Владислав Крапивин - Рассекающий пенные гребни Страница 18

– Ну… и не буду отбрыкиваться. Лишь бы исполнилось.

Ну, чем еще можно было его разубедить?

– Смотри, – вздохнул Оська, – как надо лезть вниз. Держишься крепко, но не до судорог. Ногу ставишь на эту перекладинку, как на ступеньку… – В звеньях якорной цепи были перемычки (есть у них специальное морское название, но Оська его забыл). – Одну руку можно отрывать, когда стоишь двумя ногами. А ногу менять – если двумя руками держишься… Если устанешь или закружится голова… или чересчур страшно сделается, прижимайся к цепи всем телом. И лицом. И закрывай глаза. И говори: “Цепь, ведь я твое колечко, мы с тобой срослись навечно”… Отдохнешь и спускайся опять. Вот так…

Все это Оська показывал на цепи. На том ее куске, который шел от камня до обрыва.

– Понял? Теперь попробуй сам…

Норик стал пробовать. Перебирал суставчатыми конечностями, как большое насекомое. Незагорелые части рук и ног высовывались из короткой юнмаринки, показывая, что загар мальчишкин недавний, непрочный… Норик прижался к цепи, шумно подышал. Спросил:

– Получается?

– Вроде бы получается…

– Ну… тогда я пошел, да?

У Оськи уже было холодно и пустовато внутри. Как в тот раз .

– Постой. Я пойду первым.

– Ты?! Зачем?!

– Балда! Чтобы держать тебя, если скиснешь!

Оба помолчали, глядя в разные стороны. Норик тихо и решительно заявил:

– Тогда я не полезу.

– Ага! Не полезешь сейчас ! Придешь потом, без меня…

Норик молчал, светясь красными ушами.

Оська сказал:

– Как хочешь. Тогда я полезу один.

– Зачем?!

– А просто так!

Норик посмотрел… и все понял. Не разойтись им на этом обрыве. Он глянул вверх. В небе – уже не синем, а сероватом – летели пепельные клочки облаков.

– Кажется, портится погода…

– Наверно. Осень ведь. В это время начинаются равноденственные шторма… Но за ближние полчаса еще не испортится… – Оська понимал, что Норик просто хочет спровадить его домой… Или уже не хочет?

– А это ведь наверно не будет считаться, если вдвоем? Для исполнения желания-то… – сказал Норик нерешительно.

– Будет, будет! Главное – подержаться за медную ручку… Давай скорее, а то и правда рассвистится. – Ветер уже нервно дергал их юнмаринки.

Это было совсем не так, как в прошлый раз. Оська теперь почти не боялся за себя – не до того было. Зато он отчаянно боялся за Норика. Впрочем, и за себя тоже: если с Нориком что-то случится, это, значит, и с ним, с Оськой! Они с Нориком теперь как бы на одной оси… “Ось-качалка”… Нет, не надо качаний.

Цепь – такая тяжелая, такая монолитная – все же ощутимо колебалась под мальчишечьими телами. А ветер стал плотнее – неустанно трепал юнмаринки. Ровно гудел в ушах. И цепь гудела, передавая телам отдельную от колебаний тонкую вибрацию звука.

Норик опускался довольно умело. Не проявлял боязни. Хотя кто его знает? Глянешь вверх и видишь над лицом только босые незагорелые ступни. Обувь оставили наверху. Иначе нельзя. Кроссовки и сандалии скользили бы на круглых перемычках цепных звеньев… Они называются… “контры… форты…” тьфу! “Контрфорсы”! Папа же говорил!

– Норик, ты как там?

– Не знаю… Кажется, ничего…

Вот балда! Нет чтобы сказать “нормально”.

– Держишься?

– Да… Пока держусь…

“Пока”! Ничего себе…

– Ты делай, как я говорил! Закрой глаза и прижмись!

– Ладно!

Однако он равномерно опускал то одну ногу, то другую. Толчок – толчок. Толчок – толчок…

Цепь заметно провисала. Поэтому сперва скальный обрыв был совсем близко, и это слегка успокаивало: все же рядышком земная твердь. Но твердь постепенно отдалялась, и вокруг нарастала пустота. Шумела, шумела ветром, трепала рубашки. Оська вдруг будто глянул на себя и Норика издалека – с платформы станции “Черная речка”. Они как два флажка на цепном фале: один желтый, другой клетчатый, с бело-синими квадратами. Интересно, что означает такой двухфлажный сигнал, буквы “Q” и “N”?

“Ку, Эн… Почти “Куин”. “Королева”. Ох, при чем тут королева?”

А что, если заметят снизу и на станцию прикатит полиция? Пожалуйте, господа “маринованые”, в фургон с решетками!.. Хотя такого ни разу не случалось… Так же, как и того, чтобы кто-то загремел. Но если всем, кто спускался раньше, везло, у Оськи и Норика больше шансов загреметь… Что за подлые мысли! Не смей!

– Норик, ты держишься?

– Кажется, да… Голова почему-то кружится…

– Зажмурься! Спускайся на ощупь!

– Я так и делаю! Давно уже…

“Как давно? Сколько времени прошло? Далеко ли до площадки?”

Посмотреть бы вниз, но нельзя…

– Оська… Я почему-то ослабел весь…

– Держись! – Оська толкнул себя вверх на три звена – рывком! Уперся головой в костлявый зад Норика, грудью прижал его ноги, обхватил их вместе с цепью.

– Зажмурься крепче! Не смотри никуда, отдышись!.. Помнишь: “Цепь, ведь я твое колечко…”

– Да. Я повторяю…

– Ты не бойся! Мы ведь уже совсем близко от церкви.

– Правда?

– Конечно!

– Тогда пошли…

– Ты можешь?

– Да.

И опять: толчок – толчок, толчок – толчок. Колебание цепи в пустоте…

Когда-то цепи покрыли черной краской. Теперь она отскакивала чешуей, царапала ноги и ладони. Порой до крови. И язвочки ржавчины въедались в кожу. Ну да пусть, лишь бы скорее вниз. И даже сторож внизу уже не страшен. “Кажется, его зовут Сильвер, как в “Острове сокровищ”, – вспомнил Оська рассказы пацанов. Тех, кто будто бы попадал Сильверу в лапы…

Справа показался крест колокольни – Оська увидел его краем глаза. Ух, значит позади две трети пути.

– Норик, мы правда уже близко…

– Оська! Я зацепился!

Оська глянул вверх. Край штанины у Норика наделся на головку нагеля – это такой болт на могучей такелажной скобе, она соединяла две смычки цепи. Какой олух поставил ее сюда вместо специального круглого звена! Решили, что, если не на корабле, то можно!

– Сделай шаг вверх!

– Ось… я не могу. Правда…

– Тогда вниз! Пусть рвется!

– Не пускает…

– Сильнее вниз!

Материя треснула.

– В порядке?

– Ага… Только распластал…

– Наплевать. Починим как-нибудь… Не бойся, уже скоро площадка…

Крест колокольни ушел вверх, показались чешуйчатые маковки и луковичный купол.

Еще вниз…

– Норик, теперь правда совсем близко!

– Да, я вижу…

Справа был уже сруб, кованая решетка окна. Сейчас, если даже свалишься, то не беда. Лишь бы не мимо площадки… Вот и все! Оська прыгнул на доски. Вытянул руки, принял в охапку обмякшего Норика.

Но тот не долго был обмякшим. Секунд пять. Потом отвердел, осторожно (даже ласково так) освободился. Виновато улыбнулся, прижал к бедру разорванную штанину. Оперся о точеные поручни площадки, глянул вниз, торопливо отошел от края.

– А где же дверь?

– С той стороны. – Оська прочно взял его за руку. И пошли.

Норик шел осторожно. Видать, ощущал под площадкой еще одну громадную пустоту.

Они оказались у резного крылечка со столбиками.

– Ой… – Оська выпустил руку Норика.

Массивных медных ручек с шариками и завитками не было. И медных крестов на половинках двухстворчатой двери не было. Только дыры от винтов… Правда, кто-то уже побеспокоился, прибил новые ручки, самые простые, как в дешевой квартире.

– Жулье, – горестно сказал Оська. – Это те, кто воруют цветной металл. Мало им корабельного кладбища, добрались и сюда…

– Значит, все зря? – Норик уронил руки.

– Да что ты! Почему зря? Можно взяться и за такую ручку! Ведь это же все равно вход в церковь ! И там – святой образ.

– Думаешь, его не украли?

– Конечно, нет! Смотри, дверь не сломана! А она ведь всегда бывает закрыта! Если бы хотели украсть, сломали бы!

Подергали дверь. Она и правда оказалась прочно запертой.

– Норик, ты не сомневайся! Берись за ручку и говори желание! Не зря же ты спустился сюда!

Оськина горячность убедила Норика. В самом деле, не зря же он преодолел такую жуть высоты!

Норик вцепился в ручку тонкими пальцами с ободранными костяшками. Виновато оглянулся на Оську. Тот сразу отошел. Даже отвернулся.

Норик, наверно, шептал свое желание. Неслышно. Зато по-прежнему шумел ветер. Внизу прокричал тепловоз, прогрохотали вагоны. Коротко взвыл ревун пассажирского катера у Чернореченского причала. Где-то далеко в городе играл оркестр, потом бухнула пушка. Наверно, опять развлекали туристов на бастионах Главной высоты.

Норик тронул Оську за плечо.

– Я – всё. Теперь куда нам?

– Теперь просто!

И Оська повел Норика к черному сводчатому входу в скальной стене, за церковью.