Владислав Крапивин - Тридцать три – нос утри… Страница 18

4

За один раз поведать все известные ему истории о Робин Гуде Винька не смог. Пришел снова и снова. Потому что Кудрявая каждый раз спрашивала: “Придешь еще?” И он говорил: “Ладно уж…”

А в середине ноября такое совпадение!

– Кудрявая! В “Победе” новое кино идет, трофейное! “Приключения Робин Гуда”! Говорят, цветное! Хочешь?

Она опустила голову – тихая такая среди гвалта школьной перемены.

– Я не знаю… У нас, наверно, денег нет…

У Виньки была лишняя трешка: он копил деньги на трехцветный фонарик – их иногда продавали в “Электротоварах”. Он подумал пять секунд и героически решил:

– Ладно! Все равно пошли!

– Нет, я сперва у мамы спрошу.

– Ну, пойдем спросим…

Мама разрешила. И дала Кудрявой три рубля на билет. И Кудрявая тихо цвела от счастья: и по дороге в кино, и обратно.

– Мировая картина, да?! – поддерживал радость Винька. Разноцветный Робин Гуд все еще лихо махал мечом перед его взором.

– Ага… – с улыбкой выдохнула Кудрявая. – Все как ты рассказывал. Только у тебя еще лучше…

– Ненормальная, – искренне обиделся Винька за расчудесный фильм.

– Нет, правда… – Она вдруг быстро заковыляла вперед, хитровато оглянулась на Виньку.

– Ты куда? – Дело было рядом с лестницей, а Кудрявая вдруг – мимо.

– Там подальше другой спуск есть!

Вот это был спуск!.. Погода стояла уже зимняя, и на крутом склоне оврага ребята накатали ледяную полосу – фанерками, сумками, штанами. Сверху донизу. Кудрявая еще раз оглянулась на Виньку и бесстрашно ухнула вниз (только длинные меховые уши взметнулись).

Виньке что делать-то? Зажмурился – и следом… Мамочка! Завертело, понесло на животе, на спине…

Внизу Винька встал, отряхнулся, подобрал приехавшую следом шапку.

– Ну, К-кудрявая…

Она тихонько смеялась рядом.

И Винька подумал: как хорошо, что они сейчас придут к ней домой и сядут у печки и будут снова разговаривать про Робин Гуда, и бабушка или мама дадут им по кружке горячего сладкого чая, и…

Суровая жизнь едва не разбила Винькины мечты. Она эта жизнь, придвинулась вплотную в лице пяти незнакомых мальчишек. Мальчишки были, как потом Винька узнал, с Зеленой Площадки, что находилась неподалеку. Самый высокий, в кожаном шлеме летчика, сказал без малейшего дружелюбия:

– Чё тут посторонние делают, которые не с нашей улицы?

– Эдька, не лезь, – испуганно попросила Кудрявая. – Он ко мне идет, а не к тебе…

– А ты, Я га, не пикай. Пускай идет, если охота, по лестнице. А мы эту катушку своими ж… не для чужих намыливали.

Мысли у Виньки прыгали. О том, что и здесь, оказывается, Кудрявую зовут Ягой; что бежать нельзя – позор хуже смерти; что без драки дело не кончится и надежды никакой…

Он все же попытался воззвать к здравому рассудку здешних жителей:

– У ваших ж… убавилось, что ли, если один посторонний человек один раз здесь скатился?

Скуластый пацан в ватнике до колен и клочкастой шапке деловито сообщил:

– У наших не убавится, а ты по своей щас поимеешь… – И нацелился разлапистым валенком дать чужаку пенделя.

– Пятеро на одного, – уныло сказал Винька.

Длинный Эдька засмеялся:

– Чё пятеро-то! Выбирай кого хочешь!

Да, Винька знал: скопом не полезут. Не было во времена Винькиного детства такого подлого обычая, чтобы все на одного. По крайней мере, среди ребячьего народа – не было. Но Винька понимал: отмахаешься от одного, тут же выставят другого, третьего… Да и как отмахаешься, если руки ослабли и внутри от страха – будто безвоздушное пространство?

Но счастливая судьба в тот день помогала Виньке! На помощь примчались Шурилёхи. Как люди Робин Гуда! Они друг на друге съехали сверху и мигом разобрались в обстановке.

– Ширяйчик, а ну, кончай! Это же Греев из нашего класса! Он Ягу всегда провожает! Чего такого!

– Чего ему от Яги надо-то… – пробурчал Эдька. Уже без агрессивности.

– Закорешились, вот и ходит с ней, – сказал один Шурилех (кажется, Шурка). Дело, мол, обыкновенное.

Тот, что в телогрейке и в большущих валенках (маленький, а настырный), непримиримо заявил:

– Корешились бы в школе, а не на нашей горке. Ходят тут…

Другой Шурилех объяснил ему, неразумному:

– Ты, Груздик, соображай, на кого скёшь. Он за Ягу даже Пузырю один раз рожу начистил.

Пятиклассник Эдька Ширяев был не лишен сообразительности и благородства (потом Винька в этом убеждался не раз). Груздику Эдька натянул шапку на нос, а Виньке сказал:

– Так бы и объяснил сразу… А ты, Валька, тоже: по уму ничего не скажешь, моргаешь только.

– Я не просто моргаю. Я хотела снег за шиворот тому, кто полезет…

Тогда все засмеялись (даже Груздик) и Винька сразу сделался почти что свой.

А скоро он стал законным соседом этих пацанов с Зеленой Площадки. Потому что в декабре Людмила, Николай и Галка перебрались в дом над оврагом. Этот адрес подсказала Виньке бабушка Кудрявой. Услышала от него, что старшая сестра с мужем и дочкой маются без жилья, и помогла.

Николай часто уезжал, Винька ночевал у сестры, помогал возиться с Галкой (она была добрая и совсем не ревучая). А от дома тети Дуси до мазанки Зуевых в овраге – рукой подать. Съедешь на лыжах-коротышках до Туринки, а там вдоль кустов до “хуторка” метров двести…

Мама и бабушка Кудрявой привыкли к Виньке, смотрели совсем как на своего. С бабушкой Винька и дрова пилил, и печку растапливал, и однажды помог починить перекошенную дверь.

– Халупа эта при царе Александре построена, – бодро жаловалась бабушка. – Еще моим старым дядюшкой, который купил этот участок за копейки. Одиночка был и чудак, прости его Господи… Вот снесет нас однажды паводком, куда денемся?

В халупе были кухня и комната – низкая, но просторная – с четырьмя кривыми окошками на две стороны. Стояла в комнате обширнейшая кровать со спинками в виде лебедей, выгнутых из железных прутьев. На ней спали бабушка и Кудрявая. А еще одна кровать – узкая и простая, как солдатская койка, – была мамина.

Был здесь также стол под синей клеенкой, посудный “буфет”, этажерка с книжками, дощатый облезший шкаф и разного (но одинаково старого) вида стулья. Среди этих неказистых вещей чужим выглядело тоже старое, но все же аристократическое пианино с медными подсвечниками. Кудрявая сказала, что это инструмент двоюродного дедушки.

Иногда она садилась к пианино и наигрывала разные мелодии. Некоторые – довольно бойко. В том числе и “Танец маленьких лебедей” хорошо известный Виньке.

– Тебя кто учил? – спросил он однажды.

– Мама.

Винька удивленно примолк. Кудрявая поняла.

– Мама ведь не всегда была сторожем…

– А… кем?

– Она в клубе работала и в библиотеке… А потом мы сюда к бабушке в эвакуацию приехали из Дмитрова. Тут уж какая работа нашлась, такая и ладно…

Винька чуял: что-то здесь не так. Но с расспросами не лез. И про отца Кудрявую не спрашивал. А однажды бабушка проговорилась, что отец умер еще до войны и даже до рождения Кудрявой, за два месяца.

– Ниночка тогда так изводилась, бедная. Может, потому Валечка и родилась такая… А Константина, папу ее, ох как жалко. Видный был мужчина, пост занимал, и вдруг в одночасье…

Что “в одночасье”, было неясно. И Винька подумал: “Может, тоже синие фуражки ?”

Незадолго до Нового года бабушка попросила:

– Не мог бы ты, Вин ю шка, нынче заночевать у нас? Меня вечером в гости позвали, друзья-подруги собираются, что были в санитарном поезде, а Нина опять на дежурство уйдет. А Валентина-то наша такая трусиха, если за окнами темно, ни за что одна дома сидеть не будет…

Винька обмер. Представил сразу это “за окнами темно”. И заснеженную халупу на отшибе от всякого другого жилья. А если еще и свет отключат на ночь? Такое в ту пору случалось нередко.

Звонким от искусственной храбрости голосом он пообещал:

– Я… ладно! Конечно!

– Дома-то отпустят?

Тут бы и спохватиться: “Ой, я не знаю… Могут не отпустить. Мама за меня всегда так беспокоится”. Но черт его дернул за язык:

– Людмила отпустит! Я все равно сегодня хотел у нее спать.

Людмила, конечно, отпустила:

– Давай охраняй свою Кудрявую. Дело рыцарское.

Ей-то что! Хорошо ей в доме, полном людей…

5

К Зуевым Винька отправился в восьмом часу. По оврагу идти было не страшно, светила круглая луна. Да и Людмила, накинув пальто, долго смотрела с “палубы” Виньке вслед. И лыжи так весело: хрусть-скрип, хрусть-скрип. Не робей, мол.

Бабушка накормила Виньку и Кудрявую вареной картошкой с молоком, постелила Виньке на узкой, “Ниночкиной” кровати и ушла. Сказала на прощанье:

– К полуночи приду обязательно. А вы допоздна не сидите, ложитесь спать, я дверь своим ключом отопру…