Владислав Крапивин - Дырчатая Луна Страница 18

…Луна закрыла Солнце полностью. Пунцовый серп исчез, и в тот же миг вокруг черного диска зажглась бледная лучистая корона. Лесь дернул в сторону фильтр. И корона засияла золотом!

Но не этот свет и блеск нужен был Лесю. Сердце у него колотилось лихорадочно, и приходилось делать частые глотки, чтобы удержать его в грудной клетке.

Ну где ты, где, единственный нужный лучик?

И вот – случилось. На бархатно-угольном круге проклюнулась колючая звездочка.

Лесь охнул, схватил «лейденскую» банку, приставил отверстием к окуляру. И сразу понял – есть энергия! Банка наполнилась плотной, увесистой теплотой… Не лопнула бы! Лесь щелкнул резинкой жестяного затвора. Банку прижал к груди, а сам опять глянул в окуляр.

Полного затмения уже не было. Черный диск тихо двигалса и снова открыл – теперь с другой стороны – солнечный серп. Без фильтра серп казался ослепительным, Лесь засмеялся и заморгал.

Для излучателя у Леся заранее был приготовлен приклад. Выструган из обрезка доски. Вроде маленького самодельного ружья.

Лесь изолентой примотал к этому ружьецу банку. Длинную резинку затвора соединил с проволочным крючком. Нажмешь спуск – откроется в донышке клапан…

– А это предохранитель… – И Лесь медной скобкой зажал спусковой крючок. – А то надавишь нечаянно и знаешь, какая сила вырвется, ой-ой-ой… И вдруг в кого-нибудь вляпает случайно!

– Но это же добрая сила, ты сам говорил, – опасливо напомнила Гайка.

– Добрая энергия тоже может сжечь, если сверх меры. Как Солнце…

– А что она еще может? – серьезно спросил Ашотик.

– А вот это как раз и надо выяснить…

– Она может злых людей делать добрыми, – сказала Ашотику Гайка. – Помнишь, Лесь объяснял?

– Но это еще не точно. Попробовать надо… – Лесь покачал в ладонях излучатель.

Ашотик своими пушисто-коричневыми глазами посмотрел на Гайку, на Леся. Спросил еле слышно:

– А… оживлять людей, которые умерли, не может?

Тихо стало, как на Безлюдных пространствах. Даже Кузя, который сидел на плече Ашотика, словно засох.

– Наверно, нет… – виновато выговорил Лесь. – Тут уж ничего не поделаешь… Разве что того, кто умер минуту назад и в нем еще хоть крошечная капелька жизни… Это как аккумулятор. Если разряженный, можно зарядить снова, а если разбился, то никак…

Ашотик взял Кузю на ладонь, дохнул на него. Тот ожил, кувыркнулся. Но Ашотик не стал веселее.

– Можно, я пойду домой? – И объяснил, чтобы не обижались: – Я по Денису соскучился. А он, наверно, по мне…

Лесь покосился на Гайку. Ему до сих пор было неловко, что Дениса он подарил Ашотику, а не ей. Хотя Гайке на день рождения он принес драгоценную вещь – стеклянный кубик от шкатулки Це-це.

Едва Лесь подумал о Це-це, как она оказалась легка на помине. Появилась в калитке с авоськой, полной банок с зеленым горошком.

– Лесь, какой ты умница, что сказал мне про этот магазин! Я истратила на горошек все деньги, но ведь это такой дефицит? Теперь мы с запасом на зиму!

Лесь почувствовал, как он краснеет. Хорошо, что под загаром не видно.

– Тетя Цеца, давайте сумку, я унесу на кухню!

– Спасибо, мой хороший!.. Я еле дотащила эту тяжесть. Но самое тяжелое – стоять в очереди. Там все словно… враги друг другу. Бабушка, дряхлая совсем, умоляла: пустите, голубчики, устала я стоять, мне всего одну баночку. Так ее из магазина в шею… Я заступилась, но тут и меня чуть не съели…

Лесь потускнел и потащил авоську в дом. Выгибаясь от тяжести. Излучатель висел у него за спиной, будто автомат на ремне. Гайка смотрела вслед. И вдруг представила, как Лесь, расставив ноги, перехватывает излучатель и веером хлещет из него невидимой жаркой энергией – по тесной очереди хмурых, отравленных злобой людей…

И что же люди? Размякнут, заулыбаются, кинутся вслед за старушкой, которую прогнали? С удивлением и неловкостью глянут друг на друга? Будто проснутся: что это с нами было, люди?..

Гайке не верилось… Но ведь Лесь до сих пор никогда не обманывал.

А Лесь уже возвращался:

– Ашотик, давай я унесу Кузю. А потом мы тебя проводим…

Лесь и Гайка отвели Ашотика домой и пошли к Большой гавани, на Адмиральскую набережную. Лесь, кажется, знал, что ему делать. Гайка не спрашивала, просто шла рядом. Была в ней непонятная тревога.

С высокой набережной виден был выход из бухты, перегороженной бонами, и другой берег, называвшийся Батарейная слобода. И мыс, где стоял полукруглый старинный форт.

Сейчас форт был наполовину закрыт серым корпусом крейсера-авиаматки «Ла?донь». Название авиаматки полагалось говорить с ударением на «а». Но все ее называли «Ладо?нь» или «Ладо?шка». На широкой стальной палубе – будто и правда на ладони, как уснувшие мухи, – сидели боевые вертолеты. По бортам торчали расчехленные ракетные установки, похожие на кусочки пчелиных сот.

Город был спокоен и тих. По набережной и бульвару гуляли взрослые и ребята. Здешние и туристы. От музыкального фонтана доносилась переливчатая мелодия. На стальную великанскую «Ладошку» смотрели спокойно. Но в этом спокойствии была усталость. Так люди, живущие рядом со складом боеприпасов, устают от страха и уже не думают о постоянной опасности…

«Ладонь» хотела уйти. В другой порт, на базу другого флота, который теперь считался заграничным. И подняла нездешний флаг. Так решил командир авиаматки, и его поддержал экипаж.

Штаб запретил уход. Пригрозил «принять все меры» и привел в готовность береговые батареи. «Ладонь» расчехлила установки. После чего в штабе начались долгие и бесполезные переговоры. Авиаматка с раскаленной от солнца палубой уже неделю стояла у выхода из бухты – громадная, стальная, неумолимая. На корабле и на берегу боевые вахты дежурили у пусковых пультов. На площадях и в скверах порой собирались митинги – кто за «Ладонь», кто за штаб. Тех и других иногда пытались разогнать парни в пятнистых робах и лиловых беретах. Один раз с лиловыми беретами крепко сцепились черные – морской десант. Правда, без стрельбы, врукопашную. Досталось и тем и другим.

Дядя Сима сказал по этому поводу:

– Р-романтика гражданской войны… Мало что на Горном берегу все передрались, так и нашим не сидится. Адмиралы грызутся за власть, а у лейтенантов и мичманов зуд под копчиком. И матросики туда же…

Лесь крепко сжал излучатель.

– Гайка, если сейчас лучом по «Ладошке»! Может, пропадет у них агрессивность? А то ведь шарахнут из установок, тогда половина Батарейной слободы в дым…

– Давай, Лесь, – неуверенно согласилась Гайка.

Лесь уперся локтями в гранитный парапет… Вот тут-то и подошел Вязников.

– Чем это вы занимаетесь? – Видно было, что он прячет под ленивой усмешкой настоящее любопытство.

– Играем, – сказала Гайка миролюбиво. И посмотрела на Леся: «Не задирайся, ладно?» А он и не собирался. Хотя и досадно было, что Вязников помешал.

Вязников тронул пальцем банку. Спросил совсем серьезно:

– Это что? Космический бластер?

– Да, – сказал Лесь. Он ведь ничем не рисковал. Все равно Вязников не догадается. – Особый излучатель. Сейчас шарахну по «Ладошке» секретной энергией, и там сразу раздумают ракетами грозить.

– Не надо, Лесь, – вздохнул Вязников. Будто поверил. – У меня там старший брат. Мичман.

– Но это же безвредно для людей! – быстро разъяснила Гайка. – У них только злость исчезнет.

– И тогда их с батарей раздолбают, как плавучую мишень, – тихо сказал Вязников. – Или ночью десант возьмет их тепленькими.

Гайка глянула на Леся:

– Тогда, может, облучить батареи?

– Отсюда не достать, – насупленно объяснил Лесь. – И вообще… Чем «Ладошка» лучше батарей?

– На батареях у меня дядя, – сказал Вязников. – Папин брат. Старший лейтенант… Ладно, пока… – И пошел, покачиваясь. Тонкий, слегка согнувшийся. Почему-то грустный.

И Лесь неожиданно сказал ему в спину:

– Вязников! Ты правда уедешь отсюда?

Он остановился, посмотрел через плечо:

– Не знаю. Может, да, а может, нет. Как получится у родителей, – и пошел опять. И скрылся за каштанами.

– Лесь, не надо нам соваться в эти дела, – негромко, но твердо сказала Гайка. – Мы же не знаем, кто прав, а кто виноват. И вообще… там брат, а там дядя…

– Да никто не прав! Все посходили с ума: и дяди, и братья! – Лесь чуть не заплакал.

– Но у тебя же не хватит энергии на всех!.. Лесь…

– Что? – ощетиненно вскинулся он.

– Ты же сам говорил: виноваты инопланетяне! Если сбить их излучение… – Она смотрела не на Леся, а куда-то назад и вверх.

Лесь посмотрел туда же.

Над каштанами Адмиральского бульвара видны были крыши Сигнальной горки. А над крышами блестел голубой куб новой метеостанции с белым шаровидным чехлом антенны.