Джордж Липперт - Джеймс Поттер и Зал Пересечения Старейших Страница 19

— Так почему бы тебе не пойти и подписаться, Ральф? — спросил Джеймс. Ральф, судя по всему, очень даже хотел.

— Я не знаю. Может и попробую.

— О, смотрите, Петра Моргенштерн в Команде А, — сказал Зейн. Он начал вписывать свое имя.

Джеймс вздохнул.

— Ты вступаешь в Команду Дебатов только потому, что там есть Петра Моргенштерн?

— А ты можешь придумать причину получше?

— Знаешь, — сказал Джеймс, посмеиваясь. — Петра встречается с Тедом, мне кажется.

— Мой отец говорит, что девушки не могут сказать, что любят мороженое, пока не попробовали всех сортов, — мудро заявил Зейн, вставляя перо в держатель.

Ральф нахмурил брови.

— А это еще что значит?

— Это значит, что Зейн думает, что может дать Теду фору в вопросах романтики, — сказал Джеймс. Он одновременно восхищался и сильно беспокоился насчет полного отсутствия тормозов у Зейна.

— Это значит, — ответил Зейн. — что Петра не может узнать, что ей нужно в мужчине, пока у нее не будет шанса узнать их как можно больше. Я думаю исключительно в ее интересах.

Ральф некоторое время пялился на Зейна.

— Ты ведь в курсе, что тебе одиннадцать, так?

Джеймс остановился, а Зейн и Ральф пошли дальше. Его взгляд привлекла фотография в одном шкафу с трофеями. Он наклонился и сложил ладони чашечкой вокруг лица, чтобы не мешали блики солнца на стекле. Фотография была черно-белой, живой, как и все волшебные фотографии. Это был его отец, молодой, худощавый, его дикие, непослушные черные волосы нависали над знаментым шрамом. Он нервно улыбался в камеру, а его глаза будто пытались избежать встретиться с кем-то за пределами обзора камеры. Рядом с фотографией в рамке стоял большой трофей из серебра и какого-то синего кристалла, который светился переменчивым и закрученным светом. Джеймс прочитал табличку под кубком.

Кубок Трех Волшебников.

Совместная награда Гарри Поттера и Седрика Диггори, учеников факультетов Гриффиндор и Пуффендуй школы Хогвартс, за победу в Турнире Трех Волшебников, которых проходил в этих землях при содействии представителей из Института Дурмстранг и Академии Магии Шармбатон.

Там было продожение, но Джеймс не стал читать. Он знал эту историю. Имя Гарри Поттера было выбрано участником из-за подлога, совершенного темным волшебником по имени Крауч. Это привело к тому, что Гарри и Диггори были отправлены через портал в логово Волан-де-Морта, и злой маг вновь обрел свое тело. Неудивительно, что его отец выглядит таким напряженным на фотографии. Он не проходил в турнир по возрасту, но был выбран дополнительным четвертым участником в Турнире Трех Волшебников. Он находился в комнате полной людей, которые подозревали его в жульничестве и темной магии в лучшем случае.

Джеймс посмотрел на фотографию с другой стороны кубка, ту, на которой был Диггори. Его улыбка была искренней и сердечной, в отличие от отцовской. Джеймс никогда раньше не видел фотографии Диггори, но он каким-то образом казался ему знакомым. Он знал, что произошло с Диггори, знал, что отец был рядом в момент его смерти на том кладбище, куда их отправили, что он был убит по команде Волан-де-Морта. Его отец редко говорил о той ночи, и Джеймс понимал почему или, по крайней мере, думал, что понимал.

Он вздохнул и побежал догонять Зейна и Ральфа.

Позже в этот день, когда Джеймс заглянул в свою комнату, чтобы взять книги по Защите от Темных Искусств, он увидел ждущего его Нобби, нетерпеливо скребущего подоконник. Джеймс снял свиток пергамента с ноги Нобби, развернул его и стал читать.

Дорогой Джеймс,

Твой отец и я были в восторге услышать, что ты прекрасно устроился, как мы и не сомневались. Твой дядя Рон шлет поздравления с вступлением в Гриффиндор, и мы присоединяемся. Не могу дождаться услышать о том, как прошел твой первый день. Еще, я надеюсь, что ты получишь эти вести первым: твоего отца пригласили в Хогвартс на встречу с американскими волшебниками по вопросам международной безопасности и других «общих интересов». Я должна остаться дома с Альбусом и Лили, но твой отец точно захочет увидеть тебя на следующей неделе. Следи за тем, чтобы есть что-то кроме сладостей и мясных пирогов и стирать свои мантии и мыться хотя бы раз в неделю. (Это была шутка. Хотя, если подумать, наверно нет, не была.)

Люблю и целую,

Мама.

Джеймс сложил письмо в книгу, которую нес, и побежал вниз по лестнице. Новости о том, что он увидится с отцом, вызывали весьма смешанные чувства. Конечно же, ему не терпелось его увидеть и представить своим новым друзьям. Но, тем не менее, он боялся, что ему будет сложнее выйти из тени своего знаменитого отца, когда тот приедет. У него было мимолетное чувство благодарности, что Зейн и Ральф — маглорожденные, и относительно холодно относятся к шумихе вокруг его легендарного отца.

Когда он присоединился к толпе учеников заполнявшей класс Защиты от Темных Искусств, Джеймс увидел еще один значок на слизеринской мантии. «Прогрессивные Волшебники Против Магической Дискриминации» — было написано на нем. Джеймс ощутил приступ безотчетного, щемящего чувства, и затем увидел газету, прикрепленную к стене возле двери. «Гарри Поттер Присоединится к Международному Саммиту Волшебников» — гласил заголовок. Ниже, более мелким шрифтом было написано «Главный Аврор Встретится с Представителями Соединенных Штатов во Время Мероприятия в Хогвартсе. Главная Тема — Вопросы Безопасности». К газете так, чтобы закрывать фотографию улыбающегося взрослого Гарри Поттера, был прилеплен еще один из синих значков. Он мерцал надписью «Историю Пишут Победители».

— Пошли уже, — поторопил Ральф, подходя к Джеймсу. — Мы опоздаем.

Пробираясь через полную народу комнату, они нашли два свободных места спереди, Ральф наклонился к Джеймсу.

— Это твой отец на первой странице газеты?

Джеймс думал, что Ральф этого не заметил. Он поглядел на Ральфа, когда они садились.

— Да. Мама недавно написала мне об этом. Он приедет в начале следующей недели. Встреча на высоком уровне с американцами, я полагаю.

Ральф ничего не ответил, но выглядел обеспокоенным.

— Ты уже об этом знал, не так ли? — прошептал Джеймс, так как класс уже начал затихать.

— Нет, — пробормотал Ральф. — то есть я не специально. Просто ребята с факультета говорили о каком-то протесте весь день. Видимо, это связано с твоим отцом.

Джеймс смотрел на Ральфа, слегка приоткрыв рот. Так вот что замышляли Табита Корсика и ее слизеринцы, за всеми этими дружелюбными улыбками и речами. Тактика слизеринцев безусловно поменялась, но не их цели. Джеймс плотно сжал губы в тонкую линию и повернулся к передней части комнаты, когда профессор Франклин направился к главной доске. За ним следовал профессор Джексон со своим кожаным саквояжем, тихо ведя с ним разговор.

— Приветствую, ученики, — твердым голосом сказал Франклин. — Я думаю многие из вас уже знакомы с профессором Джексоном. Прошу простить за небольшую задержку.

Джексон глядел на сидящих учеников через его плечо, с лицом, будто высеченным из гранита. Джеймсу пришло в голову, что придуманное Зейном прозвище подошло как нельзя лучше. Франклин повернулся обратно к Джексону и заговорил приглушенным голосом. Джексону, судя по всему, не нравилось то, что говорил Франклин. Он поставил свой саквояж рядом, чтобы освободить руку для жестикуляции.

Джеймс посмотрел на саквояж. Он стоял всего в футе или двух от того места в первом ряду, где он сидел. Джексон никогда не расставался со своим саквояжем, что не так бы бросалось в глаза, если бы он не охранял его столь ревностно. Джеймс старался не прислушиваться к разговору профессоров, который, очевидно, был не для чужих ушей. Но, конечно же, это только добавляло интриги. Он услышал слова «грот» и «Мерлин». Затем третий голос пронзил комнату.

— Профессор Джексон, — сказал голос, и хотя он не был громким, он прозвенел в воздухе с невероятной внутренней силой.

Джеймс обернулся посмотреть, кто говорил. Мадам Делакруа стояла в дверном проеме, ее слепой взгляд был направлен куда-то поверх голов присутствующих.

— Я думаю, вы бы хотели узнать, что ваш класс с нете'гпением ждет вас. Вы обычно такой… — она будто и искала в воздухе подходящее слово. — 'гевнитель пунктуальности.

В ее голосе прослеживалась нарочитая медлительность сочетавшая французский и южноамериканский акценты. Она странным образом улыбнулась, развернулась, громыхая тростью по полу, и ушла дальше по коридору.

Лицо Джексона стало еще более жестким, чем обычно, когда он смотрел на опустевший дверной проем. Он с выражением посмотрел на Франклина, затем опустил взгляд, ища свой саквояж. Он замер на половине движения, и Джеймс смог удержаться от того, чтобы посмотреть под ноги профессора. Черный кожаный саквояж видимо слегка приоткрылся, когда он поставил его на пол. Его латунные застежки поблескивали. Никто больше этого не заметил, кроме Джеймса и профессора Джексона. Джексон продолжил свое движение, медленно закрывая саквояж своей большой узловатой рукой. Джеймсу удалось лишь на мгновение заглянуть внутрь саквояжа. Он был набит какой-то сложенной богатой одеждой темного цвета. Джексон выпрямился, подбирая саквояж, и поглядел на Джеймса своим каменным лицом. Джеймс попытался отвести взгляд, но было уже поздно. Джексон понял, что он успел заглянуть, даже если смог понять, что это было.