Алекс Шерер - Охотники за облаками Страница 26

Я не спросил ее о других событиях того дня, а сама она не стала рассказывать. Однако теперь, когда она обрисовала ситуацию, я и так запросто мог догадаться об остальном.

Мы сидели на палубе. Ветер играл ее волосами. Ее зеленые глаза были темны и задумчивы. После долгого молчания она снова посмотрела на меня.

– Так что теперь мы обязаны туда вернуться, – сказала она. – Времени осталось совсем мало.

– Времени?

– До Дня Квенанта. Когда его повесят. Если мы не успеем его вызволить.

Я уже плохо понимал, во что ввязался.

– А если не получится? Или вы не успеете?

– Тогда, если будет возможность, мы найдем человека, виновного в том, что его арестовали.

– И что тогда?

– Мы убьем его, – просто ответила она. – Как иначе? Если отца будет не вернуть, мы отомстим.

– Но так же нельзя, – сказал я. – Нельзя просто убить его.

Она посмотрела на меня с недоумением.

– Почему нет? Это будет правильно.

– Нет, совсем не правильно, – не соглашался я. – Все эти… око за око…

Она все еще выглядела озадаченной.

– О чем ты? Какое еще око?

– Око за око – и весь мир ослепнет.

– Что это значит?

– Что мстить не стоит.

– И что, я должна позволить кому-то выколоть мне глаз и ничего не сделать в ответ? Это ты хочешь сказать? Просто не обращать внимания? Подставить вторую щеку, или как? Чтобы и по второй ударили? А потом снова по первой? Сколько ударов и оскорблений нужно снести, прежде чем дать отпор, а, Кристьен? Что, если бы его месте был твой отец?

– Допустим, но если у вас получится спасти твоего отца, что тогда? Тогда вы не будете мстить?

– Может, и нет. Поживем – увидим. Удача может и не оказаться на нашей стороне.

– Нужно искать справедливости законным путем.

– Но ведь все произошло по закону. По их закону. По закону квенантов. Чем ты слушал? Это был закон их острова. Кто угодно может сочинять законы и называть законом беспредел. Так что это – наш закон. Мы устали от вашего закона, Кристьен. Он бессилен. Он не нужен. Единственный настоящий закон – это тот, который ты можешь исполнить сам. Полиция не станет рисковать своими шкурами ради спасения моего отца. Они оставят его там им на растерзание. И ты хочешь сказать мне, что если кто-то взял бы в плен или убил твоего отца, ты бы не отомстил?

– Я этого не говорил. Я не говорил, что я бы ничего не предпринял. Но твой отец пока жив. Я просто…

– Что? Ты бы просто написал красивую, грамотно сформулированную жалобу, да? – перебила она с едким сарказмом. – Так бы ты поступил? Так вы решаете все проблемы в вашем чистеньком вежливом мирке? Просто напиши: «Уважаемый сэр… Хотел бы выразить свое глубочайшее несогласие с законами, по которым можно вешать собак и убивать людей, которые пытаются их спасти. Прошу великодушно, постарайтесь такого больше не допускать. Заранее спасибо…» Так бы ты восстанавливал справедливость?

Я молчал. Сейчас не стоило ничего говорить, ведь что бы я ни сказал, становилось только хуже. Если ее еще чуть-чуть распалить, жди колоссального взрыва.

Наконец я придумал нейтральную и не взрывоопасную тему – вопрос, который не должен ее разозлить.

– А кем вам приходится Каниш? – спросил я.

– Он мой дядя, – ответила Дженин. – Папин брат. Он поможет нам спасать папу – или сделать то, что должно быть сделано, – добавила она и умолкла.

– А я?

– Ты?

– Да, я. Что буду делать я? Зачем я здесь, Дженин?

– Ты хотел поехать с нами. Ты сам напросился, – ответила она с обезоруживающей простотой. – Тебе было интересно, какова она, жизнь охотника за облаками, и теперь ты это узнаешь.

– Дженин… Почему ты согласилась взять меня с собой?

– Так и быть. Мы надеемся на твою помощь. В спасении… и том, что нам, возможно, придется делать.

– А что, если я не захочу помогать и мстить? Что, если я не захочу иметь к этому отношения?

– Нам просто нужно, чтобы ты остался и присмотрел за кораблем. И все. Тебе не надо будет сходить на сушу.

– Тебе не кажется, что все это стоило бы рассказать мне заранее и заранее спросить моего согласия? – спросил я. – И объяснить, во что именно я ввязываюсь? А не откладывать разговор до тех пор, когда будет уже слишком поздно, и я не смогу никуда деться? А если я хочу отказаться и вернуться домой?

– Как хочешь, Кристьен, – сказала она. – Если ты боишься…

– Я не боюсь, просто… – Хотя к чему было врать? И я поправился – Да, Дженин, я боюсь, что в этом такого? Разве ты сама не боишься? Зачем притворяться, что мне не страшно, когда да, страшно? Страха не нужно стыдиться. Я живой человек, и это нормальная человеческая эмоция. Мы ничего не можем с этим поделать. Так что да, я боюсь, и это чистая правда. Я не гордый, и не дурак, и могу это признать. Тебе самой разве не страшно?

– Страшно, – ответила она. – Но какое это имеет значение? Это мой отец. Конечно, мне страшно. Но мы можем помочь друг другу быть смелее, что скажешь?

Я не ответил.

– Слушай, Кристьен! Мы не заставляем тебя ничего делать против твоей воли. Если не хочешь плыть с нами до самого Квенанта, ничего страшного. Мы ссадим тебя на ближайшем населенном острове. Позвонишь оттуда своему отцу, он приедет за тобой и заберет домой. Или даже сможешь сесть на небесный автобус. Просто я думала, ты хотел приключений.

– Хотел, да. Но…

– Всегда есть «но», говоришь…

– Но я не думал, что придется… убивать кого-то… или самому умереть.

– Если повезет, обойдется и без того, и без другого. А если и придется убивать, то нам – не тебе. Будешь просто смотреть. Точнее, просто отвернешься. Как тебе такой вариант?

Ветерок сдул длинные черные пряди с ее лица. Она ушла к другому борту, оставив меня наблюдать за клочьями облаков и размышлять, во что-то я ввязался.

Мне на ум пришли однажды прочитанные в одной книге слова. Там было сказано, что в жизни есть две трагедии: первая – это не получить желаемого, и вторая – получить это. Никогда не понимал, что же это значит. Теперь вот начал.

Она окликнула меня:

– Ну что, Кристьен? Высадить тебя на ближайшем острове? Или поедешь с нами дальше? Я бы хотела, чтобы ты остался. Но не хочешь – как хочешь. Это наша дело. Не твое. Мы поймем. Я не стану думать о тебе хуже.

– Нет, – ответил я. – Я останусь. Останусь.

Я ответил ей, не задумываясь. А потом задумался. Крепко и надолго. Я подумал, не сошел ли с ума. Но это было довольно приятное безумие. И я не собирался менять решение.

Я остался, потому что она сказала, что хочет этого. И это было единственной причиной.

26. Ныряльщики

Самое странное, что всего пару часов спустя меня уже почти не тревожило то, что ждет впереди. В конце концов, все живут с постоянно занесенным над головой мечом, просто немногие отдают себе в этом отчет.

Несчастные случаи, болезни, смерти, катастрофы – эти угрозы висят над нами каждую минуту каждого дня. Но мы стараемся делать вид, будто их не существует, мы учимся закрывать на это глаза, чтобы можно было просто жить и не вздрагивать каждую минуту.

Я утешал себя тем, что путь до Запретных Островов был долгим. Мы еще не там. Мы можем туда вовсе не добраться. Впереди нас ждали еще и Острова Ночи. Вдруг мы не осилим даже этого отрезка дороги?

Так зачем же бояться смерти от рук фанатичного квенанта, когда нас еще вполне могут успеть проглотить небесные акулы? Зачем дергаться из-за одной конкретной опасности, когда на каждом шагу поджидает еще с десяток других? Нет уж. Если переживать обо всем плохом, что только может случиться, то не успеешь порадоваться и тому хорошему, что время от времени происходит.

Мне было интересно, кто станет тосковать по мне, если я погибну. Родители, конечно; пара школьных друзей; или Дженин, если она сама останется в живых. Мне даже могут поставить красивый памятник в мемориальных садах. Кладбищ у нас нет, ведь мы никого не хороним. Все и вся в конце пути своего обращаются в прах. Солнце дарует нам жизнь, и солнце забирает нас после. Солнце – это тепло, светло и жизнь, а еще оно – смерть и тьма, кладбище и забвение. Там мы хороним своих мертвецов. Чистое пламя. Никакого гниения, никакого разложения. Просто долгая дорога вниз, где заканчивается сам воздух, к величайшему, негасимому, всепоглощающему огню. После поминальной службы мы выходим в небо, обернув покойника саваном, опускаем тело за борт и даем ему упасть.

В отсутствие могил нам остаются только памятники в мемориальных садах. Наша память и память о памяти. И покуда жив хотя бы один человек, который хранит память о нас, мы будем живы в ней. Вот во что мы верим.

Неподалеку от нашего дома есть поле поминовения – на мысе прямо над бездной. Некоторые имена на тамошних памятниках принадлежат еще колонизаторам – тем самым, которые попали сюда с перенаселенной, загрязненной, разрушенной войнами, умирающей Земли. Имена, даты, названия незнакомых городов и цитаты из древних стихотворений.