Роман Лейбов - Разделить на сто Страница 17

— Стасик, сушек возьми с собой на всякий случай, — сказала Таня, — и ты, Юрка, тоже. А я ещё Семёновой позвоню из автомата, ладно?

И Таня, сунув друзьям в руки несколько сушек, не дожидаясь ответа и легкомысленно нарушая только что выработанный план, побежала к телефонной будке на углу Кольцова и Чернышевского.

Покуда в трубке сквозь шипение и хрип раздавались бесстрастные длинные гудки, которые так и не смогли, как мы помним, победить богатырского сна Наташи Семёновой, Таня увидела, как вслед за удаляющимся по улице Кольцова Бородой с видом мнимого безразличия идёт Юра Красицкий, как следом, стараясь не отставать, но всё же отставая немного от намеченной дистанции, движется Стасик. Подождав ещё немного, Таня отмерила на глаз пятнадцать шагов и пошла за Левченко.

XLIV

В голове Марата Маратовича Голландского, следовавшего в первом вагоне того же третьего трамвая, одновременно жили две думы. Они сидели в одной голове, как лягушка и кузнечики в его ящике: прямо не соприкасаясь, но всё время взаимодействуя и перекликаясь через перегородки и стены баночек друг с другом.

Первая дума была следопытской: Марат Маратович размышлял о том, удастся ли ему вывести похитителей на чистую воду и вернуть своё имущество. Вторая дума бывшего арбатовского бухгалтера касалась вопросов общественного приличия: никогда ещё ему не случалось ездить на трамвае в майке, пижамных штанах и зелёных «вьетнамках» на босу ногу, и теперь он тревожился, не зная, насколько это принято в Брюквине.

Вот что получилось бы, если бы кто-нибудь попытался заглянуть в голову пенсионера и записать услышанное там:

— В Арбатове-то теперь многие так ходят. Особенно из молодёжи. Но то Арбатов. Юг. И молодёжь. Пионеры, школьники, будь они неладны. Где, интересно, они ящик спрятали? Трамвай к причалу подходит, там и рыбалка. Нет, не вышли. В город едут. Господи, как же я по центру в пижаме? Меня же арестуют. Арестуют, а я тогда им так и скажу: товарищи милиционеры, обратите внимание, а если что, позвоните в отделение… Какой у них номер отделения? Неважно. Галлиулину позвоните, он подтвердит. Хуже, что тапочки резиновые. Если они побегут, я не догоню. И зелёные такие, как та лягушка. Эх, где теперь моя лягушка? А что штаны от пижамы, могут и не догадаться: может, я из санатория. Тут есть, интересно, рядом санаторий? Психдом точно есть, Португалыч говорил. Да, в пижаме, майке, шлёпки резиновые на босу ногу. И ещё бинокль этот на пузе. Типичный психический пациент. Сбежал, скажут. И про лягушку не послушают. Да, может, никто и не остановит. Лето ещё. И Брюквин — тоже, в сущности, юг. Не Анадырь. Вон товарищ с бородкой тоже на босу ногу на остановке садился. Сандалии, конечно, не тапочки, но в майках теперь многие ходят. Особенно в Арбатове. Из молодёжи. Вообще распустились люди. Несовершеннолетние ящики воруют и на трамваях разъезжают. Вон, билеты прокомпостировали. Мы-то на «колбасе» ездили, когда беспризорничали. А ящиков не воровали. Ну, то есть… замнём… Да, потерял страх народ. И бороды ещё отпускают себе, как священнослужители культа. Господи, кстати — как там кузнечики?..

Но никто не заглядывал в голову Марату Маратовичу, который вышел из трамвая на остановке «Клуб пищевиков», осторожно перешёл через небольшую площадь и занял наблюдательную позицию близ киоска «Союзпечать», откуда отлично видно было, как похитители растянулись в цепочку: девочка побежала вперёд, на угол, а за ней проследовали незнакомый мальчик в очках и давешний рыжий бандит. На углу Голландский чуть не столкнулся с девочкой, выскочившей из телефонной будки, что укрепило уверенность пенсионера в преступных намерениях троицы малолетних бандитов.

Бандиты между тем вели себя странно. Передового пионера близорукий Марат Маратович различал плохо, поэтому вынужден был ориентироваться на заметного издали рыжего и следовавшую за ним девочку. Пройдя немного по улице Кольцова, оба похитителя остановились: рыжий наклонился завязать шнурки, а девочка внезапно спряталась за ствол каштана, выкрашенного, как все каштаны в Брюквине, внизу белой известью. Остановился и Голландский.

Рыжий просидел согнувшись не меньше минуты — и вдруг разогнулся и отправился дальше по улице Кольцова.

Тут же и девочка выскользнула из-за дерева, аккуратно отряхнула синюю юбку от извёстки и проследовала за соучастником.

Они прошли совсем немного, и всё повторилось: рыжий завозился со шнурками, а девочка спряталась за очередной ствол.

Голландский воспользовался передышкой, вытряхнул из зелёных резиновых тапок набившиеся туда камешки и понял, что погоня будет тяжёлой и упорной.

XLV

— Погоня, — подумал в тот же самый момент Юра Красицкий, поправляя очки, — будет упорной и тяжёлой.

Борода двигался по улице Кольцова, не отвлекаясь на окружающий мир: его внимание привлекали, казалось, исключительно строения, расположенные на той же стороне улицы, да и то не все. Миновав угловой скверик, фанерный щит с центральными и местными газетами и небольшой фонтан в виде очищенного апельсина, разделённого сверху на дольки (фонтан назывался «Дружба народов» и был подарен Брюквину знаменитым скульптором Звиадом Гвердцители), он поравнялся вскоре с ничем не примечательным красным трёхэтажным кирпичным домом и зашёл в его единственный выходящий на улицу подъезд, откуда очень быстро вышел и, потряхивая бородатой головой, миновал без остановок один дом, тоже кирпичный, красный и трёхэтажный. В следующем, пятиэтажном доме на первом этаже был «Гастроном», подъезды располагались во дворе. Подав Стасику знак не трогаться с места, Юра осторожно двинулся во двор. Шпион в это время как раз входил в первый подъезд, который вскоре покинул для того, чтобы по очереди зайти затем в три остальные.

Выйдя вновь на улицу Кольцова, Борода безо всякого интереса прошёл мимо строящегося уже шестой год кинотеатра «Юбилейный», здания со сберегательной кассой и даже мимо знаменитого дома культурного купца Осьмирогова, не вызвавшего у шпиона никакого интереса. Зато у следующего дома он остановился, хотя и ненадолго: здесь располагался роддом, тот самый, где появились на свет близнецы-Красицкие и где трудился доктор Кащеев, не в последний раз появляющийся в этой истории. Роддом вызвал у шпиона какие-то неопределённые эмоции, он потряс бородой туда-сюда и направился дальше. Уже в самом конце недлинной улицы Кольцова молодой человек вновь остановился и заглянул в свой блокнотик, перелистав его и сделав какие-то пометы. Затем он свернул на улицу Слепцова и шёл по ней довольно долго, до серого дома с пыльными лепными знамёнами и завитками ложных колонн на фасаде. В этом доме, в котором жили многие городские начальники прежних времён, было пять подъездов, и шпион, войдя в утопающий в зелёной тени деревьев двор, ненадолго зашёл в каждый из них. Дальше потянулся длинный фасад какого-то учреждения, Борода ускорил шаги.

«Как там Левченко? — подумал Юра. — Не отстаёт?» Он оглянулся: Левченко не отставал, Петрушкина тоже виднелась в отдалении. Шпион прошагал довольно долго без остановок, затем притормозил у старого пятиэтажного дома, вновь обошёл все подъезды, вышел на улицу, немного постоял у сороковой английской школы и заглянул затем ещё в два места на улице Слепцова. Выйдя из последнего дома, он поглядел на часы и что-то снова отметил в своём блокнотике. После этого шпион преспокойно перешёл улицу и, как самый обыкновенный честный человек, направился в молочное кафе «Снежинка», чтобы расположиться там с подносом у стойки. Сквозь стеклянную стену «Снежинки» можно было увидеть, как шпион, не покупая никакого молока, ставит себе на поднос компот и второе и садится за столик лицом к окнам. Юра, наблюдавший за шпионом с противоположной стороны улицы, повернулся к Стасику и подал ему знак: все сюда. Стасик повернулся к Тане Петрушкиной и тоже просигналил сбор.

Пока шпион, запивая компотом блюдо под названием «Азу по-татарски», сняв тёмные очки и близоруко щурясь, перелистывал свой блокнотик с «Авророй», надёжно укрытые от его взглядов будкой сапожника оповцы обсуждали создавшуюся ситуацию. Дедуктивные выводы Стасика Левченко и сон Тани Петрушкиной подтверждались: Борода вёл себя странно, нетипично и подозрительно. Но что он делал в подъездах? Это необходимо было выяснить.

Очевидно было, что государственные учреждения не привлекают внимания шпиона. Он интересовался исключительно жилыми домами. Стасик высказал предположение: шпион печатает на машинке что-то шпионское, а потом передаёт это своим связным. Левченко припомнил слова Приставалова: процент — это только то, что открыто говорится на закрытом собрании. А на самом деле сколько? Может быть, все пять процентов! Как раз на каждый подъезд набирается по агенту. Правда, непонятно, возразила Таня, почему все агенты шпиона селятся в одних и тех же домах. Это соображение, однако, не смутило Стасика: дома могут быть просто местом, где шпион оставляет свои инструкции. А агенты уже потом ночью съезжаются со всего Брюквина и там, где-нибудь за пыльными плинтусами на пустых лестницах между спящими этажами, находят записки, написанные невидимыми чернилами. На это Юра заметил, что машинки не умеют печатать невидимыми чернилами, мальчики заспорили, и Таня вынуждена была прервать их. Так или иначе, следовало проникнуть в подъезд следом за шпионом и исследовать место преступления. Поскольку, как заметил Юра, сумка подозрительного молодого человека опустела пока лишь наполовину, можно было предположить, что он продолжит сегодня свою преступную деятельность.