Владислав Крапивин - Трое в «копейке», не считая зайца Митьки Страница 24

22.15. В течение пяти минут проезжаем три реки — Сарьяз, Чишмыбаш и Куваш. По бокам дороги без устали работают нефтекачалки. А. К. фантазирует: если под землей находятся пустоты, после того как выкачали нефть, то это — целая подземная страна, в которой может быть своя разумная жизнь… В общем, тема для романа, если забыть, что у сказочника А. Волкова уже написаны «Семь подземных королей».

22.35. Начались уже ставшие недоброй традицией поиски ночлега. Учитывая, что вокруг леса и редкие деревеньки, в которых явно нет ни кемпингов, ни мотелей, решаем тянуть до Уфы. А пока слушаем стихи В. П., полные недобрых предчувствий.

Опять сменилась география,И в небе тучи, как мочалки.Мотают шеями жирафьимиНефтесосущие качалки.И перспективы здесь несладкие:Увы, гостиниц — ни одной…И как бы не пришлось в палатке намХлебнуть романтики ночной…

22.41. Гостиницы нам не встречаются, зато много вывесок с пожеланием доброго пути на русском и башкирском языках. Это вызывает вполне понятную иронию А. К., которому в роли штурмана приходится внимательно читать все придорожные надписи:

Когда пути желают доброго,То, значит, гостю места нет…Доброжелательства подобногоЕще не видел белый свет.

22.55. У речки Саярыш — поворот на деревню с вполне ночным названием Марс. Напеваем песню «И на Марсе будут яблони цвести…». Впрочем, если судить по погоде, которая за «бортом», явно здесь цветеньем еще и не пахло.

22.59. Наблюдаем молодую луну с правой стороны. Это добрая примета, по мнению В. П. и А. С. Пушкина, у которого даже стихи есть на такую тему. Удивляемся (а чему удивляться-то?), что очень часто в дороге вспоминаем Александра Сергеевича. Может быть, потому, что он — «наше всё», и еще потому, что никак не ожидали встретить такое количество Черных речек. Вот и снова река Чермасан. Что-то подсказывает нам, что по-башкирски это не что иное, как «Черная речка». В. П. по этому поводу сочинил:

Да, Черных речек больше нету,Зато есть речка Чермасан…Луна — попутчица поэтовЗа нами мчится по лесам.Уют дорожного трактираВесьма бы кстати был сейчас,Покуда милая квартираЕще так далека от нас…

А. К. предложил добавить еще две строки:

А лучше б номер — да с сортиром,И в нем бесшумный унитаз…

23.10. Река Кудашлинка. У дороги лозунг «Слава труду!». Почему нигде нет лозунгов «Слава отдыху!»? Это ведь ближе к психологии любого человека, особенно в ночное время…

23.25. Преодолев еще три протекающие рядом речки: Каряку, Кармасан и Сикияз, увидели на горизонте огни Уфы. Еще недобрая примета — на обочине черная кошка…

00.30. Переехали реку Белая в городе Уфе. Стоим и ремонтируемся (у нас, оказывается, нет света: ни дальнего, ни ближнего — ехать ночью без фар равно самоубийству, особенно на горных дорогах). Сказалась вчерашняя ночная встряска. А. К. закупает в ночном магазине кое-какие продукты. В городе есть гостиницы, но очень дорогие. Отправляемся искать мотель, едва только С. А. удается привести свет в порядок.

01.15. Стоим на КДП на выезде из Уфы. Мотелей в городе так и не нашли. Но в столице Башкортостана есть специализированный дорожно-патрульный полк. Делать, очевидно, его сотрудникам больше нечего, кроме как мучить водителей, выстроившихся в целую очередь, проверками на КДП. Неужели так ловят бандитов? Да за время нашей стоянки с десяток джипов с тонированными стеклами безо всякой остановки проскочили мимо нас, законопослушных, и никто за ними не погнался. Мы же, граждане, верящие в силу закона, должны перерегистрироваться, если едем ночью — с 23.00 до 6.00. Сам собой в машине родился новый термин: «Оккупированная страна». И в первую очередь — для собственных жителей.

02.00. Трижды переехав реку Белую и поплутав по окраинам Уфы, выехали к автостоянке «Горизонт» в тридцати километрах от столицы Башкортостана.

Заплатив 20 рублей за стоянку дежурившему здесь уголовнику (если судить по наколкам) и охраняющему его милиционеру, заночевали прямо в авто. Сон в скрюченном состоянии под шум автострады и писк комаров…

5.35. Подъем. Завтрак в близлежащем кафе, где продавщица рассказала нам, что ночью в бане, принадлежащей автостоянке, погиб человек — родственник того самого мента, который встречал нас на въезде. Нашей вины в том нет, но очень хочется поскорей уехать…

Не тут-то было. «Лайба» начинает капризничать, не заводится…

А. К. вспоминает «уазик», который был у него-на целине. Из-за своего привередливого нрава он даже получил прозвище «Цаца»: на переднем и заднем номерах были буквы «ц» и «а», а вместе получалось это самое слово. Так вот, «Цаце» раз десять не поклонишься — не поедешь…

6.20. С. А. возится с катушкой и со свечами. Солнце уже давно над лесом. Усилия С. А. результата не дали. Ждем 9.00 — времени, когда откроется местное СТО. По общему непрофессиональному мнению, дело вовсе не в свечах, а в некачественном башкирском бензине, который залили вчера вечером, позарясь на недорогую цену. «Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной…» Однако посмотрим, что скажут спецы.

8.35. Из-за потерянного времени (и смерти, бродившей рядом) настроение у всех не ахти.

9.30. Мастера в СТО так и не пришли (сегодня же суббота!), но… «копейка» вдруг завелась после очередной, уже совсем безнадежной попытки. Заурчала, как ни в чем не бывало, будто ждала именно этого момента.

Может, правда ждала?

Трогаемся в путь. На спидометре 6622 километра. А. К. посвящает свои строки недавней ситуации:

Судьба нас от чего-то берегла,Когда уехать раньше не пустила.И небо над дорогой загрустило,Дождинками стекая со стекла.Придумана не нами эта связь:Небесного, телесного, земного…Мы снова катим вдаль, перекрестясь,Свою судьбу доверив небу снова.

Далее А. К. выжидательно смотрит на В. П., ожидая «поэтического отклика». Но тот неожиданно отзывается прозой:

— Бог даст, к вечеру окажемся дома… И хочется домой скорее, и… знаю, что завтра загрущу по дороге и по нашей «копейке». Даже по бензиновому запаху, который то и дело просачивается в кабину. Кстати, в детстве этот запах всегда был связан для меня с мечтами о путешествиях и дальних краях. Наверно, из-за Витиной полуторки…

Экипаж проявляет интерес: что за полуторка и кто такой Витя?

— Это давние воспоминания… Хотел когда-то даже такой рассказ написать, да не сложился сюжет. А память о той поре осталась…

Было лето сорок пятого года. Хорошее такое время — полное радости от того, что кончилась война, и надежд на будущую счастливую жизнь. Поэтому и вспоминается все по-доброму.

Особенно запомнились теплые августовские вечера: тихий воздух, золотистые от заката листья громадного тополя, что нависал над нашим двором. Ребячьи игры — то в прятки, то в «штандер», то в запрещенную строгими взрослыми «чику». Впрочем, я в «чику» еще не играл, поскольку был смирным и послушным дошколенком (собирался только в сентябре пойти в первый класс).

Впрочем, к вечеру игры стихали или делались более спокойными. Наскачешься за день, и к закату — уже не до шума и беготни. И совсем тихо, даже уютно как-то делалось во дворе, когда там появлялся пыльный разбитый грузовичок — полуторка.

Шофером был Витя. Худой, всегда небритый парень с глубоким шрамом на правой щеке, под щетиной. Шрам, как мы все понимали, он заработал на фронте, где, по чьим-то рассказам, тоже был водителем, причем героическим. В двухэтажном деревянном доме, что стоял в нашем дворе, Витя поселился весной. Был ли он чей-то родственник или квартирант — не помню. Помню только, что отличался Витя немногословием и добродушием. Позволял ребятне лазить по кузову, забираться в машину и крутить баранку. Сердился только, если давили на кнопку гудка:

— Вы мне аккумулятор посадите, черти полосатые!

И скоро все уяснили, какое это непростительное дело — «посадить» Витин аккумулятор. Сигнальная кнопка сделалась «табу». Грешника, который осмелился нажать ее, ждало всеобщее осуждение и отлучение от игр на целый вечер. Еще бы! Ведь Витя мог рассердиться всерьез, и тогда — прощай надежда на путешествие…