Дмитрий Емец - Гроб на колесиках Страница 2

– А ну стой! Стой! Куда? – опомнившись, закричал Душила-Потрошила.

Взревев, он с досады метнул мне вслед пустую тарелку из-под красных пельменей. На лету тарелка попыталась срезать мне голову своими острыми краями, но я нырнул за столб, и, столкнувшись с ним, тарелка разлетелась вдребезги.

Из окна раздался разочарованный вопль Душилы-Потрошилы:

– Я найду тебя, мерзавец! Клянусь, я тебя убью!

Нельзя сказать, чтобы я очень испугался – тут вообще все подряд угрожают, – но на всякий случай взял это себе на заметку.

Обогнув ограду кладбища, я остановился. Вначале послышался скрежет трущихся костей, а затем навстречу мне строевым шагом промаршировал отряд скелетов с косами, только что вернувшийся из человеческого мира. Это там, на Старой Земле, думают, что Смерть одна. На самом деле этих костлявых симпатяг довольно много, и все они неплохо знают свое дело.

– Рота, косы на плечо! По гробам шагом марш! – донесся из-под земли глухой хриплый голос, от которого на виселицах закачались истлевшие обрывки веревок. Этот глухой голос я слышал уже не раз. Ягге говорила, что он принадлежит Главной Смерти, которая распоряжается легионами младших смертей.

Подчиняясь приказу, скелеты целеустремленно затопали на кладбище, откуда навстречу им, блестя заточенными косами, уже выходил другой такой же отряд, направлявшийся в человеческий мир. Распираемые свежими силами, смерти обменивались шуточками и нетерпеливо позванивали косами.

В неуверенном, зыбком полете

Ты над бездной взвился и повис.

Что-то древнее есть в повороте

Мертвых крыльев, подогнутых вниз, —

недружно гнусили они скрипучими голосами.

Я раньше никогда не видел, как смерти ложатся в гробы, поэтому незаметно увязался вслед за первым отрядом и проскочил огненные ворота за секунду до того, как они захлопнулись.

Вообще-то заходить на территорию кладбища небезопасно. Можно запросто угодить в лапы к мертвякам, а уж если они кого затащат под землю, то назад дороги нет. Мне это было хорошо известно, и я отважился сунуться за ограду лишь потому, что надеялся, что в присутствии смертей, за отрядом которых я бежал, мертвяки не рискнут вылезать из могил. У нас всем известно, что смерти и мертвяки враждуют, и когда поблизости есть хотя бы одна смерть, они никогда не высунутся.

Почему-то я был уверен, что скелеты будут ложиться в гробы прямо здесь, у ограды, но обломался. Неожиданно отряд свернул на одну из боковых аллей. Я побежал за ним. Боясь отстать, я несся изо всех сил, а напахавшиеся на работе смерти трусили будто еле-еле, но все равно почему-то намного меня опережали.

– Эй! Вы куда! Не так быстро! – не удержавшись, крикнул я, но никто из смертей даже не обернулся.

Не прошло и десяти минут, а я уже едва различал блеск кос над их ребристыми спинами. Внезапно они все разом куда-то пропали, словно растаяли.

По инерции я пробежал еще шагов двадцать и остановился, потому что бежать было не за кем. Вокруг росли сплошной стеной ели, в корнях которых можно было различить раскрошившиеся древние надгробия и покосившиеся оградки. Я сообразил, что оказался в глухой и заброшенной части кладбища. И не только оказался, но и представления не имел, как отсюда выбраться.

– Вот те на! Вляпался ты, Кирюха! – озираясь, сказал я себе. И уже по одному тому, что заговорил сам с собой, понял, что психую.

Под землей нарастали неясные шорохи. Кое-где корни и надгробия уже начинали шевелиться. Сомнений быть не могло. Смекнув, что голодные мертвяки учуяли меня и сейчас вылезут, я бросился бежать напролом, не разбирая дороги.

– Вернись! Не убегай! Ты наш, наш! Так хорошо быть мертвяком, так хорошо лежать в земле! Отдай нам свое мясо, свою кровь!– на разные лады твердили бесцветные земляные голоса.

Я задевал за корни и ограды, спотыкался, падал, вскакивал и снова бежал. Мне чудилось, что костяные ладони мертвяков вцепляются мне в ноги. За спиной всего в нескольких шагах кто-то хрипел, пытаясь нагнать.

Вскоре я оказался в такой кладбищенской глуши, где не было даже тропинок. Старинные захоронения с белеющими известковыми и мергелевыми надгробиями громоздились тесными рядами, перегораживая проход. Я уже выбивался из сил, как вдруг увидел впереди огромный белый склеп, крышка которого была чуть приоткрыта, образуя достаточных размеров щель. Не размышляя, я нырнул в склеп и притаился.

«Ну и угораздило тебя, Петров! – мысленно обратился я сам к себе. – Мало тебе было из обычного мира попасть в Параллельный, ты и здесь ухитрился залезть куда не надо. Верно говорила бабушка, не здешняя, Ягге, а твоя земная бабушка Нина: дурная голова ногам покоя не дает!»

Я сидел в склепе и слушал, как вокруг ходят мертвяки. Я боялся не то чтобы пошевелиться, но даже и громко вздохнуть. Зрение у мертвяков неважное, особенно днем, зато слух превосходный. – Где мальчишка? Слышишь, как стучит его сердце? – Сиплый голос раздался так близко, что все во мне сжалось.

С испугом я стал ждать ответа. Сердце прыгало у меня в груди как безумное – мне казалось, этот звук разносится по всему кладбищу. В этот миг я почти его возненавидел. Что за тупой механизм, почему он всегда стучит так некстати!

– Нет, не слышу, – ответил какой-то другой мертвяк, судя по голосу, находившийся с противоположной стороны склепа. – И я не слышу, – согласился с ним первый мертвяк. – Похоже, мальчишка провалился в Черный колодец с железной крышкой. Пойдем, спустимся в него и убьем, пока это не сделали те, кто живет в колодце. Если они схватят его первые, то не поделятся с нами его мясом и кровью.

Голоса удалились. Мертвяки ушли, а я остался в склепе, размышляя, как мне повезло, что его толстые стенки заглушили все звуки. Но все равно положение мое было аховое: ведь стоило только отодвинуть крышку и высунуть из склепа нос, как мертвяки, топтавшиеся поблизости во множестве, вновь учуяли бы меня.

Я сидел в склепе, положив подбородок на колени, и размышлял о своей недолгой жизни. Все мои многочисленные неприятности всплывали в памяти одна за другой, вплоть до самой большой – из-за которой я и оказался в Параллельном Мире.

Случилось это в последний день четвертой четверти, в самый радостный и долгожданный день года...

3

С пятого урока нас тогда отпустили. Как сейчас помню, это была география.

– Какие могут быть занятия? Вы все небось только о каникулах и думаете, – грозя нам пухлым пальцем, сказала географичка Антонина Евгеньевна.

Она была очень толстой и очень доброй. Самой толстой и доброй учительницей в школе. Настолько доброй, что на ее уроках все шумели, никто ничего не слушал, а она только хлопала глазами и повторяла: «Подростки, не надо! Подростки, прошу вас: тихо!» Так она и говорила «подростки». Дурацкое какое-то слово...

Теперь я часто размышляю, почему последним уроком была именно география? Будь, к примеру, последней алгебра, то Гипотенуза, наша математичка, мурыжила бы нас до последней секунды и я не попал бы в Параллельный Мир.

Я так спешил домой, чтобы посмотреть, что мне подарят на окончание четвертой четверти, что, перебегая дорогу, не глядел по сторонам. Самое обидное, что и дорога-то была не широкая, почти замухрыжистая, и автомобили по ней ездили редко.

Удара я не почувствовал. Не успел даже заметить, какой марки и цвета была сбившая меня машина. Даже не знаю, была ли это легковушка или грузовик. Помню только сумасшедший визг тормозов, а потом я лечу по воздуху и на одно мгновение передо мной вспыхивает летнее небо с ярким желтым шаром солнца.

Еще помню, что я лежу – даже не лежу, а плаваю – в кромешной темноте и слышу, как звучат надо мной два голоса. И, хотя я ничего не вижу, но все равно знаю, что это спорят два огромных орла – белый и черный.

– Что это? – спрашивает белый орел.

– Разве не видишь, мальчишка, – отвечает черный.

– Я не о том. Откуда он здесь взялся? Вы посылали за ним смертей?

– Не-а, он вообще не должен был умереть. Эти курносые дурынды опять косят кого придется, – отвечает черный орел.

– Смерти не могут скосить не того. За десять миллиардов лет, что существует Вселенная, они не допустили ни одной ошибки.

– Ха! Ни одной ошибки! Это они так говорят! Если его убили не смерти, тогда вмешалась Красная Рука. Только она может отнимать жизнь, не прибегая к помощи смертей.

– Красная Рука? Опять она лезет не в свое дело! И как же теперь с ним поступить? Я бы отнес его в Рай, но не могу: у меня нет пера с его именем! – говорит белый орел.

– И у меня нет пера с его именем. Значит, и в Аду его не ждут, – сердится черный орел.

Неспособный подать голос, я лежу в пустоте и жду, как решится моя судьба. Орлы растеряны и раздражены. Они хлопают крыльями и улетают, но вскоре белый орел вновь возвращается.

– Я не могу бросить тебя здесь. Какой же я после этого посланец Рая? Человек, ты слышишь меня?