Мартин Райтер - Последние Врата Страница 18

Между тем земляной холм уменьшался на глазах. Когда Олаф уставал, его сменял Генрих, потом за лопату брался Питер, затем снова Олаф. Тот, кто отдыхал от труда, внимательно наблюдал за потолком подземелья и за стенами. К счастью, новых обвалов не последовало: то ли странная колдовская сила хранила землекопов, то ли стены и потолок подземелья от времени спрессовались, окаменели. Что касается холма, обрушившегося на барона и ведьму, то он был мягкий, рыхлый, как будто земля обвалилась совсем недавно и не успела слежаться.

Когда большая часть земли «перекочевала» от центpa подземелья в его боковую часть, Питер приостановил земляные работы:

— По правилам археологии, только верхний слой можно снимать грубыми инструментами, — объяснил он. — Теперь мы должны действовать предельно аккуратно и осторожно. Лучше всего щетками или даже руками. Земля рыхлая, мы вполне можем обойтись без лопаты.

Олаф послушно отложил инструмент, друзья опустились на колени, заработали руками. Призрак попытался внести в раскопки свою лепту труда, но так как он физически не мог черпать землю, то со стороны казалось, что он поглаживает ее.

Первым наткнулся на останки барона Крауса Олаф Кауфман.

— О боже! — воскликнул он. — Здесь и вправду мертвец!

В земле белели кости скелета — рука с крепко сжатым кулаком.

Генрих поежился, Питер принялся нервно вытирать руки о штаны.

— М-м-мертвец! — задохнулся он. — Никогда еще не видел настоящих мертвецов.

— Это я, — подземелье огласилось громкими рыданиями барона. — О господи, как ужасно видеть собственные останки... Бедный барон! Бедный я... Какая ужасная участь... Ах, мои несчастные, милые косточки, столько лет вы пролежали в земле, дожидаясь этого часа...

Олаф осторожно очистил скелет. Из-под земли появилось предплечье, затем ребра. Они были сломаны большущим куском камня. Олаф с трудом отбросил валун в сторону, потом легкими движениями смахнул землю слева от ребер, и из земли на друзей уставился пустыми глазницами череп. При виде его барон зарыдал еще громче.

— О, во что превратилась моя бедненькая головушка! Я даже не мог представить себе, что череп барона так же ужасен, как и череп простолюдина. О, горе мне! Горе! Уж никто и по признает теперь в груде этих костей господина барона Фердинанда Крауса фон Циллергута!

Питер, переборов отвращение, стал откапывать ноги скелета Генрих занялся левой рукой покойного. Он сгреб одну горсть земли, другую...

— Ведьма! Куда подевалось ее тело, подавись им демоны?! вскрикнул полным ужаса голосом барон. — Ну, что же вы остановились? Копайте! Скорее копайте дальше!

Генрих почувствовал, как по спине побежали мурашки. Он машинально, с двойным усердием принялся разгребать землю.

— Должно быть еще одно тело? — с любопытством спросил Питер.

— Ты копай, копай, — сказал Олаф.

Слой земли становился все тоньше, вскоре руки наткнулись на каменистый пол.

— Ее нет! — воскликнул барон. — Проклятая ведьма перехитрила меня! О, Матерь Божья, зачем ты оставила меня? Почему?! Моя гибель оказалась глупой и напрасной. О, теперь понятно, отчего я проклят и вынужден скитаться до скончания века в облике ужасного призрака! Горе мне, горе...

— Да не убивайтесь вы так, господин призрак, — сказал сочувственно Питер. — Я читал, что иногда кости окаменевают, как ваши, а чаще всего превращаются в прах. Так что, с научной точки зрения, нет ничего удивительного в отсутствии второго тела.

— Но если придерживаться твоей теории, то первого тела также не должно быть, — возразил Генрих.

— А вот и нет. Если тел было два, они никак не могли находиться в одной и той же точке пространства. А это значит, что на одно из тел могла, к примеру, капать вода, от этого оно, наверно, и рассыпалось. А второе тело не подверглось химическим или физическим воздействиям и поэтому уцелело. Это все равно как фокус с мумиями. Одни мумии хорошо сохранились, а от других осталась одна оболочка из бинтов. А дело, оказывается, в том, что иногда жрецы, пытаясь угодить покойным фараонам, прямо затопляли их всякими маслами и благовониями. Подобное произошло с беднягой Тутанхамоном. Со временем смолянистые масла окислились и самовозгорелись, обуглив не только бинты, но даже царские кости. Все склеилось и превратилось в черную твердую массу. А когда дотронулись до фаянсовых бус на мумии, они тут же развалились — перегорели, можно сказать. Так что вы, господин барон, не расстраивайтесь. Ваша знакомая, кто бы она там ни была, преспокойненько рассыпалась в прах.

— Вы так думаете? — с надеждой спросил призрак.

Питер кивнул.

— Надеюсь, что вы не ошиблись. Очень на это надеюсь, — сказал призрак барона. — Я, правда, не знаю, кто такие эти мумии, но уверен, что в монастырях, где вы обучались, разбираются в таких запутанных вопросах...

— При чем здесь монастыри? — не понял Питер.

— А где же еще могут обитать ученые? — ответил призрак.

— Ну что, рукопись у нас, — сказал Олаф Кауфман. — Теперь мы можем спокойно убираться из этого подземелья. — Он наклонился, потянул скелет за руку. В следующий миг кости рассыпались, устлав каменистую поверхность серой, похожей на пепел массой.

— Так даже лучше, — заметил призрак. — Не так пугающе.

Питер вытащил из рюкзака щетку, смел прах барона в кучку — вышло не больше жмени. Все это Питер аккуратно пересыпал в прозрачный пластиковый пакетик, завязал узелок.

— Ну что ж, мы можем оставить подземелье с чистой совестью, — сказал Генрих. — Здесь нет больше ничего стоящего.

Друзья один за другим выбрались наверх. Генрих покидал подземелье последним и, пока Олаф взбирался по веревке, не мог избавиться от чувства, что из темноты на него кто-то смотрит. Во взгляде не было ничего угрожающего, но не было ничего и доброго — из темноты за Генрихом следил наблюдатель. Равнодушный и беспристрастный, как судья. Поэтому Генрих, лишь только его сверху окликнул Олаф, взлетел по веревке, как взбегает на дерево кошка, за которой гонятся собаки. Он отскочил от ямы, с облегчением перевел дух, а потом вскрикнул, указывая рукой на вход в подземелье. Яма на глазах затягивалась, в темных следах от ударом лопаты зашевелились ростки травы.

Из под земли донесся чавкающий звук, и от дыры не осталось и следа.

— Кажется, подземелье исчезло намеки, — пробормотал призрак барона. Я его больше не чувствую. Странно.

— Это была ловушка, — дрожащим голосом пробормотал Питер и перекрестился, забыв про науку.

— Ну, на все должно быть научное объяснение, — с иронией заметил Олаф. — Что-то типа магнитного поля.

— Мне пора идти, — сказал призрак барона, тревожно вглядываясь в розовеющее небо. — Не люблю света. Жжет... Очень надеюсь, что моя помощь вам пригодилась... Жаль только, что от ведьмы не осталось ни пылинки — мне было бы спокойней, если бы я увидел ее кости.

— Туда ей и дорога, — ответил Генрих. — Спасибо вам, господин Краус, вы очень нам помогли.

Он поднял руку, но вовремя спохватился: как можно благодарить рукопожатием призрака?

— Сейчас мы сходим на кладбище и похороним вас.

— Вы очень добры, — призрак поклонился Генриху, потом Олафу и Питеру. — Прощайте.

Призрак растворился в воздухе, как дымок.

— Второй раз я подобного кошмара не вынесу, — с облегчением буркнул Питер.

— Вынесешь, поверь мне. Это дело привычки, — Олаф провел совершенно черной рукой по серому от пыли лицу, как будто мог грязью счистить грязь. — Ну что ж, с одним делом мы покончили. Сейчас идем на кладбище, а потом ко мне домой — выясним, что за сокровище нам удалось раздобыть.

— Нет, — сказал Генрих. — После кладбища я сразу домой. Не хочу, чтоб мать узнала, что меня не было дома всю ночь. Встретимся после уроков. Но если честно, то после твоего рассказа мне не очень-то хочется встречаться с твоими родителями.

— Не встретишься, — Олаф улыбнулся. — В моей квартире скорее змея или скорпиона встретишь, чем кого-то из них. Я разве не говорил, что вот уж второй год живу один?

— Один? — встрял в разговор Питер. — Что значит один? В четырнадцать лет одному, без родителей, снимать квартиру не разрешается!

— Ну, по большому счету, если ты исправно платишь хозяину дома, так никому нет дела, кто в этой квартире проживает. А своим любимым папочке с мамочкой я два года назад заявил, что жить вместе с ними не желаю. И поставил условие — или они снимут для меня отдельную квартиру, или я устрою им черт знает что!

— Так ты живешь один? Вот счастливчик! — воскликнул Питер. — Мне бы тоже хотелось пожить одному. Делай что хочешь! Приводи кого хочешь! Красота! О такой свободе можно только мечтать.

Олаф неопределенно пожал плечами.

— А вообще, я предлагаю в школу не идти. Кому нужны эти школы, если неизвестно — будем ли мы завтра живы? Лично я никуда идти не собираюсь. А вы?