Вениамин Кисилевский - Седьмой канал Страница 20

Глеб аж задохнулся от возмущения. И кулаки у него так сжались, что кожа на них натянулась. Быстро снимает с плеч ранец, кладет на землю и делает шаг вперед. Смотрит Игорю прямо в глаза и тихо, чтобы голос не сорвался, говорит:

— Мало я тебе, кошачий мучитель, вчера дал? Так сейчас добавлю!

И происходит невероятное. Улыбка исчезает с лица Игоря, а глаза забегали, забеспокоились.

— Ты не очень-то, — говорит Игорь, — видали мы таких! Жаль, времени у меня сейчас нет, а то поговорил бы с тобой по-другому, первоклашка сопливая!

— Сам сопливый! — не уступает Глеб.

— Думаешь, очень я испугался твоего Димку? (Выкрутился все-таки! Получается, будто он с Глебом из-за Димы не связывается). У меня брат чемпион по каратэ, он из твоего Димки отбивную сделает! Так ему и передай! — Поворачивается и такой походочкой, словно он сам чемпион по каратэ, уходит.

Что-то Глеб раньше не слышал, чтобы у Игоря был брат, тем более чемпион! Но все это сейчас не имеет значения. Главное, Игорь испугался, не полез в драку.

— Кто это? — спрашивает Оля.

— И говорить о нем противно, — отвечает Глеб, поднимая ранец. Вспомнил, как девушка, что в фонтан лазила за кошкой, говорила, и добавил: — Мразь!

— Ну, я пойду, Глеб, до свидания, — руку на прощание протягивает Оля.

А Глебу вдруг очень жалко стало, что она сейчас уйдет. Походили бы еще, поговорили, посмеялись. Пошел бы ее до дома проводить, но теперь нельзя, он ведь сказал, что спешит к больному брату.

— Знаешь что? — говорит Оле. — Пошли ко мне. Я здесь живу, рядом. Посмотрим, как Дима себя чувствует, и потом я тебя домой провожу. А то вдруг опять этот Игорь…

Оля немного подумала и согласилась:

— Хорошо, только на одну минутку.

Диме, наверное, Оля понравилась. На ребят, которые к Глебу ходят, он обычно даже внимания не обращал и почти не разговаривал с ними. Правда, девочек среди них не было.

— Привет! — сказал Дима, когда открыл дверь. Посмотрел на соломенную Олину голову и пошутил: — Ты что, Глеб, с улицы в дом солнышко затащил?

Оля сразу разулыбалась — понравилось, видно, что он ее с солнышком сравнил. А Дима (надо же!) вспомнил вдруг, что в одних трусах стоит, застеснялся, сказал смешное слово «пардон» и убежал в свою комнату. В это время из кухни Чуня вышла. Оля увидела и так удивилась и обрадовалась, будто это не простая кошка, а диковинное заморское существо.

— Ой, какая у вас киса славная!

Кладет портфель, берет кошку на руки, прижимает к себе и гладить начинает. А Чуня сидит, не вырывается, даже хвостом не мотает, как она всегда делает, если ей что-то не нравится. Значит, Оля ей тоже понравилась.

Появляется из комнаты Дима, уже в рубашке и брюках.

— Как вы себя чувствуете? — спрашивает у него Оля (смотри ты, на «вы» с ним разговаривает!).

— Нормально, — пожимает плечами Дима. — А чего вы в коридоре стоите? Проходите в комнату. (Тут Глеб уже не понял — он тоже к Оле на «вы» обращается или имеет в виду их двоих?)

Оля спускает Чуню на пол, берет свой портфель и говорит:

— Спасибо, нам некогда. Мы только на минуту зашли, узнать, как вы себя чувствуете.

— Дело ваше, — опять приподнимает плечи Дима, но Глеб-то видит, что брату не хочется, чтобы они уходили.

Дима сует руку в карман и вынимает круглую жестяную коробку, из которой вчера леденцы сосал.

— Угощайтесь. — Снимает крышку — а коробка-то пустая! И не заметил, наверное, как все, до последнего, проглотил.

Оля заглядывает в пустую коробку и улыбается:

— Можно все брать?

— Фокус-мокус! — не теряется Дима. — Через пять минут будет полная! Хотите, я вам такие леденцы сделаю, каких ни в одном магазине не купишь?

— Из чего? — хмыкает Глеб.

— Как из чего? Из сахара, конечно. Проще пареной репы! Бросайте портфели, пошли на кухню. Такие леденцы вам зарулю — пальчики оближете!

Оля уже не говорит, что спешит. Видно, интересно ей, как это Дима леденцы «зарулит».

— Вы только садитесь и не мешайте, — говорит Дима, когда они пришли на кухню. — Как будет готово, я скажу.

Хозяйничал он обстоятельно, без спешки и суеты. Даже нацепил мамин фартук. Зажег газовую горелку, поколдовал над огнем — никак не мог сделать такой, как ему нужно, то уменьшал, то прибавлял, — потом вынул из ящика кухонного стола ложку. Вытер ее насухо полотенцем, наполнил до половины сахаром (тоже то отсыпал, то досыпал) и говорит:

— Так, заготовка есть. Первый блин может получиться комом, зато потом все будет нормально. Хорошо бы для цвета и вкуса варенья подбавить, но первый леденец так сделаем, бесцветный.

Оля видит, что он собирается ложку к огню подносить, и совет дает:

— Может, немного воды подлить? Чтобы не подгорело.

Дима лоб наморщил, подумал немного.

— А не расползется?

— Не должен, — неуверенно отвечает Оля.

— Не должен так не должен, — охотно соглашается Дима и накапывает в ложку из крана воды. — Попробуем для опыта.

Опыт длился недолго. Ложка, которую Дима держал над огнем, быстро разогрелась, и он, вскрикнув, швырнул ее на пол. Грохнулась она прямо перед носом Чуни, заглянувшей посмотреть, чем тут занимаются. Кошка испуганно рявкнула, вылетела из кухни, возмущенно задрав хвост, и больше уже не появлялась.

Опыт пришлось повторить. На этот раз Дима был предусмотрительнее. Сахар и воду, правда, отмерял не так тщательно, зато черенок ложки обмотал тряпкой. Кроме того, в другую руку взял еще одну ложку — для подхвата.

Оля и Глеб встали с двух сторон и принялись наблюдать. Вода в ложке закипела быстро. Вспучились мыльной пеной теснящие друг друга пузыри, на глазах начали желтеть, потом коричневеть. Через несколько секунд в ложке уже бурлил маленький вулкан. Будущий леденец клокотал с такой силой, что казалось, вот-вот взорвется. Диме, наверное, это не понравилось, и он решил несколько утихомирить его пыл, примять второй ложкой. Но в это время бурлящая черная масса вдруг ярко вспыхнула, и желтые языки пламени лизнули Димины пальцы.

Надо отдать Диме должное. Он не закричал и даже не бросил ложку на пол, как в первый раз. Сначала положил ее на стол и только после этого отчаянно затряс пострадавшей рукой. По крепко зажмуренным глазам и закушенной губе брата Глеб понял, как ему больно. Подбежал к раковине, пустил во всю силу холодную воду, закричал:

— Дима, давай руку, быстро!

Дима сунул руку под струю, И по тому, с каким облегчением он выдохнул воздух, можно было догадаться, что боль сразу сделалась меньше. Он так долго держал пальцы под холодной водой, что они посинели.

— Больно? — опросила Оля, жалостливо скривив лицо.

— Не-а! — бодрее, чем нужно, ответил Дима и принялся вытирать руку полотенцем.

— Я однажды руку утюгом обожгла, — говорит Оля, — так мне бабушка сырой картошкой терла. Здорово помогло.

Решили воспользоваться бабушкиным методом. Разрезали большую картофелину, и Оля начала осторожно водить белой сердцевиной по теперь уже красным Диминым пальцам. Завершил лечение Глеб — принес из аптечки бинт и перевязал многострадальную руку брата.

Когда первая помощь Диме была оказана, вспомнили о причине всей суеты — о леденце. Вообще-то, леденцом его можно было назвать при очень большом воображении. В ложке лежала обугленная, пухлая, ноздреватая масса, похожая на пемзу серо-черного цвета. Дима взял ее в руку, осмотрел со всех сторон, даже зачем-то понюхал, потом передал Оле. Та тоже посмотрела и понюхала и, как эстафетную палочку, протянула Глебу. «Пемза» оказалась удивительно легкой и хрупкой на вид.

— Попробуем? — спросила Оля.

Вопрос застал братьев врасплох. Они и забыли, что это все-таки леденец. Но деваться некуда. Если то, что получилось, считать леденцом, то на троих маловато. А если, как говорится, называть вещи своими именами, то больше, чем хотелось бы.

— Дели ты, — говорит Глебу Дима, — мне одной рукой не справиться.

Глеб думал, что «пемза» сразу рассыплется у него в руках, как только он примется ее делить. Но, к его удивлению, она довольно хорошо ломалась. Только разделил неудачно — два куска получились почти одинаковые, а третий маленький. Но это даже хорошо — маленький, чтобы не мучилась, Оле отдал. Сомневался, конечно, что она решится есть, но Оля мужественно сунула свою долю в рот и принялась жевать. Вслед за ней и они с Димой.

Вообще-то, ничего страшного. Никто еще не умирал от того, что проглотил кусочек угля. Странно только, что он оказался совершенно не сладким — будто и не из сахара его делали. Может быть, так и закончилась бы эта история, если бы не оставила после себя след. След на кухонном столе. Там, где Дима положил горячую ложку, на светлом пластике темнело полукруглое подпаленное пятно. И мама, когда его увидит, в восторге, конечно же, не будет.

Глава одиннадцатая