Владислав Крапивин - Крик петуха Страница 19

— Палкой надо было, — в сердцах сказала мама.

— Да? Ну и идите на свою ярмарку…

— И чего обижаете друг друга-то, — стала мирить всех бабушка. — Перед праздником! Хорошо ли?.. Пойдем, Филюшка, с нами. А я тебе для этого дня рубашку новую пошью, вот гляди-ка, матерьял какой, все смотреть на тебя будут да радоваться…

На стол с шорохом лег отрез пунцового ситца. Роскошного, с отпечатанными на нем желтыми и белыми монетами — разной величины, разных стран и времен. Были тут франки, динары, пфенниги, рубли, талеры, доллары, песо и совсем непонятные дырчатые денежки с иероглифами. И на них, на монетах, — львы, орлы, корабли, всякие портреты, слоны, гербы и даже кенгуру. И конечно, цифры и названия стран… Ну прямо коллекция.

— А? — улыбнулась бабушка. — Вот будет рубашка… А хочешь, целый костюмчик летний.

Филипп раздумчиво склонил черную кудлатую голову. Облизал перемазанные чем-то губы.

— Ладно… Костюм. С брюками.

— Спятил, — сказала Лис. — Из такой материи брюки?

— Это он, чтоб колени не мыть перед ярмаркой, — разъяснила мама.

— Он их все равно никогда не моет…

Филипп не реагировал на эти безответственные заявления. Его холодное молчание было яснее слов: я, мол, сказал свои условия, а дальше — как хотите.

— Ох, да ладно вам, — решила бабушка. — Пускай, коли ребенку хочется…

Так и получилось, что на ярмарку Филипп отправился в красной с монетами рубахе и таких же великолепных брюках, отороченных к тому же черным блестящим шелком с перламутровыми пуговками. У всех попутчиков этот наряд вызывал изумленные взгляды и порой шумные высказывания, в основном одобрительные.

Попутчиков оказалось немало. Почти все население Лугового, растянувшись по неширокому асфальту, шагало на ярмарку. Можно было ехать на автобусе по недалекому отсюда шоссе, но до Гусиных лугов всего-то километра три, а майская погода стояла — ну просто лето красное. Вот и двигались пешком.

К асфальту ручейками-притоками сбегались проселки и тропинки — от хуторов, от ближней деревни Горенки, от села Стародубова, которое северным краем смыкается с поселком Луговым.

Сам-то Луговой появился здесь не так давно, лет десять назад. Сперва по соглашению с местными властями два приезжих инженера поставили среди лопуховой пустоши энергосборник и радарный импульсатор. Зачем это, никто особо не спрашивал. Эксперимент, наука. Главное, что станция платила Совету ближнего районного городка с красивым названием Соловьи положенные отчисления. Потом появились вокруг радара домики и лаборатории. И понемногу стало выясняться, что инженеры и другое население здесь не приезжие, а скорее ссыльные. Всякими неправдами их, судя по всему, срывали с насиженных мест и перебрасывали в этот небогатый и не очень развитый край. Где эти насиженные места, никто представить точно не мог. В местных учебниках географии таких названий не значилось. За какие грехи этих людей разлучали с детьми или семьями, тоже было неясно. Зато ясно было, что люди хорошие, работа их местному населению не вредит, а сами они приносят всякую пользу. Поставили в Стародубове хорошую школу и дали учителей. Открыли больницу с такой хитрой аппаратурой, какой не то что в Соловьях, но и в далекой отсюда столице не увидишь… Кое-кто из местных жителей стал перебираться в Луговой и находил там работу.

Про энергостанцию рассказывали всякое. Люди, мол, там хотят главного: пробить обратную дорогу через какое-то пространство, вернуться домой и отобрать своих ребятишек у злыдней, которые засадили их в специальные школы, чтобы дети жили и учились без родителей. Что ж, бывает, видать, и такое…

Работа шла туго, путь не пробивался. Могучие одноразовые импульсы образовывали каналы, но всего на несколько секунд. Это не решало вопроса. Тогда попробовали пробить стабильный туннель с Якорного поля (место недалекое от Соловьев, но странное — не всякий туда находит дорогу). Туннель получился, его соединили с подземной транспортной сетью какого-то неизвестного здешним жителям Полуострова. Но пользы опять вышло мало, потому что оказалось: оттуда на Якорное поле кое-как попасть можно, а туда — шиш. Так бы и тянулось это дело, если бы в конце прошлого лета не пробился через туннель мальчишка — Матвейка Радомир, у которого жила здесь сосланная мать. К матери куда хочешь пробьешься. Он шарахнул навылет все энергетические толщи и межпространственные барьеры и вышел даже не на Якорное поле, а прямо у Лугового. Инженеры охнули и принялись что-то считать и анализировать, а туннель с той поры сделался доступным для каждого, будто простой подземный переход под улицей.

Кое-кто из ссыльных вернулся на Полуостров и поднял большой шум в тамошнем парламенте. Возникло громкое «дело Кантора» — бывшего ректора специального лицея. Кантор этот был в руководстве какой-то политической шайки. Он кое-как отмотался от тюрьмы и куда-то исчез. А из туннеля полезли в Луговой всякие делегации с предложениями научных контактов и мирного сотрудничества. И с намеками, что поскольку, мол, в Луговом живут в основном граждане Полуострова, то и должен этот поселок ему, Полуострову, административно подчиняться.

Здесь, однако, терпеливые и добродушные соловьевские власти проявили решительность. Жители Лугового — тоже. Улыбчивым чиновникам из параллельного пространства предложено было идти обратно с миром, после чего туннель надежно перекрыли и открывали только с особого разрешения районного Отдела по контактам и Научного совета станции. Мало того, объявлено было даже, что и визиты на Якорное поле нежелательны. Дорогу туда и до той поры знал не всякий: локальный барьер пространства — штука хитрая. А теперь энергостанция добавила к нему искусственную силовую блокаду.

Но все это мало касалось Филиппа, Лис, ее одноклассника Рэма и нескольких других юных жителей Лугового, для кого Якорное поле было любимым местом. И локальный барьер, и блокада оказались для них не прочнее мыльной пленки. Взрослым приходилось смотреть на это сквозь пальцы. А что оставалось делать?

Сотрудники станции пытались, правда, обследовать ребят: откуда у этих мальчишек и этой девчонки такой дар природы? На каких частотах система их биополей входит в резонанс с окружающим энергополем? Но приборы не показывали никаких отклонений, сами же ребята лишь пожимали плечами: «Не знаем, как это получается…» А Филипп с самодовольной ноткой разъяснил:

— Потому что мы Пограничники!

— Но ведь пограничники охраняют границы, а вы их, наоборот…

— Ага, — нахально сказал он. А потом, когда на него наклеивали датчики, заорал, что боится щекотки, и удрал.

А от Ежики отступились, когда он побледнел, покрылся капельками и сказал, что, как только начинает про такое думать, ему видится летящий на него поезд…

В общем, странно все это было. Но, с другой стороны, жителей Соловьевского района странности не удивляли. Такое уж, видать, это было место. С давних пор творилось тут всякое. То обнаруживался на местных лугах невесть откуда взявшийся табун золотистых низкорослых лошадок с гривами до копыт и очень умными глазами; то шлепался на болото крупный летательный аппарат с иллюминаторами по поясу и люди из него — с продолговатыми глазами, оливковой кожей и странным акцентом — скупали в раймаге неходовой консервированный напиток «Фрукты-ягоды»; то ясным утром, без намека на дождик, возникало в небе чудное переплетение десятка радуг…

Газеты о таких штуках писали неохотно или не писали вовсе. Потому что, если нельзя что-нибудь объяснить и нельзя доказать, что это «что-нибудь» не бывает, остается одно — не упоминать совсем. Мол, и так люди привыкнут. И привыкли. К разговорам о туннеле и к тому, что время в Соловьях ежегодно отстает от столичного на шестнадцать с половиной минут, что при цветении черемухи здесь никогда не бывает холодов; и к тому, что во время ярмарки появляются иногда люди с нездешним говором, в странных одеждах и с чудными товарами…

Семейство Кукушкиных двигалось по дороге неторопливо: у бабушки побаливала спина. Филипп шел впереди, но тоже не спешил. Иногда его обгоняли знакомые ребята, в том числе и одноклассники. Они отпускали шуточки по поводу наряда. Естественно, из зависти. Филипп не реагировал.

Потом Филипп увидел, что сбоку пылит рясой по асфальту священник Стародубской церкви. Моложавый, с соломенной бородкой, в модных квадратных очках и твердой шляпе из синтетической соломки.

— Здрасте, дядя Дима! — независимо сказал Филипп.

— Приветствую… О-о! Ты будешь украшением ярмарки… Здравствуйте. — Отец Дмитрий раскланялся и со всеми Кукушкиными. — Софья Митрофановна, как ваша поясница?

— Грехи наши…

— Грехи грехами, а к доктору Платонову зашли бы все-таки. И пояс игольчатый рекомендую…