; вариант б) стряслось что-то важное; вариант в) Мамзелькиной в кабинете уже нет, а Арей не желает открывать просто потому, что не желает, – заявил он.

Мошкин ожидал дальнейшего перечисления, однако оказалось, что вариант в) последний.

– Какое счастье, что когда проходили алфавит после «В», он болел, – шепнула Ната.

Выждав еще минут двадцать, Улита решилась постучать вновь. На этот раз ее впустили. На всякий случай держа перед собой папку с бумагами якобы на подпись, ведьма шагнула вперед. Прячась за спиной Улиты, следом за ней прошмыгнули и остальные. Один только Евгеша застрял на пороге, раскачиваясь как маятник и точно вопрошая всей своей похожей на вопросительный знак фигурой: «А я действительно хочу войти? Оно мне надо?»

Мамзелькина сидела на пыльном подоконнике и, приложив ухо к пустой кружке, слушала, как шумит море. Должно быть, звук ей нравился, потому что лицо у нее было довольное и чуть ли не мурлыкающее, как у сытой кошки.

Арей исподлобья разглядывал вошедших.

– А вот и добровольцы! Вам нужно будет найти одного человека! – сказал он.

– Шеф, а отговорки принимаются? – забеспокоилась Улита.

– Принимаются. Как же иначе? – заверил ее Арей. – Но исключительно посмертно! Кто желает отказаться?

Желающих не оказалось.

Глава 5

Страж № 13066

– За ту вторую я как раз меньше боюсь. Ее смирить чуть-чуть надо и все. Представь: торчит в доске горделивый, глупый, новый гвоздь, всех царапает, всем штаны рвет. По нему тюкнешь слегка молотком и стал на место. Всё красиво, всё в порядке. А вот если гвоздь глубоко в дерево вдавлен, да еще без шляпки, да еще зажатый весь, скрюченный, обиженный на весь мир, а его вытянуть нужно – тут уже требуется повозиться. Иной раз всю скамейку раскурочишь и плоскогубцы сломаешь, а гвоздь не распрямишь.

Воробьи моржевали в лужах, кокетливо подернутых бензиновой пленкой. Кто-то нашептал им, что завтра будет тепло. По Астрадамской улице бродила грустная дворняга, похожая на волчицу, вскормившую Ромула и Рема. Озираясь, она искала еду для щенков, спрятанных в закутке между самовольными гаражами. Кто-то сердобольный метнул из окна длинную связку сосисок, и дворняга волокла их, заглатывая на ходу.

Депресняк, вымотанный после мартовского буйства, тощий, с ребрами, обозначившимися четко, как клавиши рояля, целые дни проводил на крыше. Расслабив обвисшие крылья и подрагивая хвостом, он лежал на самом краю, на жестяном козырьке, и рассеянно нюхал ветер. В эти часы он не реагировал даже на пролетавших голубей, которые в любое другое время были бы восприняты им как перелетная стайка вкусных котлет.

Изредка он лениво опускал морду и равнодушно посматривал вниз – туда, где шумная толпа озеленителей, возбужденная теплым весенним днем, топталась у общежития, галдела, размахивала руками, бодро перекрикивалась с теми, кто оставался внутри. Грохотала музыка. На газон дождем летели окурки, бумажки и шершавые, загадочные, неразделимые на слова предложения.

Дафна стояла у плиты рядом с окном. Раскаленная сковорода шипела и плевалась. Даф надкалывала скорлупу флейтой, выливала яйцо на сковороду и отпрыгивала, чтобы на нее не попали брызги.

Мефодий, ради которого эта яичница и созидалась, спал на диване, согнувшись и подтянув к груди колени, умиротворенный как эмбрион. Рот его был приоткрыт, сложенные ладони смирно лежали под щечкой в лучших традициях средней группы детского сада. Даф знала, что когда Меф спит в такой позе, из-под него можно безопасно вытащить диван – всё равно не проснется.

Она мельком подумала, что если сейчас заснять его, то не исключено, что после Буслаев не оценит юмора и порвет снимок в клочья. Мужчины нередко представляются себе более роковыми, чем они есть на самом деле. Отбирать же у человека иллюзию опаснее, чем у детдомовца пряник: запросто можно получить по голове чем-нибудь более весомым, нежели простой аргумент. Именно поэтому на иллюзии, даже ложные, посягать не следует. Через какое-то время они отмирают и сами.