Александр Зорич - Денис Котик и царица крылатых лошадей Страница 26

И, конечно, стало ясно, что Роза Марленовна больше всего боится, как бы кто-нибудь не продолжил дерзкий почин неизвестного террориста. Вдруг завтра, а может послезавтра на прежнем месте над дверями появится очередная карикатура!

Только изображена на ней будет не Виола Ивановна в бричке, запряженной горе-женихами, а сама директриса в окружении заварных пирожных, которых она могла проглотить за раз целую дюжину! А там и до Крокодиллы дело дойдет. И до Диеты…

Что же это в самом деле начнется, если все, кому захочется, начнут издеваться над учителями?

Новость об отмене показа мод буквально потрясла школу.

Девчонки 7-"Б" враз погрустнели. Выходило, что событие, к которому они готовились с самых весенних каникул, выпрашивая у своих мам шляпы и браслеты, перешивая бабушкины плюшевые халаты на вечерние платья с декольте, срывается из-за какой-то идиотской картинки!

Выходило, что дискотеки, на которой каждый из мальчишек 7-"Б" рассчитывал станцевать медленный танец с Кристиной Заграйской, не будет! И все из-за куска ватмана, на котором накарябаны какие-то неприличные глупости!

Нет, вынести такое мог только человек со стальными нервами…

Но не успел класс взорваться негодующими воплями, как дверь отворилась и на пороге снова показалась фигура Розы Марленовны в цветастом платье фасона "Прощай, молодость!".

— Имейте в виду, ребята, — медовым голоском сказала директриса, — если кто-нибудь из вас поможет мне найти и наказать виновного, то я, может быть, и разрешу снова и дискотеку, и показ мод!

Когда дверь затворилась, класс наконец зашумел.

— Знала бы, кто сделал, — писклявым голосом заявила хорошистка Оля Вострикова, — я б ему… я б ему… я б ему все лицо расцарапала!

— А я… а я… я б с ним потом никогда не здоровалась! — сказала Даша Ким.

— Можно подумать, большая честь с тобой здороваться, — как всегда съязвил Уткин.

— А я… я бы ему правый хук провел! Прямо в челюсть! — простодушно заявил Антон Кулачник. Он очень гордился тем, что неделю назад записался в секцию по боксу.

"Знали бы вы, что это сделал ваш любимый Леха Тюленько… " — вздохнул Денис, однако промолчал.

— Это ужасно! — всхлипнула вдруг Кристина Заграйская и… заплакала.

— И не говори, — шморгнула носом Оля Вострикова.

— А я так надеялась! — к плачущим девчонкам присоединилась и Даша Ким.

— А я во дворе уже всем девочкам нахвасталась, — грустно всхлипнула Юля Бушуева. — Теперь они поднимут меня на смех…

И только Леся Кобзарина молчала. Хотя к показу мод она подготовила целых три костюма.

Вид плачущих девчонок показался Денису совершенно невыносимым. Таким же невыносимым, как зрелище плачущей Виолы Ивановны.

Он отвернулся к окну.

Больше всего в тот момент ему хотелось стать невидимкой. И уж, конечно, он боролся с огромным, как небоскребы в Нью-Йорке, искушением: пойти к Розе Марленовне, рассказать все и тем самым положить конец кошмару со слезами и разочарованиями. Ведь это было в его власти!

— Деня, а ты чего там притих? — вдруг громко спросил его Тигра. — Тоже ревешь, что ли?

— Сдается мне, Денька в курсе, кто Виолу нашу опредметил, — проницательно добавил Подольский. — Уж больно смирный он сегодня.

— А может, это вообще он нарисовал?

— Вряд ли. Он у Виолы в любимчиках ходит. Слышал, небось, она его "свитхартом" называет!

— Так знаешь или нет? Говори немедленно! — потребовал Антон Кулачник, притискивая Дениса к оконному косяку.

Несколько секунд в душе Дениса боролись желание сказать "да" и… нежелание выдавать товарища. Ведь после всей этой истории Леху Тюленько непременно выгонят из школы. С позором, с нервотрепкой! И навсегда испортят ему характеристику. А его старая больная мама Мария Григорьевна даже не заплачет, а только будет смотреть на него, Дениса, с немым укором…

"Нет, пусть лучше провалится эта дискотека сквозь землю. Вместе со всеми этими дурацкими модами!" — решил Денис.

"А с Лехой я потом лучше сам поговорю. Один на один. Чтобы больше так не делал, придурок майский!" — решил Денис и на душе у него вроде как полегчало.

Он посмотрел Антону Кулачнику прямо в его упрямые глаза и твердо сказал:

— Отцепись. Не знаю я ни фига. И знать не хочу.

Вид у Дениса был таким грозным, что даже новоиспеченный боксер Кулачник сразу пошел на попятную.

— Да ты чего сразу в бутылку лезешь? Я же просто спросил!

— Никаких проблем, пацаны, — примирительно сказал Альберт Подольский. — Я тут вообще подумал, что нам эта школьная дискотека? Можем устроить у меня дома еще и получше! Моды эти ваши тоже можно у меня дома показать! И всех делов!

— А родители разрешат? — с сомнением спросили девочки.

— Спрашиваете! Да предки у меня просто шелковые!

— А место у тебя в квартире есть? — скептически спросила Оля.

— Ха! Да у меня восемь жилых комнат, не считая гостиной и двух ванных! Так что в следующее воскресенье приглашаю всех к себе! Но только учтите: гамбургеров я не обещаю. И колу тоже несите с собой сами!

Класс грянул дружное "ура"! Да так громко, что директриса Роза Марленовна, которая подслушивала у замочной скважины под дверями, едва не оглохла.

А после обеда Денис подкараулил Леху Тюленько в парке.

Как и ожидал Денис, Леха выгуливал своего Баксика между каштанов центральной аллеи.

Выглядел Леха понурым. Когда Денис окликнул его, одутловатое лицо Тюленько стало затравленным и испуганным, словно бы Денис был не Денисом, а Фредди Крюгером, явившимся за своей очередной жертвой.

— Чего это ты тут делаешь? — спросил Леха.

— Тебя ищу, — без обиняков ответил Денис.

— Делать тебе нечего? Я вообще-то болею…

— Ага. Двухсторонним воспалением хитрости, — скептически процедил Денис.

— Ну, не веришь — не надо, — Леха сделал вид, что обиделся и даже два раза натужно кашлянул. — Вообще-то я простудился.

— Оно и видно. А чтобы температуру побыстрей сбить, пошел в парк прогуляться.

— Я бы не пошел. Но собаке-то надо в туалет! Не может же она ходить прямо в подъезде?!

— Ну почему, вот Мопассан, кот нашей соседки, только в подъезде и делает…

— Мой Баксюта не из таких. Он у меня культурный. А вообще, чего ты меня ищешь? — робко спросил Тюленько.

— Поговорить надо.

— О чем это? — ощетинился тот.

— Да о Виоле Ивановне.

Леха посмотрел на Дениса глазами, полными ужаса, но тут же кое-как взял себя в руки и даже попытался соврать.

— Она что, меня сегодня вызывала?

— Не вызывала.

— Странно, — наигранно удивившись, пожал плечами Леха. — А то в прошлый раз обещала… Что проходили?

— Ничего не проходили. Урока не было.

— Виола заболела? Или почему? — Леха скроил заинтересованную мину.

Увы, актер из него был препаршивейший. Такого актера режиссер наверняка задушил бы на первой же репетиции, если бы вдруг взял его в свой театр.

— По кочану, — довольно грубо сказал Денис. — Надоело мне это. Хватит из меня дурака делать. Знаю я все.

— Что это "все"? — переспросил Леха. Голос его предательски дрожал.

— Да все. Про картину твою. И про то, что это ты нарисовал. Ну, может не нарисовал, а художнику заказал.

Леха молча посмотрел Денису прямо в глаза. Взгляд у него был полубезумный. И Денис вдруг подумал, что Леха вот сейчас возьмет — да и упадет в обморок, как директриса на лестнице перед школой.

И что он тогда будет с ним делать? Кричать на весь парк "доктора! доктора!"? Или делать ему искусственное дыхание, как учили на уроках самообороны и выживания?

— А откуда… откуда ты знаешь? — с трудом выдавил из себя Тюленько, часто-часто моргая.

— Откуда-откуда… Догадался!

— И что? Ты… ты… рассказал им?

— Кому?

— Ну… в школе… Виоле, остальным…

— Нет, Леха. Я ничего никому не рассказал.

С минуту Леха Тюленько переваривал услышанное. А затем… бросился к Денису обниматься, ну точь-в-точь как футболисты после забитого в неприятельские ворота гола.

— Друг! Ты настоящий, настоящий друг! Спасибо, Денька! Спасибо! Даже и не знаю, как сказать… как благодарить!

— Эй-эй! Постой! Да постой же ты, Леха! — едва отбился от дружеских излияний чувств Денис. — Во-первых…

— Что? — сияя идиотской улыбкой, спросил Тюленько.

— Во-первых, никакой я тебе не друг…

— Так ты сказал им, что ли? — голос его помертвел, а выражение лица враз превратилось из ликующего в обреченное.

— Нет. Но ты меня не дослушал. В общем, во-первых, никакой я тебе не друг. Никогда мы с тобой друзьями не были. Друг у меня — Тигра. А ты мне только приятель. И, между прочим, у Джека Лондона написано, что между этими двумя словами такое же расстояние, как между Лос-Анджелесом и Нью-Йорком. Но я все равно им не сказал. Хотя они очень и очень меня об этом просили. И даже заставляли!