Филип Пулман - Чудесный нож Страница 2

Внизу было двое мужчин. Он услышал, как один из них тихо сказал:

— Быстрее. Я уже слышу молочника.

— Но его здесь нет, — ответил второй голос. — Нам придётся посмотреть наверху.

— Тогда давай. Но не задерживайся.

Уилл обхватил себя руками, когда услышал тихий скрип ступеньки. Мужчина двигался почти беззвучно, но он не мог знать, что скрипнет именно эта ступенька. Затем была пауза. Очень тонкий луч фонарика скользнул по полу снаружи.

Уилл увидел это в щель. Затем дверь начала открываться. Уилл подождал, пока силуэт мужчины не обрисовался в дверном проёме, а затем выскочил из темноты и швырнул весь свой вес мужчине в живот.

Никто из них не заметил кошку.

Когда мужчина достиг верхней ступеньки, Мокси тихонько вышла из спальни и встала с поднятым хвостом как раз за спиной у мужчины, готовая потереться о его ноги.

Мужчина — тренированный, сильный и крепкий — смог бы справиться с Уиллом, но сзади была кошка, и когда он подался назад, он споткнулся об неё. С резким вздохом он скатился по лестнице и сильно ударился головой о столик внизу.

Уилл услышал тошнотворный треск, но не остановился, чтобы задуматься о его причине.

Крепко вцепившись в кейс, он перепрыгнул через перила, перелетел через дёргающееся в судорогах тело, приземлился у подножия лестницы, схватил со стола старую сумку, и выскочил через переднюю дверь наружу до того, как второй мужчина успел выйти из гостиной и увидеть, что произошло.

Даже несмотря на свой страх и необходимость спешить Уилл успел удивиться, почему второй мужчина не кричал ему вслед, и не пытался преследовать. Однако скоро они будут за ним гнаться, со всеми своими машинами и сотовыми телефонами.

Единственное, что ему оставалось — это бежать.

Он увидел молочника, поворачивающего на своей электрической тележке; свет фар, бледный в тусклом свете, что уже заполнял небо. Уилл перепрыгнул через ограду в соседний сад, промчался по дорожке за домом, перескочил через ещё одну ограду, пересёк мокрую лужайку, опять перескочил через ограду, и вбежал в переплетение кустов и деревьев, которое отделяло их дома от главной дороги. Там он забрался под куст и лег, тяжело дыша и дрожа. Ещё было слишком рано выходить на дорогу: надо было подождать немного, пока не начнётся час пик.

Он не мог выбросить из головы тот треск, с которым голова мужчины врезалась в столик, и то, под каким неправильным углом была изогнута его шея, и жуткое дёрганье его конечностей. Мужчина был мёртв. Он убил его.

Уилл не мог выбросить это из головы, но он должен был это сделать. Ему было над чем подумать. Например, мама: будет ли она в безопасности там, где он её оставил?

Миссис Купер никому не расскажет, ведь так? Даже если Уилл не вернётся, как он обещал? Потому что теперь он не мог вернуться, раз уж он убил кого-то.

И Мокси. Кто будет кормить Мокси? Будет ли Мокси беспокоиться о том, куда они пропали? Попытается ли она последовать за ними?

С каждой минутой становилось всё светлее. Уже было достаточно светло, чтобы проверить вещи в сумке: мамин кошелёк, последнее письмо от адвоката, дорожная карта южной Англии, шоколадные батончики, зубная паста, запасные носки и трусы.

И зелёный кожаный кейс для бумаг.

Всё было на месте. Всё шло по плану, правда.

Если не считать того, что он убил человека.

Уилл впервые понял, что его мама отличалась от остальных людей, и что ему надо было присматривать за ней, когда ему было семь лет. Они были в универсаме, и они играли в игру: они могли положить покупку в тележку, только если никто на них не смотрел. Работой Уилла было оглядываться вокруг и шептать «Давай!», и мама хватала банку или пакет с полки и тихонько укладывала в тележку. Когда покупки были в тележке, они были в безопасности, потому что становились невидимыми.

Это была интересная игра, и она продолжалась довольно долго, потому что было утро субботы, и магазин был полон народа, но они хорошо работали вместе. Они доверяли друг другу. Уилл очень любил свою маму и часто говорил ей это, и она говорила ему то же самое.

Так что, когда они подошли к кассе, Уилл был взволнован и счастлив, потому что они почти выиграли. А затем мама не могла найти кошелёк, и это тоже была часть игры, даже когда она сказала, что, наверное, враги украли его; но к этому времени Уилл уже устал, и был голоден, и мама больше не была довольна. Она была действительно испугана, и они ходили по магазину, ставя всё обратно на место, но теперь они были ещё осторожнее, потому что враги следили за ними через номер кредитной карточки, который они теперь знали, так как у них был мамин кошелёк…

И Уилл сам пугался всё сильнее и сильнее. Он понял, как умно поступила его мама, сделав эту настоящую опасность частью игры, так, чтобы не испугать его, и теперь, когда он знал правду, он не должен был выглядеть испуганным, чтобы не взволновать её ещё больше. Так что маленький мальчик продолжал делать вид, что это всё ещё игра, так, чтобы маме не пришлось волноваться о том, что он был испуган, и они пошли домой без покупок, но зато в безопасности от врагов; а затем Уилл нашёл мамин кошелёк на столике в прихожей. А в понедельник они пошли в банк, и закрыли её счёт, и открыли новый, в другом банке, просто для уверенности. Так что опасность миновала.

Но где-то в течение следующих нескольких месяцев Уилл медленно, хотя и нехотя, понял, что эти мамины враги были не вокруг них, а в её голове. Это не делало их менее реальными, или менее опасными и пугающими — это всего лишь означало, что он должен был защищать её ещё осторожней. И с того происшествия в универсаме, когда он впервые понял, что он должен притворяться, чтобы не беспокоить маму, часть его разума всегда была сосредоточена на маме и её волнениях. Он любил её так сильно, что готов был умереть, чтобы защитить её.

Что же до отца, то он исчез задолго до того, как Уилл мог запомнить его. Уилл страстно интересовался своим отцом, и засыпал маму вопросами, на большинство из которых она не могла ответить.

— Он был богат?

— Куда он ушёл?

— Почему он ушёл?

— Он умер?

— Он вернётся?

— Какой он был?

Последний вопрос был единственным, на который его мама могла ответить. Джон Перри был красивым мужчиной, храбрым и умным офицером Королевской морской пехоты, который ушёл из армии, чтобы стать исследователем и водить экспедиции в дальние уголки мира. Последнее более всего возбуждало Уилла. Исследователь был самым интересным отцом из всех возможных. После этого во всех его играх был невидимый партнёр: Уилл и его отец вместе прорубались сквозь джунгли, прикрывали глаза ладонями, вглядываясь в штормовое море с палубы их шхуны, держали факелы, пытаясь разобрать непонятные надписи на стенах заполненной летучими мышами пещеры… Они были лучшими друзьями, они спасали друг другу жизнь бессчётное количество раз, они вместе смеялись и разговаривали, сидя ночью у походного костра.

Но чем старше он становился, тем больше он задумывался. Почему нигде не было фотографий его отца в тех или иных частях света, изучающего руины в джунглях или разъезжающего на арктических санях с бородатыми заснеженными мужчинами? Неужели ничего не сохранилось, никаких трофеев, сувениров и всяких диковинок, которые он наверняка привозил домой? Почему о нём ничего не было написано в книгах?

Его мама не знала. Но она сказала одну вещь, которая накрепко засела у него в памяти.

— Однажды, ты последуешь по стопам отца, — сказала она. — Ты тоже будешь великим человеком. Ты примешь его мантию.

И хотя Уилл не знал, что это означает, он понял смысл этой фразы, и проникся гордостью и предчувствием цели. Все его игры обернутся правдой. Его отец был жив, потерявшийся где-то в глуши, и он спасёт его и примет его мантию… Стоило прожить тяжёлую жизнь, если у тебя была цель вроде этой.

Так что он держал мамины страхи в тайне. Были времена, когда она была спокойней и разумней, и он позаботился о том, чтобы научиться у неё, как ходить в магазин, и готовить, и убирать в доме, так, чтобы он мог всё это делать, когда она была запутавшаяся и испуганная. И он научился скрываться, оставаясь незаметным в школе, и не привлекать внимания соседей, даже если его мама была настолько плоха и напугана, что еле могла говорить. Чего Уилл боялся больше всего на свете, так это того, что власти могут узнать о ней, и забрать её, и поместить его в какой-то другой дом к незнакомцам. Любые трудности были лучше этого. Потому что были времена, когда мамин разум прояснялся, и она снова была счастлива, и смеялась над своими страхами, и благословляла его за то, что он так хорошо за ней смотрел; и она была так добра, и так любила его, что он не мыслил о лучшем товарище, и не хотел ничего на свете, кроме как всегда жить с нею вместе.

Но затем пришли эти люди.

Они не были из полиции, и они не были работниками социальных служб, и они не были преступниками — во всяком случае, насколько Уилл мог судить. Они не сказали ему, чего они хотят, и, несмотря на все его усилия держать их подальше, они говорили только с его мамой. А её состояние было тогда очень неустойчивым.