Кир Булычев - Другое детство Страница 2

А ноги у Артема были жилистыми, тонкими и волосатыми.

Меня смущало его спокойствие. Он вел себя так, будто был один в комнате.

Лариса положила рядом с ним халат. Я сразу догадался, что халат остался от Сашкиного отца.

Но Артем не спешил вставать.

– Игорек, – спросил он, – а тебе что-нибудь для твоих марок нужно?

– Иди, вот тебе мыло, – сказала Лариса. – А вот полотенце. Оно чистое.

Артем накинул халат.

– Проводи, – приказал он Ларисе.

Лариса пошла с Артемом в коридор.

– Он вчера в первый раз пришел, – сказал Сашка. – Я его и не видел. Он меня тоже спрашивал. А я ничего не собираю. Он тогда спросил о моей мечте.

– И ты ему про парашют сказал?

– Сказал.

– А ты хочешь, чтобы он всегда у вас жил?

– Конечно, Ларисе тяжело, – сказал Сашка. – Совсем одна, а зарплата небольшая.

Сашка вздохнул.

Потом Сашка начал набивать пушку серой со спичек.

В коридоре раздался грохот.

– Ну вот, – сказал Сашка.

– Велосипед? – спросил я.

Сашка пошел к двери, выглянул в коридор.

Там уже начался шум, и Лаперуз кричал Ларисе, что к ней ходит кто ни попадя.

Сашка успел выглянуть, а я опоздал и не видел, как Артем звезданул Лаперуза в челюсть.

Потом они пришли, и Лариса всех напоила чаем. Меня тоже позвали за стол.

А Лаперуз буйствовал в коридоре и кричал у двери, что он сейчас вызовет милицию, потому что Лариса пускает на ночь бандитов без прописки.

– Скажи, – спросил меня Артем, – а что тебе надо для твоей коллекции?

У меня была одна мечта. Но совершенно недостижимая.

У Фимки Королева, который жил в цековском доме на Староконюшенном, был кляссер, который отец привез ему из Германии. Трофейный кляссер. Это была новая вещь для наших коллекционеров. Представляете себе – альбом для марок, но листы в нем картонные, довольно толстые. А на листы нижними краями наклеены полоски из папиросной бумаги, и ты можешь засовывать марки в эти полоски. Вот такой альбом назывался кляссером. О кляссере я мечтал целый год.

– Мне нужен кляссер, – сказал я Артему.

– Сделаем, – сказал Артем. – Только, честно говоря, мне это слово незнакомо. Что-то немецкое, правильно?

Я стал объяснять Артему, что такое кляссер.

Лариса стала убирать со стола, и, когда она приблизилась к Артему, он обхватил ее за бедра. Лариса не стала вырываться, а только сказала: «Я тебе не сноп колосьев». И засмеялась.

Я перестал рассказывать и обиделся на Артема, потому что решил, что он на самом деле меня не слушает и, как все взрослые, ведет со мной беседу, а мысли заняты совсем другим. А кончит разговор – сразу забудет о моем существовании.

Лариса Петровна велела Артему идти одеваться, они куда-то собирались уходить.

Сашка сказал мне, что Артем работает в типографии.

Мы немного поиграли с Сашкой. Лариса с Артемом ушли.

Сашка сказал:

– Не женится он на матери. Слишком она легкодоступна. И что ей – со мной плохо?

А мама говорит, что для моего воспитания в доме нужен мужчина.

Но к моей маме не ходят такие мужчины, как Артем. Моя мама не такая красивая, как Лариса. Будь я постарше, сам бы на ней женился, чтобы любоваться. Но никогда бы не позволил себе вести себя так нахально, как Артем. Но мы с ним совершенно разные люди.

Конечно, я ждал следующего воскресенья.

Я не надеялся, что Артем выполнит свое обещание, потому что взрослые, как правило, об обещаниях детям не помнят. К тому же Артем мог разлюбить Ларису. Но все равно я ждал воскресенья. А Сашка забыл о моем разговоре с Артемом. Он готовился стать парашютистом.

Я сам напросился к нему в гости.

Я решил пожертвовать значком парашютиста с подвеской «100», за сто прыжков. У меня этот значок давно лежал, Сашка его выцыганивал, но я не отдавал, а тут отдал совсем ни за что и еще сказал, что сам принесу.

Это чуть меня не погубило. Сашка в субботу сказал после уроков, что забежит ко мне, чтобы взять значок, ему не терпелось его получить. Хорошо еще, я нашелся и ответил, что иду не домой, мать велела сходить в прачечную.

В воскресенье я пришел к Сулиме в девять.

Сашка сам открыл, и мы прошли в комнату.

За ширмой было тихо.

Я отдал Сашке значок.

– А ты не сказал, чего хочешь, – спросил Сашка.

Я кивнул, а сам слушал – есть кто-нибудь за ширмой или нет. Там все еще было тихо. Я уж готов был спросить у Сашки про Артема, но бывает же везение. Из-за ширмы послышался хриплый мужской голос:

– Кто к нам пришел! Ушам своим не верю.

Артем отодвинул ширму и вышел к нам в одних трусах.

– Я думал, что ты забыл, – сказал он.

– Нет, не забыл, – ответил я.

Приближение к счастью – процедура из многих ступенек. На одну поднялся, и тебя охватывает страх, а есть ли еще одна ступенька? А вдруг там обрыв?

Это сегодня, вспоминая тот год, я могу анализировать свои чувства. А тогда я просто мучился от желания ускорить бег времени.

Но в следующее воскресенье Артем не пришел. Я все глядел на ширму, потом пришла злая Лариса, сложила ее, а диван за ней оказался уже убран, наверное, Лариса спала на нем одна.

Я не выдержал, спросил Сашку, а он ответил:

– Слава богу, перестал к нам ходить. А то они мне спать не давали: то целуются, то обнимаются, то шепчутся. А я разве не слышу? Я такого наслушался, как в публичном доме!

Я в публичном доме не бывал, хотя знал, что такое существует. Не у нас, а у них.

– Значит, накрылся мой кляссер большой шляпой, – сказал я.

И стал собираться домой.

А Сашка дождался, пока я оденусь – все-таки подловатый парень, – и сказал, как бы невзначай:

– Возьми, тебе от Артема пакет. Он, когда в последний раз был, просил тебе передать.

И я уже знал, что в пакете кляссер.

Я даже не рассердился на Сашку. Ведь его надо понять – Артем его маму обманул. Наверное, обещал на ней жениться, а сам перестал к ней приходить.

Я сказал Сашке спасибо и пошел домой.

Но далеко не отошел, а выбежал на бульвар. Нашел высохшую лавочку, сел и развернул пакет.

Это был кляссер-мечта, лучше, чем у Фимки Королева. Полоски ровные, все сделано на фабрике.

Перед первой страницей был вложен листок бумаги, отпечатанный в типографии, как газета.

На нем было написано:

Вниманию владельца!

При закладке почтовой марки в кляссер рядом с ней образуется копия данной марки. Число копий – 1 единовременно. Общее число копий – 20 (двадцать). Кляссер содержать в сухом, прохладном месте, беречь от прямого воздействия солнечных лучей.

Я ничего не понял, да и не стал задумываться.

Я снова завернул кляссер в бумагу и побежал домой.

Дома никого не было.

Я достал свои марки, которые лежали в коробке от «Казбека», и решил переложить их в кляссер.

Я выбрал сначала самую ценную из моих марок – Зоя Космодемьянская перед лицом фашистских захватчиков.

Я вставил ее в кляссер.

Есть такая песня про броненосец «Потемкин». Там у кочегара в глазах помутилось.

Вот это случилось и со мной.

Потому что марка задрожала, на какое-то мгновение исчезла, и вместо нее я увидел лужицу воды, которая отражала свет неба за окном.

Я даже зажмурился и пропустил тот момент, когда Мурзик вскочил на стол и стал лапой трогать край кляссера.

– Пошел отсюда! – рассердился я. – Тебя не звали.

Мурзик осел на задние лапы, растерялся. Он, видно, почуял в моем голосе злость и строгость.

Я перевел взгляд на кляссер.

В кляссере рядышком лежали две совершенно одинаковые марки с портретиком Зои Космодемьянской в овале. У обеих не было одного зубца справа внизу.

– Ничего себе дела! – сказал я.

А Мурзик почему-то широко зевнул. И я увидел розовый кошачий язычок.

– Это же копирка, – сказал я Мурзику.

Мурзик спрыгнул со стола и пошел в угол, к миске. Когда он чего-нибудь пугался, у него всегда прорезался аппетит.

Я вытащил обе марки из кляссера и перевернул их. Они и с оборотной стороны были совсем одинаковыми. На обеих были наклейки.

Наверное, Артем решил подшутить надо мной… Нет, тогда в кляссере не было бы вкладки. Он где-то купил кляссер с копирками, значит, их у нас теперь тоже выпускают.

Я решил провести опыт.

Вставил обе марки в кляссер, но моя хитрость не удалась. Получились не четыре марки, а только три. Видно, размножалась только первая марка. А новая размножаться не могла.

Тут я решил, что мне уже достаточно марок с Зоей Космодемьянской, и удвоил марку «Будь героем». Получилось.

Можно было бы размножить все мои марки, всю коробку, но что-то меня остановило.

Я перечитал надпись на вкладке. Правильно – удваивать можно только двадцать раз.

А я уже три раза использовал.

И тогда мне пришла в голову хорошая мысль. Я же могу таких ценных марок наменять! Надо пойти к Фимке Королеву. У него коллекция настоящая, в трех альбомах и немецком кляссере. Ему отец привозит.

Я позвонил Фиме, но, оказывается, он уехал на дачу. У Фимки была настоящая дача в Кратове. Там на участке росли голубые елки, они их специально выращивали для Красной площади. Их вывозили к Мавзолею, и отцу Королева за это платили бешеные деньги. Сулима говорил, что Помидор все врет, но Сулима его не любил, а я с ним был в нормальных отношениях, потому что мы оба собирали марки.