Майте Карранса - Избранница Страница 24

— Бедняжка.

— Ладно, пошли и перестань думать об этом.

Цицерон тут же понял, как ему следует поступить.

Однако дело осложнилось появлением множества крыс: грызуны обнюхивали его туфли и, совсем обнаглев, стали приближаться к его носу.

Черт бы их побрал!

Марина

Она была довольна, горда и великолепна. Быть Анхелой означало пережить нечто неземное. От преклонения толпы у Марины возникло ощущение пресыщения от сладкого. Улыбки и взгляды, полные восторга и желания, отдавали чем-то приторным. К тому же ей пришлось признать, что все это утомляло. Ей не хотелось проявить хотя бы одну слабость, однако она была немного огорчена и довольно голодна. Королева Оонаг предложила ей вкусный инжир, однако король от имени Анхелы со всем отвращением, которое ему позволительно, отверг подношение.

Где же Лилиан? Она снова подводила ее. Марине хотелось узнать, что происходит с сестрой. Она исцелилась от своей болезни? С нее сняли проклятие? А Патрик? Что будет с Патриком? Марина впутала его в неприятности, но не знала, несет ли за него моральную ответственность. Она твердила себе, что не несет, что Патрик дружок ее сестры, что именно Лилиан затащила его в лес и на нее и ложится ответственность за все случившееся.

«Марина, это эгоистичная и недостойная мысль», — мысленно упрекнула она себя. И к своему изумлению, обнаружила, что разговаривает сама с собой, и что ее второе я, «я» Анхелы, обвиняет ее в несолидарности.

Она — Марина? Она — Анхела? Кто она? Она влюблена в Патрика? Он ей кажется полным глупцом и пустозвоном? Ей хочется сбежать? Или ей хочется остаться, чтобы ее обожали и почитали?

Ужас! Ей никогда и в голову не пришло бы, что столь тревожно переживать кризис личности. Ей была нужна Лилиан, чтобы узнать, кто вселился в нее и кто определял ее поступки.

Но Лилиан не появлялась. Придется уживаться с надменным Дианкехтом, который даже собирался проникнуть в ее покои.

— Пожалуйста, оставьте меня на несколько мгновений, мне нужно побыть одной, — молила Марина, удерживая дверь от гофмейстера, напиравшего на нее с другой стороны.

— Вас проводят ваши горничные, — настаивал надоедливый придворный.

— Мне они не нужны, премного благодарю, мне никто не нужен.

— Я настаиваю, протокол велит, чтобы даме прислуживали горничные.

«Разве он не понимает, что я хочу побыть одна? Неужели это так трудно понять?» И тут Марине пришла в голову гениальная мысль.

— Мне наплевать на протокол!

Сказав это, она закрыла дверь перед носом изумленного Дианкехта и зажала рот руками, смущенная этим гениальным выпадом, который случился неожиданно и больше подходил Марине, чем Анхеле.

И хорошо, что она зажала рот. Перед ней открылось ужасное зрелище. Весь пол был усеян мертвыми крысами, и, прежде чем она успела закричать, хотя это было не по ее части, чья-то рука легла на ее руку и знакомый голос прошептал ей на ухо:

— Не кричи, не говори ничего, это Цицерон. Я отпущу твою руку, но, пожалуйста, не выдавай меня!

Рука, схватившая ее, разжалась, и Марина медленно обернулась, не веря своим ушам.

Это был он! Это Цицерон! Ей хотелось броситься в его объятия, расцеловать, сказать, что безумно скучала, сказать, что он ей мерещился в каждом углу, в каждой тени, в каждом кусочке земли, но вместо этого Марина целомудренно улыбнулась и опустила глаза:

— Я рада тебя видеть.

Цицерон очень нервничал, она заметила, что он не знает, куда деть руки, и странно смотрит на нее. Вероятно, его поразила ее красота.

— Кто ты? — спросил юноша с искренним удивлением.

Марина задавалась тем же вопросом, но на всякий случай решила ответить не прямо.

— Это я.

— Я видел, как тебя заколдовали, как ты стала другой. В кого они превратили тебя?

— Скажем… в Анхелу.

И с присущим Анхеле кокетством она крутанулась вокруг себя.

— Тебе нравится как я выгляжу, правда?

Цицерон умолк, и Марина, ожидавшая радостного согласия, подумала, что он робок, что парни иногда боятся слишком красивых, слишком умных или слишком симпатичных девушек.

— Будь, кем хочешь, только выслушай меня внимательно, — разрядил ситуацию Цицерон.

Марина-Анхела открыла свои небесно-голубые глаза и внимательно смотрела на него.

— Тебя подстерегает опасность. Оонаг собирается отравить тебя и отправить в Царство тьмы.

Марина так и думала.

— Не ешь ничего, не пей ни капли воды, не бери в рот ни щепотки соли. Если ты хоть что-нибудь съешь, ты либо помрешь, как эти крысы, либо станешь пленницей этого мира.

Марина приуныла: она не думала, что опасность так близка. Разве она не находится под защитой Финваны? Неужели у Финваны так мало власти?

Цицерон продолжал давать наставления:

— Я пытаюсь разузнать, как убежать отсюда. Как только узнаю, подам тебе знак. Будь внимательна и не доверяй Оонаг.

Марина хотела спросить о чем-то, но Цицерон не дал ей такой возможности, указав на пол, который был усеян мертвыми крысами.

— Эти крысы отведали закусок, которые приготовила для тебя королева Оонаг. Теперь мы спрячем их, а ты сделаешь вид, будто съела землянику и отравленный мед, а теперь испытываешь недомогание. Королева Оонаг не спустит с тебя глаз. Из-за этого мы окажемся в выигрышном положении, когда перейдем в контрнаступление. Договорились?

Марина и в самом деле испытывала недомогание.

— Ты спас мне жизнь, — робко призналась она и, подобно ангелу, непрерывно захлопала глазами, чему сама очень удивилась.

Неужели она строит ему глазки?

У Цицерона не было времени разбираться в таких хитростях, он стал торопить ее:

— Давай же, и быстрей!

Преодолевая отвращение, Марина приподняла юбку до колен и довольно бодро стала заталкивать мертвых крыс под кровать.

Затем Цицерон положил поднос на столик и дал ей знак сесть.

— Притворяйся и делай вид, что ты наелась. Так у тебя появится повод отказаться от еды во время пира. Ничего не пробуй, даже если будешь умирать с голоду.

Марина беспрекословно повиновалась.

— Почему ты все это делаешь? — тихо спросила она, пытаясь соблазнить Цицерона: то есть она спросила это нежно, с дрожью в верхней губе, так, чтобы ему было легче дать ответ, который, как она интуитивно чувствовала, прозвучит совсем просто: «Ты мне нравишься» или: «Я без ума от тебя».

И это станет прелюдией к поцелую, долгому поцелую.

Однако Цицерон не воспользовался случаем. Прежде чем броситься под кровать, он ответил:

— Ты волнуешь меня больше, чем моя видеоигра.

Марина расстроилась.

Вскоре явился Дианкехт собственной персоной, чтобы отвести ее на пир.

— Как? Вы еще не переоделись?

Марина разыграла спектакль.

— Я очень проголодалась и нашла угощение, однако сейчас испытываю недомогание.

Дианкехт побледнел:

— Я не велел, чтобы вам что-либо подавали.

Марина показала ему на полупустой поднос, на котором лежали остатки земляники, пролитый мед и наполовину опустошенный кувшин со свежим пивом.

Дианкехт понюхал поднос, и на его лице появилась гримаса.

— И вы говорите, что чувствуете себя не очень хорошо?

Марина умирала с голоду и чувствовала, что теряет силы.

— Я чувствую, у меня совсем нет сил.

— Садитесь, садитесь немедленно и больше не ешьте. Я схожу за врачом.

Марина тут же встала:

— Нет, в этом нет необходимости.

— Вы уверены? Вам ничего не нужно?

— Моя фея, я хотела бы увидеть свою фею Лилиан. Вы не могли бы предупредить ее?

По губам Дианкехта скользнула едва заметная улыбка.

— Мне бы тоже хотелось увидеть ее. У меня к ней есть кое-какие нерешенные вопросы.

Дианкехт щелкнул пальцами, дав знак двум девушкам войти.

— Переоденьте ее и приведите в надлежащий вид.

Вытерпев нескончаемую пытку, во время которой две опытных камеристки двора одевали ее, расчесывали ей волосы, увешивали ее драгоценностями и умащивали разными средствами и духами, Марина была готова к пиру. Хотя ее несколько смущал огромный вырез нового платья.

— Мне не будет холодно?

— Нет, моя госпожа, вы будете божественны.

— Думаете, я смогу удержаться на ногах с таким огромным количеством драгоценностей?

Горничные рассмеялись:

— Разумеется. Жемчуг вам дивно идет!

Горничные приблизили к ней зеркало, и Марина так изумилась, что отступила на шаг. Неужели она такая на самом деле? Неужели она — эта прелестнейшая девушка, что отражалась в зеркале?

Марина подняла руку, и отражение в зеркале сделало то же самое, она высунула язык, и дерзкая девчонка поступила так же, она приплюснула нос, и отражение состроило поросячью рожицу. Марине это понравилось, и она совсем осмелела перед изумленными дамами.